Middle (джен)

Мальсибер между тем лёг на койку и замер, положив правую руку — с которой Робардс, уходя, всё же снял перчатку — себе на грудь и пропустив пальцы между шеей и металлическим ошейником-цепочкой, чуть её оттягивая — словно для того, чтобы вздохнуть. Он казался спящим и расслабленным, но Гарри смотрел на его пальцы, оттягивающие цепочку, и видел, что они напряжены, так же, как и его губы. Появившийся с подносом дежурный отвлёк его от созерцания, и Гарри, забрав у него еду, сказал:

— Спасибо. Дальше я сам, — а затем, дождавшись, пока тот уйдёт, открыл специальное окошко и, сняв наложенные Робардсом звукозащищающие чары, позвал: — Ваш ужин. Вам придётся встать, чтобы его забрать.

— Конечно, мистер Поттер, — мягко проговорил Мальсибер, сев. — Я буду вам признателен, если вы скажете мне ещё что-нибудь — мне будет проще ориентироваться на звук вашего голоса.

— Не знал, что мы знакомы, — ответил ему Гарри.

— Ваш голос очень похож на голос вашего отца, — сказал Мальсибер, медленно идя к решётке, — и тут у Гарри в голове всё, наконец, сложилось.

Вот откуда он знал эту фамилию — Мальсибер. Это с ним дружил, по словам Мэри МакДональд, в школе Снейп. С ним и с Эйвери. И, значит, он и вправду знал его отца. И мать. И Сириуса…

— Вы, значит, были близкими друзьями, — язвительно заметил Гарри.

— Скорей, соперниками, — Мальсибер наконец добрался до решётки и остановился, нащупывая поднос. Найдя его, он крепко сжал края и замер, словно бы разглядывая Гарри — хотя это было совершенно невозможно. — Так же, как и с вашим крёстным, — добавил он и, забрав поднос, очень медленно и осторожно пошёл назад, нащупывая ногою каждый следующий шаг. И ошибся, промахнувшись мимо койки и упёршись, в конце концов, в стену, у которой остановился и как-то беспомощно спросил: — Вправо или влево?

— Влево, — сказал Гарри.

Мальсибер повернулся, сделал осторожный маленький шажок, другой, потом ещё один — и, наконец коснувшись коленом края койки, улыбнулся и задвигался увереннее. Сел, поставил поднос рядом, нащупал стакан с водой и жадно залпом осушил, до дна. Повернулся к Гарри и проговорил просяще:

— Можно мне ещё? Пожалуйста. Просто воды.

— Можно, — чуть поколебавшись, сказал Гарри. — Вам придётся снова подойти. Со стаканом.

— Да, конечно, — Мальсибер взял стакан и осторожно, чтобы не задеть поднос, поднялся и, сделав шаг, попросил: — Скажите что-нибудь. Пожалуйста.

— Где Моуди?

— Аластор Моуди, — медленно проговорил Мальсибер. — Я не желаю ему зла. Вы вряд ли мне поверите, но мы довольно долго жили рядом. Когда вы долго делите с кем-то плен, — продолжил он, остановившись, — вы, в каком-то смысле, сближаетесь. Звучит довольно странно… скажите что-нибудь, — вдруг попросил он. — Я заблудился.

— Я здесь, — окликнул его Гарри, и Мальсибер, сделав ещё несколько шагов, остановился у решётки. — Ниже и правее, — подсказал Гарри, и когда Мальсибер наконец-то протянул ему стакан, наполнил его с помощью простого Акваменти.

— Спасибо, — Мальсибер снова жадно выпил, вновь до дна, и попросил: — Можно ещё?

— Так где Моуди? — спросил Гарри в ответ.

— Вы же понимаете, что я вам не скажу, — мягко и серьёзно проговорил Мальсибер. — Я действительно надеюсь, что мы договоримся. И он вернётся. Потому что сам он ни за что не выберется, — добавил он негромко.

— Но вам так жаль, — зло не удержался Гарри.

— Я предпочёл бы обойтись без этого, — сказал Мальсибер, и это прозвучало неожиданно искренне. — Но я — не вы. И в ситуации «он или я» я выберу себя. Вы не нальёте мне теперь воды? — спросил он с какой-то кроткой иронией, и Гарри в ответ молча наполнил его стакан и уже потом ответил резковато:

— Я аврор. Мы здесь не пытаем.

