Middle (джен)

Обедать все, включая Робардса, пошли в маленький маггловский ресторанчик, расположенный неподалёку от министерства.

— Поздравляю с окончанием первого большого расследования, — торжественно проговорил Робардс сразу после того, как они все сделали заказ. — У нас есть для тебя подарок.

— Памятный, — подсказал Сэвидж, и Гарри, улыбаясь, обречённо приготовился к какой-нибудь смешной гадости. В самом деле, не могли же его вот так просто оставить в покое, правда?

— Угадаешь? — спросил Праудфут, когда Робардс достал из кармана небольшой, с ладонь, футляр, обтянутый тёмно-красной кожей.

— Судя по форме и размеру, — с глубокомысленным видом проговорил Гарри, — там щётка.

Все расхохотались, однако Робардс покачал головой:

— Нет.

— Я предлагал, — заметил Лестрейндж, вызвав этим ещё один всплеск смеха.

— Сам подаришь, — сказал Робардс. — Вот как раз на Рождество.

— Непременно, — пообещал Лестрейндж, и Гарри понял, что знает, что подарит ему сам. Это мысль так его развеселила, что он заулыбался во весь рот и предположил:

— Тогда там книга.

— Какая книга? — спросил Робардс.

— Сборник бытовых заклятий, — Гарри очень постарался произнести это серьёзно, но у него это не слишком получилось.

— Нет, — опять качнул головой Робардс.

— Я поставил на тебя! — трагично проговорил Праудфут. — В третий раз не угадаешь — мне придётся оплатить обед!

— Надо заказать вино получше, — решительно сказал Лестрейндж. — В конце концов, мы празднуем.

— Гарри! — взмолился под общие улыбки Праудфут. — Спасай!

— Я не знаю! — воскликнул Гарри. — Зеркало?

— Н-ну-у, — протянул Лестрейндж, и остальные буквально согнулись пополам от хохота.

— Что, правда? — недоверчиво переспросил Гарри. Что ж, это было совсем не так ужасно — точно не так, как щётка.

— Нет, — ответил Робардс, утирая слёзы.

— Но в каком-то смысле, — настойчиво проговорил Лестрейндж, поднимая вверх вытянутый указательный палец.

— Не считается, — вынес вердикт Долиш. — Сожалею, но на сей раз выиграли мы с Сэвиджем.

— Строго говоря, я тоже, — заметил Лестрейндж, — но я должен был на вас поставить, — добавил он, глядя на Гарри.

— Вы в меня не верили? — улыбнулся тот.

— Нет, но вы мой стажёр, — Лестрейндж вздохнул. — И я должен быть на вашей стороне. Что ж, разделим счёт, — сказал он Праудфуту с Робардсом. — И давайте, в самом деле, закажем хорошего вина. Подарок, — напомнил он Робардсу, и тот, прижав руку к сердцу, с лёгким поклоном протянул Гарри футляр.

Тот открыл и ощутил, как совершенно помимо его воли растягиваются в улыбке его губы. Внутри была фляжка — небольшая металлическая… может быть, серебряная? — фляжка, в чьей отполированной сияющей поверхности как в зеркале отражалось всё вокруг.

Гарри вытащил её и увидел выгравированную на дне надпись: «Первый шаг всего лишь первый. И всё же он первый».

— Четыре пинты, — сказал Робардс. — Чары от потери и для сохранения температуры.

— Спасибо, — проговорил Гарри растроганно, прижимая флягу к сердцу. — Спасибо, я… Я очень тронут, и…

— Зеркальная поверхность будет вам напоминать о деле, с которого всё началось для вас, — сказал Лестрейндж.

— Если ты, конечно, будешь её полировать, — не удержался Праудфут, и все рассмеялись.

Обед вышел невероятно тёплым, настолько, что Гарри ужасно не хотелось возвращаться. Но пришлось, конечно, — и когда, вернувшись, Гарри принялся разбирать скопившееся на его столе за последние дни запросы и заявки, он даже обрадовался было привычной и так хорошо знакомой рутине. Не нужно было больше никуда бежать, не спать полночи, срочно оформлять десяток документов, не нужно было напряжённо рыться в архиве или в чьих-нибудь воспоминаниях, и едва ли не впервые в жизни скучное заполнение бумаг показалось Гарри радостным или, по крайней мере, умиротворяющим.

— Сэр, — спросил Гарри Лестрейнджа, улучив момент, когда они остались в кабинете вдвоём. — Можно вас спросить?

— Конечно, — Лестрейндж оторвался от бумаг, которые изучал. Перегородки между их местами не было — про неё как-то все забыли ещё с момента подготовки дел к суду, и так пока что и не восстановили. — Что такое?

— Скажите, сэр, а почему вы выбрали для меня именно те дела? По делу КМВ?

— Потому что вы участвовали в первоначальных допросах, — с некоторым удивлением ответил Лестрейндж.

— Верно, сэр, но ведь это вы выбрали допросы, в которых я участвовал, — возразил Гарри. — Почему именно их?

— Ну, — Лестрейндж откинулся на спинку кресла и оглядел Гарри с довольной и оценивающей улыбкой. — Когда я готовился, они показались мне самыми характерными. И разными. Мне хотелось представить вам как можно более широкий спектр, но я ведь не мог дать вам двадцать дел. Выбрал максимально разные.

— А дело Лилака? — не отставал Гарри. — Сэр, простите, но я не верю, что всё вышло исключительно случайно, и если бы не я, то он бы просто сел, и всё. Ну, в крайнем случае, не он, а Кейд.

