Middle (джен)

Пятничное заседание Визенгамота началось довольно бодро: судьи явно надеялись закончить побыстрее. Да и зрителей сегодня было куда меньше, и на скамьях прессы тоже виднелись свободные места. Их даже не смутило общее количество обвиняемых — и Лестрейнджа, Гарри знал, такой настрой полностью устраивал. Так что обвинительное заключение Лестрейндж зачитывал с подчёркнуто официальными интонациями, и Гарри в какой-то момент подумал, что такому тону — ровному и усыпляющему — наверняка должны где-нибудь учить.

Начал Лестрейндж, разумеется, с главных обвиняемых — с Батчелора и Скоткинса. Список их обвинений был весьма внушителен, однако Лестрейндж под конец честно сказал и об их помощи следствию, и о том, что, в сущности, они выступали больше исполнителями, чем организаторами, и не нужно забывать о тех, кто пользовался их услугами. Свою часть сделки Лестрейндж честно выполнил, запросив пожизненное заключение «с правом возможного пересмотра дела в будущем» для Скоткинса как непосредственного убийцы, и по совокупности деяний тридцать лет для Батчелора, напомнив при этом судьям, что этот процесс будет для этих обвиняемых только началом, и их ждёт ещё один, во Франции — в этом месте Лестрейндж кивнул представителям французского Аврората, сидевшим рядом с Сэвиджем. И заметив, что пожизненные приговоры могут сделать эту вторую часть попросту бессмысленной.

Для заказчиков Лестрейндж от имени Аврората тоже запросил пожизненное — и судьи, судя по всему, склонны были согласиться.

И всё же заседание вышло долгим. На один допрос только Лестрейнджем уходило не меньше получаса, а ведь судьи тоже задавали вопросы — так что к двум часам, когда был объявлен перерыв, стало очевидно, что за один день дело закончить не получится. Судьи, очевидно, это тоже поняли, так что вовсе перестали торопиться и в шесть слушанья закончили, назначив следующее заседание на завтра, невзирая на субботу.

— Скверно, — прокомментировал это Лестрейндж. — Прессы завтра будет больше, как и зрителей — выходной, заняться нечем.

— Да, не очень хорошо, — согласился Робардс. — Будем надеяться, что публике будет скучно читать криминальную хронику два дня подряд.

— Длинные статьи никто не любит, — задумчиво проговорил Сэвидж. — Может быть, попробовать, напротив, утомить их лишними подробностями?

— А можно, — повеселев, согласился Лестрейндж. — Там как раз осталось два дела: о наследстве и о бизнесе. Очень удачно.

— Завтра суббота, — напомнил Праудфут. — Никто не захочет сидеть долго. Приговор-то, в целом, очевиден.

— Жаль, что в воскресенье нет никакого матча, — вздохнул Сэвидж. — Отвлекло бы.

Но матча не было, так что всё, что мог сделать Лестрейндж, утомить всех цифрами. Так что он пошёл готовиться к завтрашнему заседанию, а Гарри, наконец, отправился домой.

Его там уже ждали — и не только Рон и Гермиона, но и Джинни! Которая, вообще-то, должна была быть на сборах, но вернулась после получения письма от Гермионы.

— Почему ты мне ничего не написал? — накинулась она на Гарри. — Почему я узнаю всё от неё? — она обвиняюще указала на стоящую рядом Гермиону.

— Да я не успел, — попытался оправдаться Гарри, но из этого, конечно, ничего не вышло. Пришлось во искупление рассказывать с подробностями сначала всё, что произошло вчера, а потом и вовсе делиться всем, чем можно, о деле Джагсона. Благо хоть всё это было за ужином — потому что в противном случае Гарри бы, наверное, лёг спать голодным.

— Интересно, — сказал Рон, жуя морковный кекс, которыми в последнее время увлёкся Кричер, — сколько стоят твои волосы? На чёрном рынке.

— Я не думаю, что они там продаются, — возразил Гарри.

— Да почему? — удивился Рон.

— Кому они нужны? — спросил Гарри в ответ.

— Ну, не скажи, — глубокомысленно проговорил Рон. — В борделях, например, должны пользоваться популярностью.

Джинни поперхнулась чаем, а Гарри, чтобы не последовать её примеру, поспешно выплюнул в салфетку кусок кекса и, чувствуя, как приливает к лицу кровь, сказал:

— Рон, ну ты как скажешь…

— Ну а что? — спросил тот удивлённо. — Правда ведь.

— Тогда и твои тоже, — мстительно сказала Джинни.

— Ну да, — согласился Рон. — Я как раз думал, что на этом можно заработать.

— Рон! — воскликнула Гермиона и с размаху стукнула его по голове.

— Да что? — закрылся он руками, а Гарри, глядя на их шутливую, но бурную перепалку, думал, что, кажется, только сейчас начинает понимать его чувство юмора — и завидует ему. Потому что сам он так и с таким серьёзным видом шутить пока не научился, но хотел.

— Только попробуй! — Гермиона показала Рону кулак. — Я тебя побрею налысо — и так, что там уже никогда и ничего не вырастет!

— Я просто предложил! — с недоумевающим упрёком воскликнул Рон, и Гарри пнул его под столом по голени.

— Ну я предупреждала, — Гермиона взялась за палочку, и Рон тут же обхватил голову ладонями и буквально лёг на стол, опрокинув чашку и пролив на скатерть чай.

— Гарри, ты аврор! — Джинни требовательно дёрнула его за локоть. — Останови их!

— Нет уж, — Гарри демонстративно обхватил себя руками. — Я вообще ещё стажёр, и я жить хочу.

— Трус, — Джинни взялась за свою палочку, и в столовой воцарился весёлый хаос.

