Middle (джен)

— Только не в жаб, Поттер, — внезапно рассмеялся Лестрейндж, и этот шуточный тон почему-то подействовал на Гарри словно вылитое на голову ведро ледяной воды. — А то ведь разбегутся, и мы полдня ловить их будем. Простите, — дружелюбно обратился он уже к родным задержанных, — но вы смотрите на мистера Поттера так, будто думаете, что он сейчас сделает с вами то, что ваши дети сделали с другими детьми. Правда, маггловскими — видимо, они считают, что над магглами издеваться можно, — добавил он уже спокойно, но в спокойствии этом был холод.

— Да кто издевается? — возмутилась миссис Скоур. — Дети просто поколдовали чуть-чуть неосторожно!

— Мало ли! — воскликнула другая женщина с узким бледным лицом и густыми тёмными волосами. — Им всего семнадцать! Да, они, возможно, колдовали где-то рядом с магглами, может, не увидели кого-то рядом — но не арестовывать же их за это!

— О, они не просто колдовали рядом с магглами, — мягко возразил Лестрейндж, пока Гарри молча пытался выровнять сердцебиение и успокоиться. Потому что ему очень, очень понравилась идея превратить всех этих шумных родственников в жаб. — Иглы заколдованных ими ежей врастали в магглов. В том числе детей. Что им было делать? Пути в Мунго у них нет, маггловские врачи помочь не могут — только вырезать. Потому что это больно, а ещё страшно, потому что совершенно непонятно, — он вышел из-за спины Гарри и встал рядом с ним. — Представьте, что у вас сквозь кожу прорастают иглы. Вы идёте в Мунго — а вам говорят, что это не заклятье. Иглы не магические — просто выросли. Никто не знает, почему. И их можно только вырезать — но никто не даст вам обещания, что они не вырастут опять. А потом вы узнаёте, что так просто кто-то пошутил. Ваших выросших детей развлекают боль и страх, — его голос, тихий и спокойный, зазвенел, и Гарри увидел наконец-то замешательство на обращённых к ним с Лестрейнджем лицах. — Я — Радольфус Лестрейндж, и я знал таких же, как они, очень хорошо и близко. Просто вашим детям повезло, и им не к кому идти за меткой — их бы с радостью там приняли, таких. Именно таких туда охотно звали. Я не знаю, что решит Визенгамот, но я им покажу маггловские фото пострадавших — до и после. И те операции, что им пришлось перенести.

— Они же просто пошутили! — голос той узколицей женщины посреди всеобщего молчания прозвучал как-то просяще.

— Шутка — это когда всем смешно, — ответил ей Лестрейндж. — Значит, ваших детей веселили и смешили страх, растерянность и боль.

— Мне кажется, им бы понравились уроки Кэрроу, — добавил Гарри зло и жёстко. — Они бы хорошо у них учились. Чтобы сделать Круциатус, нужно пожелать причинить боль. Мне кажется, у ваших детей не было бы проблем с этим заклятьем.

Гарри очень хотелось развернуться и уйти, и он это сделал бы, если бы Лестрейндж вдруг почему-то не отступил назад и не оказался позади и слегка сбоку. Гарри буквально на него наткнулся правой частью спины — и остановился, не начав толком двигаться. Он не будет убегать, сказал Гарри себе. Раз он сам сюда пришёл, он дождётся Робардса, а потом… потом… Он не знал, что сделает потом — уйдёт куда-нибудь, пусть даже ему прогул поставят.

— Что вы себе позволяете? — воскликнул крупный темноволосый мужчина с большими залысинами — и словно дал этими словами разрешающий сигнал всем остальным. Они возмущённо загалдели, и Гарри даже достал палочку, когда громкий голос Робардса перекрыл весь шум:

— Что здесь происходит?

— Это родители задержанных вчера молодых людей, сэр, — ответил непонятно когда появившийся секретарь, до сих пор почему-то не вмешивавшийся.

— Вы хотели меня видеть, — Робардс вышел вперёд и остановился между Гарри с Лестрейнджем и посетителями. — Я вас слушаю.

Толпа снова зашумела:

— Это произвол!

— Они ещё дети!

— Моему сыну едва исполнилось семнадцать!

— Они нам ещё и угрожали!

— Если он Гарри Поттер, это не значит, что ему всё можно!

— Тихо! — гаркнул Робардс, и все замолчали. — Первое. Ваши сыновья задержаны за нарушение Статута и за колдовство над магглами. Второе. Если мистер Поттер угрожал вам, вам следует написать жалобу на моё имя, где точно указать, когда, где и как именно он это делал и какие действие предпринимал — если предпринимал. Потребуется приложить воспоминания, если вы не можете сделать это самостоятельно, вам поможет наш легилимент. Благо свидетелей здесь много, и проблем с доказательствами не будет. Что-нибудь ещё?

— Мы требуем, чтобы наших детей отпустили хотя бы до суда! — сказал тот самый мужчина с залысинами.

— Невозможно, — сухо ответил ему Робардс. — Нарушение Статута и колдовство над магглами относятся к категории тяжёлых преступлений. Домашний арест при них не предусмотрен.

— Они дети! — воскликнула миссис Скоуор. — Я лично за своего сына могу ручаться! Вы же меня знаете, — добавила она с некоторым самодовольством. — Универсальный…

— Это не имеет никакого значения, — возразил ей Робардс. — Они арестованы и будут ждать суда здесь — в случае, если Визенгамот соберётся на этой неделе, или в Азкабане — если позже.

Слово «Азкабан» буквально взорвало родителей задержанных, и Гарри поймал себя на не слишком хорошем ощущении удовлетворения. Да, пускай они увидят Азкабан — сначала до суда. Может быть, их это отрезвит. Вот что он с огромным удовольствием сделает — так это сопроводит их туда.