— Почему вы в этом сомневаетесь? — с любопытством спросил Лестрейндж.

— Я думаю, вы не могли не знать, — твёрдо проговорил Гарри.

— Я не знал, — ответил ему Лестрейндж. — Признаюсь: мне это дело сразу показалось мутным, но деталей я не знал. И опять признаюсь: если бы вы ничего не увидели, я бы сам проверил всё, возможно, и нашёл бы то же, что и вы, возможно, нет. Сейчас мне кажется, что, конечно, да — но на деле знать наверняка это сейчас нельзя. Я лишь могу надеяться на то, что оказался бы не хуже вас. И только.

Он сказал это очень спокойно, чем ужасно смутил, и Гарри, ощущая, что краснеет, горячо сказал:

— Конечно оказались бы!

— Надеюсь, — кивнул Лестрейндж, и Гарри только сейчас понял, что именно сказал, и смутился окончательно. — Я вполне серьёзен, — мягко проговорил Лестрейндж. — Вы очень профессионально сработали — без всяких скидок на стажёрство.

— Только с выводами поспешил, — от неожиданной похвалы Гарри чувствовал себя мучительно неловко.

— Это мелочи, — махнул рукою Лестрейндж. — Научитесь. У вас есть чутьё, и вы умеете к нему прислушиваться — это важно. И работы не боитесь. Кстати, о работе, — он бросил выразительный взгляд на стол Гарри. — Или у вас есть ещё вопрос?

— Нет, сэр, — признал Гарри.

— Тогда вернёмся к ней, — Лестрейндж взял палочку и восстановил перегородку между их столами.

Домой все разошлись сегодня рано — в шесть, и даже Гарри Лестрейндж не стал задерживать. Жизнь вернулась в свой обычный ритм, и первые дни Гарри этому лишь радовался, но ближе к середине следующей недели… заскучал. Нет, преступления, конечно же, происходить не перестали, но всё это было… нет, не скучно, но — не то. Может, потому что Гарри сам не вёл расследования, а так и оставался ассистентом, но он заскучал и порой с досадой думал о том, что, не сглупи он так, меньше чем через месяц он мог бы уже стать аврором… Нет, он всё равно не согласился бы, конечно, но… но мог бы.

Впрочем, дел всё равно было немало, и они довольно быстро отвлекли Гарри от этих мыслей. Да и приближающееся Рождество, которое они с Джинни встречали в новом качестве жениха с невестой, тоже добавляли хлопот — уж не говоря о со всех сторон сыплющихся вопросов о дате свадьбы.

— Давай уже назначим, а? — спросила как-то в середине декабря Джинни, когда они с Гарри вернулись с семейного обеда. — Потом перенесём, если что.

— Давай, — на самом деле, Гарри обрадовался. Он уже заговаривал как-то с ней об этом, но тогда их что-то отвлекло, а сама Джинни на тему свадьбы молчала так, словно дала зарок. — Давай весной?

— Как раз когда у тебя будет заканчиваться стажировка? — уточнила Джинни, и он вздохнул.

— Тогда на лето, — предложил он. — На июль. Моя стажировка заканчивается тридцатого июня — можно прямо первого, — он улыбнулся.

— Хм, — Джинни огляделась. — Где у тебя тут календарь?

Календарь нашёлся у Гарри в кабинете, а первое июля оказалось вторником, и Гарри с Джинни решили, что праздновать среди недели неудобно, и остановились на субботе.

— Пятое июля, — Джинни словно бы попробовала эту дату на вкус. — Там уже и твой день рожденья скоро…

— Да и твой, — подхватил Гарри. — Так и здорово же: у нас летом будет куча праздников. Подряд!

— Слушай, — Джинни вновь вгляделась в календарь. — А если мы с тобой поженимся двадцатого, тогда между нашей свадьбой и твоим днём рождения пройдёт столько же дней, сколько между ним и моим. И это воскресенье.

— А давай! — обрадовался Гарри.

— Давай монетку кинем? — предложила Джинни, и Гарри понял вдруг, что она нервничает.

— Давай, — покладисто согласился Гарри. — У меня кошелёк в кармане — я принесу, — пообещал он.

— Я с тобой, — решила Джинни, и они вместе отправились в спальню. Гарри отыскал в кармане мантии кошелёк, вытряхнул оттуда сикль и протянул Джинни:

— Давай ты.

— Нет, ты, — она вложила монету в его руку, и он почувствовал, что её пальцы влажные и ледяные.

— Как решим? — снова согласился Гарри, чувствуя себя непривычно взрослым, сильным и… спокойным.

— Дракон — пятое, решка — двадцатое, — сказала Джинни — и зажмурилась. — Кидай!

Гарри положил монетку на край согнутого указательного пальца и подкинул, щёлкнув по её краю большим пальцем. Та подлетела и упала на ковёр, глухо звякнув.

— Что там? — шёпотом спросила Джинни.

— Я кидал — а ты смотри, — сказал Гарри, приобняв её за плечи.

— Давай вместе, — предложила она, и они вместе нагнулись и увидели дракона. — Пятого! — Джинни выпрямилась, развернулась и буквально кинулась Гарри на шею. И он, обнимая и приподнимая её над полом, чувствовал себя невероятно, просто сказочно счастливым.

И подумал, что теперь у него, кажется, появился талисман.

На счастье.