Однако хотя им и было весело, позже, стоя в душе, Гарри всерьёз задумался над словами Рона, и его передёрнуло от отвращения. Потому что Рон был прав: такое вполне могло быть. Чтобы он теперь хоть раз вышел утром, не почистив мантию? Да никогда! И вообще, твёрдо решил он, нужно поискать защищающие заклинания — они точно есть, им ещё в академии об этом говорили. Нет, ну какой же он всё-таки болван!

С этой мыслью Гарри и лёг спать — и даже общество Джинни его до конца не отвлекло. А ведь Рон определённо знает его куда лучше Лестрейнджа, подумал Гарри, засыпая. Рон нашёл железный аргумент — куда там Лестрейнджу со всеми его наказаньями…

К завтраку Рон вышел абсолютно лысым, вызвав этим дружный хохот Гарри и Джинни и став мишенью неистощимых шуток, в том числе и собственных. И Гарри очень жалел, что должен рано уходить и узнает, придёт ли Рон в таком же виде в суд, только через два часа.

Тщательно очистив мантию перед уходом, Гарри вышел на крыльцо и аппарировал к министерству. В отделе он был без пяти восемь и всё равно пришёл последним, заслужив осуждающий взгляд Долиша. Совещание было уже в разгаре, но от Гарри сегодня ничего не требовалось, кроме как стоять и наблюдать за порядком, так что он просто тихо сел на своё место. Сейчас ему было немного грустно зрителем присутствовать на этой репетиции, в которой он сам должен был бы принимать участие, но из-за собственной глупости это право потерял. Конечно, у него впереди будет ещё много дел, но…

Наверное, он всё же в глубине души надеялся, что его хоть как-то упомянут, но чуда не произошло, и его имя не прозвучало ни на репетиции, ни на самом процессе. Гарри всё, конечно, понимал, и даже говорил себе, что это, в некотором роде, справедливо: в конце концов, он уже получал чужую славу и часть чужих заслуг — что ж, теперь пришла пора пожертвовать своими. Его ведь об этом даже и предупреждали, и Гарри помнил, как он кивал и был уверен в том, что с лёгкостью так сделает — а вот когда пришла пора, то оказалось, что это вовсе не так просто.

Но лицо Гарри удержать сумел, а приговоры, вынесенные Визенгамотом — пожизненные для всех, кроме Батчелора, — несколько утешили его. К тому же выражение лиц французских коллег обещало Батчелору много интересного и неожиданного, так что Гарри под конец процесса совсем приободрился и наконец-то убедил себя, что не так уж и стремился выступить здесь хотя бы в роли свидетеля. И, может быть, за это он и был вознаграждён словами подошедшего к нему после процесса Робардса:

— Ты отлично держался.

— Сэр, я хорошо умею стоять в оцеплении, — весело ответил Гарри. — Это ещё в академии отметили.

— Да? — удивился Робардс. — Надо будет всё же твоё дело почитать, — пробормотал он. — У нас сегодня вечеринка с нашими французскими коллегами, надеюсь, у тебя нет планов на этот вечер.

— Э-м-м, — расстроенно протянул Гарри, потому что планы у него, конечно, были: Джинни вырвалась до понедельника, и, конечно, он не мог сказать ей, что идёт на вечеринку на пол ночи.

— Ну, смотри сам, — не стал Робардс настаивать. — Если что — мы в «Дубе».

— Нет, сэр, — вздохнул Гарри. — Но спасибо.

Ему отчаянно хотелось туда пойти — но, с другой стороны, Гарри очень соскучился по Джинни и больше всего желал сейчас иметь возможность разом оказаться в двух местах, с грустью вспоминая хроноворот Гермионы. Говорили, что все хроновороты были уничтожены во время битвы в Отделе тайн, но Гарри был уверен в том, что это ложь — хотя бы потому что быть такого не могло, чтобы какие-то из них не сохранились в чьём-то частном владении. Да, конечно, это было строго-настрого запрещено, но Гарри уже много знал о том, как исполняются подобные запреты. И потом, ведь не могло такого быть, чтобы технология их изготовления была утеряна. Нет, наверняка хроновороты и сейчас есть, только вот не у него. И ему не разорваться… И, конечно, если выбирать, он выбирает Джинни, которая, кстати, сегодня была в зале. Зачем вообще ему эти французы?

Так что Гарри отправился домой, решив, что будет наслаждаться выходными… ладно — выходным, и праздновать в близком кругу.

— Это потрясающее дело, — говорила Гермиона за ужином. — Жаль, что его слушают сразу после дела Джагсона — оно за ним просто потеряется!

— В этом и была идея, — признался Гарри. Вряд ли это теперь была такая уж секретная информация, решил он.

— Зачем? — удивилась Джинни. — Дело жуткое такое… честно говоря, меня оно пугает больше, чем то, первое. Джагсон — пожиратель, что ещё от него ждать? А тут… бр-р, — она поёжилась. — Обычные же люди.

— Преступления и совершают люди, — сказал Гарри. — Обычные.

— Это-то и жутко, — серьёзно проговорила Джинни. — Я понимаю, почему Моуди подозревал всех. И не понимаю, как остальные авроры этого не делают.

— Думаешь, я превращусь со временем в маньяка, который будет всех во всём подозревать? — шутливо спросил Гарри.

— Надеюсь, что нет, — вздохнула Джинни и обняла его.

— Другие не становятся, — сказала Гермиона. — Ну, наверное. По крайней мере, Робардс кажется нормальным.

— Он нормальный, — улыбнулся Гарри. — Правда. Они все нормальные.

— Тогда будь как все, — тоже улыбнулась Джинни и поцеловала его, и Гарри, отвечая ей, мельком удивился, что никто из них не пошутил про Лестрейнджа.