— Вы стажёр, — мягко возразил Мальсибер, забрав стакан. — Вы здесь совсем недавно… хотя, возможно, нравы изменились, — он улыбнулся вдруг и попросил: — Вы не могли бы отвести меня до койки? Я не хотел бы опрокинуть поднос.

— Развернитесь и идите прямо, — вздохнул Гарри, и Мальсибер послушно подчинился. — Стоп. Теперь шаг вправо. И ещё один. Ещё.

— Спасибо, — Мальсибер, коснувшись края койки, наклонился и, нащупав поднос, осторожно опустился рядом с ним. — Как вы вообще узнали обо мне?

— Ну вы же понимаете, что я вам не отвечу, — усмехнулся Гарри.

— Почему нет? — удивился Мальсибер, разыскивая, кажется, приборы. — Я не думал, что это тайна.

Он нащупал вилку — нож ему, конечно же, не дали — затем взял тарелку с рагу, поставил себе на колени и начал есть, и Гарри только сейчас увидел, что у него мелко дрожат руки. Эта дрожь была едва заметна и, похоже, не особенно ему мешала, но Гарри от неё почему-то стало очень неуютно, и прежде, чем понял, что делает, он спросил:

— Вам больно?

— Да, — буднично сказал Мальсибер. — И, — он явно задумался, подбирая слова, — я невероятно устал от вибрации.

— От чего? — это было в самом деле странно.

— На мне магнитные браслеты и волшебные, — пояснил Мальсибер. — Они друг с другом входят в резонанс, и получается вибрация. Мелкая и почти постоянная. Она останавливается лишь когда руки некоторое время совсем не двигаются. Сначала было совсем тяжело: я привык жестикулировать. Теперь немного легче, но всё равно, — он поднял левую руку и расставил пальцы. — Видите?

— Да, — тихо сказал Гарри. Это была пытка, самая что ни на есть настоящая и мучительная пытка — возможно, даже неумышленная, но от того не менее жестокая. — Каплан об этом знал?

— Конечно, — Мальсибер снова принялся за еду. — Я говорил ему не раз, да он и сам всё видел. Иногда он обездвиживал мне руки, и это было почти счастье, — он улыбнулся. — Но, в целом, я привык. Удивительно, на самом деле, к чему можно привыкнуть.

— Он так наказывал вас? — спросил Гарри, помолчав.

— Нет, почему? — Мальсибер, похоже, удивился. — Просто мера предосторожности. Я думаю, Каплана не слишком интересовал её побочный эффект.

— Вы так опасны? — спросил Гарри, и Мальсибер улыбнулся:

— Да. Во всяком случае, так думают, — он улыбнулся снова и, доев, вернул тарелку на поднос и снова по нему пошарил — и, наткнувшись на кусок хлеба, взял его, обнюхал и, вздохнув, откусил и запил водой.

— Так вы опасны? — снова спросил Гарри, и Мальсибер, вскинув голову, повернулся к нему так, что опять возникло ощущение, будто тот смотрит на него.

— Смотря кому, — ответил он, и Гарри увидел, как дёрнулась его верхняя губа — совсем чуть-чуть, едва заметно. Мальсибер откинулся на стену и машинально оттянул ошейник.

— Он вас душит? — тихо спросил Гарри.

— Да, — просто сказал Мальсибер. — Но я и к этому привык. Но вот повязка… — он потрогал её и поморщился. — Каплан её снимал, когда со мною не общался — иначе бы я, кажется, ослеп. Но с его смерти прошёл уже, если я не ошибаюсь, месяц — а мне самому её не снять. И это невыносимо — жить в абсолютной темноте.

— Я думаю, её с вас снимут, — сказал Гарри.

Мальсибер горько усмехнулся:

— Может быть. Вы сказали, что здесь больше не пытают — но что это, если не продолжение пыток? Не мне, конечно, жаловаться, — негромко добавил он, и Гарри подтвердил:

— Не вам. А как вы оказались в вашем доме?

— Я думаю, мне ещё зададут этот вопрос под протокол, — сказал Мальсибер, выпрямляясь и словно вспомнив о кусочке хлеба, что всё ещё держал в руке. — Это не та история, которую мне хочется повторять дважды. Но можете Аластора там не искать, — добавил он и откусил кусок.

