Middle (джен)

Дверь распахнулась так быстро, словно их ждали, и стоящий на пороге несколько обрюзгший мужчина в спортивных штанах и белой не слишком чистой майке без рукавов заорал:

— Пошла вон! — и грязно выругался. И только потом обратил внимание на стоящих возле самого порога незнакомцев. — И чего? — агрессивно спросил он.

— Да ничего, — ответил Робардс, обездвиживая его и уклоняясь от, кажется, детского ботинка, брошенного в него женщиной в растянутой майке и ярко-красных обтягивающих штанах. Её Робардс тоже обездвижил, сообщив спутникам: — Это, как я понимаю, родители.

— Ну, — заметил Сэвидж, — по крайней мере, стирать память им будет несложно. И не жаль.

— Да, пожалуй, проблемы с оставшейся непонятно к кому привязанностью тут не будет, — согласился Праудфут.

— Похоже, дети там, — предположил Сэвидж, направляясь вправо по коридору к комнате, за приоткрытой дверью которой раздавались звуки, кажется, какого-то мультфильма.

Они тихо отворили дверь, но Гарри, глядя на происходящее в комнате, подумал, что они могли бы её даже выбить — с тем же результатом.

В комнате было шестеро детей разного возраста и пола: старшей девочке было, если Гарри не ошибался, лет десять, её сёстрам — наверное, семь и, может быть, три. Один из мальчиков был совсем немногим младше самой старшей из сестёр, другому было около пяти, а младшему ребёнку, чей пол Гарри определить не смог, исполнилось от силы года полтора. Они все сидели или на полу, или на большом угловом диване, на коричневой обивке которого виднелись пятна, и смотрели на жёлтых человечков на экране. Кажется, это была семья, во всяком случае, там точно были взрослые, у одной из которых была смешная высоченная причёска, и дети.

— Этот? — спросил Сэвидж, указывая на сидящего на подушке на полу пятилетнего мальчишку. На нём были заляпанные чем-то джинсы и футболка с каким-то фиолетово-зелёным существом. Тёмные волосы были совсем коротко острижены, едва ли не обриты — впрочем, так же, как у всех других детей, исключая двух старших девочек, у которых они доходили до плеч.

— Да, похож, — ответил Робардс и пояснил: — Мальсибер показал. Да и по возрасту подходит.

— Просто забираем — да и всё, — сказал Праудфут, и Робардс, кивнув, навёл палочку на мальчика.

Такого Гарри ещё не видел. Дети замерли, и время словно не остановилось, нет, но растянулось, и картинки на экране, кажется, задвигались медленнее. А потом в комнате начали просто таять вещи, видимо, принадлежащие ребёнку, которого уже взял на руки Праудфут. Мальчик не был обездвижен, но, казалось, находился в том же трансе, что и остальные дети, а Гарри смотрел, как пропадает стоящая рядом с ним тарелка, и как исчезает валяющийся на краю дивана носок.

Робардс медленно обошёл комнату, затем вышел и направился в соседнюю, а Сэвидж шепнул Гарри:

— Уходим. Он тут сам закончит, — и подтолкнул его к двери, возле которой так и замерли люди, чьих имён Гарри так и не узнал, потому что они аппарировали прямо с лестничной площадки — и не к министерству, а к Мунго. Впрочем, это было правильно, решил Гарри, разглядывая мальчика на руках у Праудфута, пока они шли к лифтам, а потом поднимались в одном из них. Ребёнок как ребёнок… он не слишком был похож на мать, но ведь дети не обязаны походить непременно на одного из своих родителей, не так ли? Выглядел мальчик вполне обычно — разве что взгляд у него сейчас был странный, расфокусированный, будто пьяный, но ведь он находился под воздействием заклятья, так что ничего странного в этом не было. Но Гарри вспоминал то, что знал про этого ребёнка, и у него внутри сжимался отвратительный холодный ком. Но ведь может же быть так, что всё то, что делал Каплан, мальчику не навредило?

Но… неделя родов?

С другой стороны, ведь это же происходило и с мисс Кройн, а она была в порядке. Так, во всяком случае, сказали в Мунго, да и Гарри в ней ничего особенного не заметил. Может быть, ребёнку тоже повезло?

— Как его зовут? — спросил он Праудфута почему-то шёпотом.

— Не знаю, — тоже шепнул тот, и Сэвидж их услышал и ответил саркастично:

— Угадайте.

— Альфонс? — недоверчиво спросил Праудфут, и Сэвидж отозвался:

— В точку! Но я думаю, что это поправимо. Если мать захочет, имя изменить недолго.

— Ну логично, да, — согласился Праудфут и ругнулся, всё же не сдержавшись.

— Но пока что пусть его целители посмотрят, — сказал Сэвидж.

— А что будет, если они выяснят, что он… что с ним что-то не в порядке? — спросил Гарри.

— Смотря что выяснят, — коротко ответил Сэвидж, и Гарри стало очень не по себе. — Если бы она про него помнила, тут не о чем бы было думать, — добавил он, пристально глядя на Гарри. — Но она не помнит. И кто знает, не будет ли ей лучше ничего о нём не знать и дальше.

— А ему? — тихо и упрямо спросил Гарри.

— Может, и ему, — ответил Сэвидж. — Хотя я надеюсь, что об этом думать не придётся.

— Он просто ребёнок, — хмуро сказал Гарри.

— Я надеюсь, — отрезал Сэвидж, явно завершая разговор.

