Middle (джен)

Выслушав радостного Гарри, Сэвидж кивнул:

— Повезло. Тяжёлый был бы арест… пока его оставим, хотя я завтра алиби проверю, ну и оборотку исключать нельзя… корреспондент, ты говоришь? — Гарри кивнул, и Сэвидж усмехнулся: — Ты бы пообщался с ним поближе. Я не предлагаю тебе стать его лучшим другом, но иметь в приятелях корреспондента «Пророка» очень полезно. Тем более что вы же, вроде, не питаете друг к другу неприязни.

Гарри понимал, что Сэвидж прав, но мысль о том, чтобы дружить «для дела», а не просто так, была ему неприятна, пусть даже речь шла о приятельстве, а не о дружбе. Но спорить с Сэвиджем не стал и только спросил:

— Сэр, а у вас есть новости?

— Лавка Ламентов останется у старых Ламентов, — ответил Сэвидж. — И как принадлежала им, так и останется в семье — здесь корыстного интереса нет. С Оупли немного интереснее. Своё дело он тоже получил в наследство от отца — тот довольно рано умер, как я понял, от какого-то проклятья. Я подозреваю, что он получил его как раз в процессе приобретения тех самых редкостей, которыми и торговал, ну да не важно. Дело отошло к сыну. Была ещё и дочь, но давно уехала в Австралию, и нам неинтересна. Когда он сел, жена пыталась продолжать, но выходило плохо: как я понимаю, подробных записей её супруг не вёл, и она осталась почти без поставщиков. Но как-то выкрутилась, и хотя доход упал, на жизнь ей с дочерью хватало. В целом, я не думаю, что убийства как-то связаны с бизнесом.

— Вы говорили, что у миссис Ламент не было романов, — вспомнил Гарри. — А у миссис Оупли?

— Да нет, — довольно кисло отозвался Сэвидж. — Насколько мне известно, нет. Её родители считают так, соседи… да и в доме нет следов недавнего мужского присутствия. Хотя могли бы быть: дочь в школе, если аппарировать — соседи не узнают ничего… нет, я не думаю, что дело в этом. Хотя окончательно мы никакие версии пока что не отбрасываем, но займёмся мстителем. Иди, займись смертями, — велел он, и Гарри отправился в архив.

Опыта работы с газетами у него уже было предостаточно, и с месячной подшивкой он закончил меньше, чем за полчаса. За месяц в Британии умерло всего шесть человек, ста восьмидесяти двух, ста семидесяти девяти, ста пятидесяти шести, ста двадцати четырёх, девяносто трёх и тридцати шести лет от роду. И, конечно, Гарри, прежде всего интересовала умершая шестнадцать дней назад ещё молодая женщина, Летиция Паффет. Никаких подробностей в стандартном объявлении не содержалось: только даты смерти и похорон, и их место. Из объявления даже нельзя было понять, кто его дал: муж? Родители? Брат или сестра? Но имя само по себе было той ниточкой, за которую можно было потянуть, и Гарри очень надеялся, что оно хоть что-то даст.

По дороге в Аврорат Гарри заглянул к транспортникам и взял у них адрес Паффетов — вернее, адреса, потому что семейств с подобным именем оказалось целых восемь. Впрочем, именно Летиция в списках тоже значилась, и заодно Гарри, кажется, выяснил и имя подателя заявления, коим вполне мог оказаться её супруг Октавиус, к которому Гарри с Сэвиджем тут же и отправились.

Жил Октавиус Паффет недалеко от Гримсби в старом, крытой толстым слоем соломы выбеленном доме. Мистер Паффет был, видимо, ровесником своей жены, и оказался худым и сутулым мужчиной со словно бы помятым невыразительным лицом. Визит авроров, похоже, удивил его, однако он безропотно впустил их и провёл в довольно большую, но заставленную старой тёмной мебелью гостиную, которую не оживлял даже горящий в камине огонь.

На вопрос, где он был позавчера, в пятницу около часа дня, он даже не спросил авроров о причине их интереса и ответил:

— На работе. Я работаю, вы знаете?

— Где? — довольно дружелюбно спросил Сэвидж.

— У мистера Белби, — с некоторой гордостью ответил Паффет. — Я работаю в его теплицах.

— Какой у вас график? — так же дружелюбно поинтересовался Сэвидж, а Гарри неожиданно поймал себя не то чтобы на раздражении, но на некоторой досаде: очередная ниточка никуда не привела.

— Я там работаю с понедельника по пятницу, — ответил Паффет. — В выходные там другой работник, — добавил он весьма неодобрительно.

— А время? — спросил Сэвидж, и Гарри незаметно начал оглядываться. Мебели здесь было много, и казалось, будто бы сюда свезли переставшие быть нужными вещи из нескольких домой: здесь было два дивана, очень разных, и совсем друг к другу не подходящих, пять разномастных кресел, три журнальных столика и четыре шкафа, занимавших почти всё свободное пространство у стен. На одном из шкафов стояло чучело белого полярного зайца с очень длинными ушами, ещё одно чучело какого-то крупного пятнистого грызуна располагалось на самом большом из журнальных столиков.

— Как положено — с семи и до пяти, — ответил Паффет.

— Десять часов? — без особенного удивления осведомился Сэвидж. Паффет кивнул, а Гарри подумал, что у волшебников ведь не было ни революций, ничего такого, и забастовок не было, наверное, и строгих правил, устанавливающих восьмичасовой рабочий день, не было тоже. И хотя в министерстве рабочий день длился, по большей части, именно столько, никаких законов, требующих того же самого и от других, не существовало.

— Конечно, — подтвердил Паффет.

— Не устаёте? — очень вежливо осведомился Сэвидж.

— У меня два перерыва, — ответил Паффет. — В одиннадцать и в два.