— У нас нет выбора, — ответил ему Гарри. — И вам мне верить не с чего.

— Конечно, — подтвердил Мальсибер.

Он молча доел хлеб и допил воду и, поставив стакан на поднос, спросил:

— Мне всё это вернуть?

— Да, — ответил Гарри. Всё равно стола в камере не было.

— Поможете? — Мальсибер взял поднос и встал, и Гарри увидел, что руки у него дрожат сильнее.

— Вам хуже? — спросил он.

Мальсибер усмехнулся:

— Не знаю, почему еда даёт такой эффект. Как и вода. Поэтому я стараюсь есть и пить пореже — голод не так мучителен, как эта вечная вибрация. А вот с жаждой хуже, — он вздохнул и улыбнулся. — Скажите что-нибудь.

— Каплан опасался, что вы владеете беспалочковой магией, — сказал Гарри.

Мальсибер тихо фыркнул:

— Если это поможет снять магниты, я готов поклясться чем угодно, что из беспалочковой магии мне доступен разве что Люмос и всякие такие мелочи. Я никогда не занимался ей. Клянусь. В конце концов, их можно надевать во время допросов или при любых других контактах — но хотя бы на ночь их же можно снять? — спросил он так тоскливо, что Гарри даже против своего желания ощутил пусть слабый, но всё же укол жалости.

— Скажите Робардсу, — ответил он.

— Скажу, конечно, — Мальсибер безнадежно согласился и, наконец, добравшись до решётки, отыскал в ней нужное отверстие и просунул его туда. — Я плохо его знаю, но не особенно надеюсь. Я даже не знаю, снял бы я их на его месте сам.

— Он не жесток, — помедлив, сказал Гарри.

— Это не жестокость, — возразил Мальсибер. — Это разумная предосторожность. Я даже признаю, что заслужил, но если бы вы знали, как я устал, — он снова вытянул руку, и Гарри вновь увидел, как та мелко дрожит. — Вы можете помочь мне? — тихо попросил Мальсибер, разом уничтожая те ростки сочувствия, что тихонько прорастали в Гарри.

— Чем? — сухо осведомился он.

— Вы могли бы обездвижить мои руки? — спросил Мальсибер, и Гарри смешался. Он ожидал услышать совсем другое, и эта простая просьба совсем его запутала. Мальсибер продолжал стоять, держа перед ним вытянутую мелко подрагивающую руку, а потом добавил: — Пусть даже ненадолго. Ваш начальник скоро вернётся, и вам, конечно же, придётся снять заклятье. Пожалуйста, позвольте мне немного отдохнуть, — измученно попросил он, и Гарри сдался. В конце концов, чем могло повредить подобное? Они не Пожиратели, чтобы пытать кого бы то ни было. Он — точно нет.

— Да, могу, — ответил он и приказал: — Вернитесь к койке.

— Спасибо, — Мальсибер тихо коснулся пальцами решётки, и этот жест словно воспроизводил пожатие руки, хотя и не был на него похож. — Я вам обязан.

Он отвернулся от решётки и сделал шаг вперёд, потом второй, потом остановился, нащупывая путь, и Гарри подсказал:

— Ещё пару шагов вперёд. Теперь два шага вправо… нет, ещё один.

Мальсибер повторил:

— Спасибо, — и, добравшись наконец до койки, лёг, вытянув руки вдоль тела. И когда Гарри наложил на них обездвиживающее заклятье, Мальсибер глубоко вздохнул и в третий раз сказал: — Спасибо.

И, кажется, заснул, почти мгновенно — по крайней мере, Гарри так показалось по быстро ставшему мерным и глубоким дыханию и по расслабившемуся лицу, да и всему телу.

Гарри же отошёл к противоположной стене и, наколдовав себе стул, устало опустился на него. Он чувствовал себя уставшим и запутавшимся, и то ли жалел о том, что вообще заговорил с этим человеком, то ли, наоборот, досадовал, что узнал так мало. Но о чём его ещё спросить, Гарри не знал — вернее, знал, но вряд ли смог бы прямо сейчас выбрать. И просто ждал продолжения допроса и в то же время какой-то небольшой частью себя хотел, чтобы Мальсибер смог поспать подольше.

Ну хоть пару часов.