Они дошли до кабинета Уингера, и Гарри подумал, что, возможно, дело не только в том, что тот был одним из лучших специалистов, но ещё и в том, что он уже довольно много знал об этом деле: в конце концов, именно он обследовал и лечил Мальсибера и Моуди… чьё воскрешенье, кстати, до сих пор было секретом.

На сей раз в кабинете Уингер был не один: там собрался целый консилиум, совершенно не настроенный сейчас общаться с аврорами. Так что Праудфут осторожно положил ребёнка на кушетку, и они втроём ушли под обещания «всё непременно сообщить, как только будет, что».

— Надеюсь, новости будут хорошими, — сказал Сэвидж, когда они шли назад по коридору.

Возле палаты Лестрейнджа, где уже не было поста, но на двери слабо светилась предостерегающая надпись: «Не входить! Зачаровано! Опасно!», Сэвидж притормозил и, потерев переносицу, пробормотал:

— Поверить не могу. И ведь я даже ничего странного в этом не увидел.

— Что тебе стало неинтересно, что с ним, да? — спросил Праудфут, и когда Сэвидж кивнул, сказал: — Я сам себе всё то же говорю. Не понимаю. То есть понимаю: чары, заклинание… но это так дико.

— Дико, — согласился Сэвидж.

Они продолжили путь в молчании. Уже в отделе Сэвидж ещё раз просмотрел бумаги, подписал их и, вручая Долишу, попросил:

— Не объясняйте пока Эйвери, куда его везут и для чего. Брать с собой ему всё равно нечего, а у нас с Гавейном есть одна идея. Когда привезёте — сажайте пока отдельно, камеру я подготовлю.

— Думаю, мы вернёмся ночью, — ответил Долиш. — Пока туда, пока обратно… ещё обед там… не раньше полуночи. Гарри, захвати с собой чего-нибудь почитать, — сказал он, убирая со своего стола бумаги. — У меня с собой работа, так что тебе придётся занимать себя самостоятельно.

— Поесть с собой возьмите, — напомнил Праудфут.

— Встречаемся у кареты через полчаса, — решил Долиш, и Сэвидж шутливо проворчал им с Гарри вслед:

— Гуманист. Полчаса ему, смотрите.

Гарри аппарировал домой и взял с собою свитер, тёплый плащ и так и не прочитанные вчера и сегодня номера «Пророка», а также справочник заклинаний, который он иногда в свободное время изучал, и самоучитель латыни, на который времени почти никогда не находилось. Про еду бы он забыл, если бы не ворчащий Кричер, вручивший ему завёрнутые в салфетку бутерброды, один запах которых заставил рот Гарри наполниться слюной. И Гарри вспомнил, что уже почти что полдень, а они с Джинни утром почти проспали и не завтракали.

Долиш, как выяснилось, тоже взял с собой еду — но уже не бутерброды, а настоящий обед, причём ещё горячий. С него-то они и начали — и Гарри, доедая отличнейший пастуший пирог, пошутил:

— Если моя жена станет так готовить, я не представляю, как я смогу поддерживать себя в форме. Как вам это удаётся?

— Дома-то обедать? Ну, обычно это происходит пару раз в неделю, в выходные. Так что я справляюсь, — Долиш разлил по чашкам кофе. — И ты тоже справишься, я убеждён. Ладно, мне надо работать, — сказал он. — Ты доедай, а я надеюсь, пока мы туда-сюда летаем, всё закончить, и ещё поспать бы на обратном пути.

Весь оставшийся полёт они провели в тишине. Гарри успел тщательно изучить оба номера «Пророка», а затем даже почитать немного справочник, но до учебника латыни руки у него всё же не дошли: он задремал и проснулся, когда они уже садились.

Погода в Азкабане была ужасной: штормило, и пронизывающий ветер швырял в лицо то ли брызги, то ли дождь, на лету превращающиеся в снег. Так что той минуты, что прошла между тем, как Долиш с Гарри вышли из кареты и зашли внутрь, хватило, чтобы он продрог буквально до костей.

Ни к какому Эйвери они, конечно, сразу не пошли: комендант сразу же повёл их обедать и, конечно, греться. Гарри же кусок в горло не лез: ему отчаянно хотелось поговорить с Эйвери, и он надеялся, что занятый работой Долиш возражать не будет. И что он не наложит на Эйвери какие-нибудь усыпляющие чары.

Обед затянулся, но в конце концов они всё-таки встали из-за стола. Комендант взялся было их сопровождать, но Долиш отказался, объяснив, что они пока что не планируют извещать Эйвери о том, что его ждёт. И поэтому появление коменданта в камере будет неуместно.

Так что в камеру они отправились вдвоём в сопровождении пары охранников, и Гарри, спускаясь по лестнице, вспоминал, как они искали здесь потерянного заключённого и как всё закончилось арестом заместителя коменданта. И думал, где теперь тот человек, которого они нашли тогда в подвалах, и живы ли его светящиеся странные питомцы?

Они свернули в коридор. Охранник отпер одну из камер и остановился, пропуская Долиша и Гарри внутрь. Эйвери сидел на койке и смотрел на них недоумённо и встревоженно, и Долиш равнодушно бросил:

— Встать. Заключённый Маркус Эйвери, вы будете доставлены в Аврорат. Руки вперёд, ноги расставить, — велел он и, когда Эйвери послушно подчинился, наколдовал кандалы.