— Большие?

— Когда как, — было похоже, что этот разговор вызывает в Паффете что-то вроде гордости. — Иногда по полчаса. Или по часу даже.

— Вы там работаете один? — тон Сэвиджа совсем не изменился, но у Гарри почему-то возникло ощущение, что он потихоньку загоняет Паффета в угол.

— Конечно, — ответил Паффет очень гордо. — Я прекрасно сам справляюсь, мне никто не нужен!

— Сколько теплиц в вашем ведении?

— Четыре, — Паффет даже кивнул.

— Как контролируется время вашего в них пребывания?

— Там чары стоят, — как-то снисходительно ответил Паффет. — Они всё регистрируют.

— Чары, — кивнул Сэвидж. — Хорошо. Скажите, мистер Паффет, от чего умерла ваша жена?

— Она была очень расстроена в последнее время, — лицо Паффета стало каким-то потерянным. — Очень тосковала… Я ей говорил, что это не самое важное… живут же люди так… но она хотела…

— Детей? — спросил Сэвидж, и Гарри только распахнул глаза, когда Паффет понуро кивнул. — Почему она не могла иметь детей? — мягко спросил он, и Паффет покачал головой:

— Это в войну было… я всегда ей говорил, чтобы она не вмешивалась, — горько проговорил он. — Всегда… Но нет, Летиция — она была такая… Ну вот и… когда к нам пришли, она на них накинулась — кричала, что они не смеют, и что она жалеет, что тут никого нет, и она бы непременно спрятала кого-то, если бы знала магглорождённых близко… и они её порезали, — почти прошептал он. — А я… камины тогда так барахлили, а я, вы знаете… я плохо аппарирую, — он тяжело вздохнул. — Я сам всё залечил… как смог… а после выяснилось, что я что-то там напутал. Ей всё было плохо, плохо… пока камины починили…

— А сова? — спросил Сэвидж.

— Сову они убили, — голос Паффета чуть дрогнул, и у Гарри сжалось сердце, как всегда бывало до сих пор, когда он вспоминал о Хедвиг. — И я… в общем, в Мунго нам сказали, что уже поздно, и они ничего исправить уже не могут. Если б сразу… Но она не дожила. Она бы просто кровью истекла… а вышло… — он покачал головой и замолчал.

— Как она покончила с собой? — Сэвидж задал этот вопрос мягко, но так уверенно, словно знал наверняка, что произошло.

— Зелье выпила, — ответил он. — Она… мы… мы спали с ней отдельно — и я утром ушёл тихо, и не стал её будить… вечером… — его голос снова дрогнул и прервался. Паффет вдруг засуетился, вытащил из кармана платок и, прижав к глазам, застыл так ненадолго. — Простите, — пробормотал он и высморкался. И повторил: — Простите. Я… я просто не знаю. Не знаю, как теперь… она… — он смял платок и сунул его назад в карман. — Она просто была… Летиция… я просто не знаю, — повторил он.

— Вы нам позволите осмотреть дом? — спросил Сэвидж, и Паффет махнул рукой:

— Смотрите, — и опустился на краешек ближайшего к нему громоздкого кресла с тёмно-зелёной уже вытертой бархатной обивкой.

Сэвидж кивнул Гарри, и они начали с гостиной. Гарри не нужно было спрашивать, что они ищут — разумеется, прежде всего они искали похищенные у убитых палочки. Обыск оказался истинным мучением: мебелью оказалась забита не только гостиная, но и весь дом, так что у Гарри с Сэвиджем ушёл на это весь остаток дня и почти целый вечер. Палочек они так и не нашли и, расспросив Паффета на прощанье о подругах и родных его жены, в отделе оказались около девяти вечера.

— Не думаю, что это он, — резюмировал Сэвидж. — Выглядел он очень перспективно — но нет, вряд ли. Впрочем, есть ещё родня, но это завтра.

— Сэр, а почему? — спросил Гарри.

— Способ не тот, — ответил Сэвидж. — Убить может любой, но скажи, ты можешь представить этого Паффета фактически отрезающим головы двум женщинам? Вот если бы их отравили, я поверил бы. Или оглушили. Задушили… в общем, нет. Не думаю. Однако по домам, — он посмотрел на часы и проворчал: — Тебе-то хорошо, тебе никто слова не скажет… жена недавно обещала превратить меня в куколку и подвесить где-нибудь в шкафу.

— А в какую именно куклу, сэр? — улыбнулся Гарри.

— Куколку, — поправил тот. — В которую гусеница превращается. Говорит, хочет посмотреть, как я буду вылупляться, — хмыкнул он. — Так что если я однажды пропаду, ищите у меня в шкафах. Домой, — повторил он, выразительно убирая в ящик папки со стола. — Кстати, можешь изучить пока, — он скопировал составленный со слов Паффета список и отдал его Гарри. — Но дома!

Оказавшись дома, Гарри был уверен, что ему не до списков: он так устал от обыска и общей атмосферы дома Паффетов, что больше всего на свете хотел просто полежать в ванне, а потом поужинать. Однако просто так лежать довольно быстро оказалось скучно, так что Гарри призвал список и, подвесив его перед собой, принялся лениво изучать. Родители Летиции сразу после её смерти уехали в Испанию, хотя, конечно, эту информацию следовало ещё проверить, так же как и то, что её работавший в Исландии брат в Британию действительно вернулся лишь на похороны, после чего её покинул.

Подруг у Летиции было немного: по словам супруга, до войны его жена была очень общительной, но потом постепенно почти всех их растеряла. Осталось всего три, из которых Паффет выделял одну, Эвелину Тутхилл. Видимо, решил Гарри, они с Сэвиджем завтра утром и пойдут к ней.