Как ни странно, Робардс не ушёл, а стоял и терпеливо ждал, покуда все угомонятся. И сказал, когда в приёмной наконец стало почти тихо:

— Я боюсь, вы не понимаете серьёзности того положения, в котором теперь находятся ваши дети. Они нарушили Статут не один раз и не два — по сути, их действия классифицируются как злостное нарушение. И не один раз и не два заколдовывали магглов — у нас восемнадцать жертв! Двенадцать из них — дети, семерым нет ещё одиннадцати лет. Речь идёт не о двух-трёх годах заключения — речь минимум о десяти. А то и двадцати, если Визенгамот за каждого из пострадавших назначит год, и ещё пару лет — за нарушение Статута. Или больше.

— Какие двадцать лет? — недоверчиво спросила ухоженная симпатичная шатенка. — Да вы что? Это же просто шутка…

— Шутка — это когда все посмеялись, — почти повторил слова Лестрейнджа Робардс. — Вы думаете, магглам было весело? Ваши дети не только отвратительно поиздевались над теми, кто наверняка не мог ответить им — они подвергли опасности всех нас. Наш мир. Визенгамот крайне серьёзно относится к подобным преступлениям.

— Они же не хотели ничего такого! — воскликнула с упрёком миссис Скоур, но в её голосе и на её лице теперь был страх.

— Они хотели посмотреть, что прорастут ли иглы в магглах, — возразил Робардс. — Они прекрасно всё осознавали. И ощущали себя сильными и безнаказанными достаточно, чтобы издеваться, зная, что им не ответят. Впрочем, это разберётся на суде, — добавил он и демонстративно посмотрел на часы. — Вы хотите мне сказать что-то ещё?

— Послушайте, — мужчина с залысинами вышел вперёд, буквально раздвигая всех. — Ну вы же понимаете, что всё это слова. И что на самом деле всё вышло действительно случайно. Никто из них такого не хотел.

— Чего же, на ваш взгляд, они хотели? — осведомился Робардс.

— Просто пошутить, — сказал мужчина. — И поэкспериментировать.

— А почему они не взяли для эксперимента, например, ваших родителей? — спросил Робардс. — Или, например, вашу сестру с племянниками? Всё бы ограничилось семейным кругом. По крайней мере, они не испугались бы.

— Вы в своём уме?! — мужчина страшно возмутился. — Они что им, подопытные крысы? На деде с бабкой свои эксперименты ставить?

Грант, думал Гарри, вглядываясь в лицо мужчины с крупными чертами. Это мистер Грант, и он магглорождённый. Тот чем-то неуловимо, но довольно сильно напоминал ему дядю Вернона и, может быть, поэтому вызывал у Гарри неприязнь. Гарри не сомневался, что, окажись тот волшебником, он, вполне возможно, стал бы свысока смотреть на других магглов — и, пожалуй, допускал бы шутки и похуже этой. В конце концов, когда Дадли с дружками издевались над ним, Гарри, дядя Вернон вовсе не был против.

И всё же — как? У этого Гранта была сестра-маггла, к которой он, похоже, нормально относился и общался с ней. И его сын тоже — то есть этот… как его там… юный мистер Грант прекрасно знал и кто такие магглы, и общался с ними, а значит, не мог считать их «неведомыми зверушками», как, возможно, его товарищи. Он-то точно знал, что магглы — такие же люди, как он сам, просто не имеющие волшебных способностей. Значит, как минимум в его случае дело было не в неосторожности и непонимании, а в чувстве собственного превосходства.

— А другие магглы — крысы? — уточнил Робардс. — Над ними можно?

Мужчина… мистер Грант, насупившись, молчал, сопя, и буркнул только:

— Они мальчишки. Элдреду семнадцать только что исполнилось.

— Они достаточно взрослые, чтобы понимать, что делают, — твёрдо возразил Робардс и вновь спросил, глядя на часы: — Это всё? Меня ждёт глава департамента.

— Вы должны помочь нам! — воскликнула ухоженная блондинка, буквально кинувшись к нему и хватая его за руки. — У вас ведь есть дети?

— Никому из них подобное не придёт в голову, — ответил Робардс. — Не я решаю, — он высвободил руки и отступил на шаг. — А закон.

— Ну можно нам хотя бы их увидеть? Передать чистую одежду… — попросила блондинка, но Робардс отказал:

— Нельзя. Правила одни для всех. Если вас что-то не устраивает, вы можете подать жалобу на моё имя или на имя Гестии Джонс. Хорошего дня, — он развернулся и, буквально сгребя обеими руками Лестрейнджа и Гарри, подтолкнул их вперёд. Они вместе вышли из приёмной, и Робардс приказал: — Вы двое — в отдел. И носа не высовывать, пока эти не разойдутся!

— Есть, сэр, — Лестрейндж слегка подтолкнул Гарри вперёд — впрочем, тот и не думал сопротивляться.

Робардс удалился в сторону кабинета Джонс, а Лестрейндж с Гарри действительно вернулись в Аврорат. Вот только едва они туда вошли, Лестрейндж позвал Гарри не в отдел, а в ближайшую свободную допросную, где первым делом закрыл чарами непроницаемости стену в коридор, а затем спросил, внимательно глядя на Гарри:

— Правда, власть завораживает?

— Сэр? — спросил Гарри, садясь на один из железных стульев.

— Я там был, — Лестрейндж придвинул себе второй стул и сел рядом. — То, как вы на них пошли, когда они отшатнулись — это ощущение. Завораживает, да?

— Скорей, опьяняет, — сказал Гарри. — Честно говоря, это было очень странно.

— Это власть, — негромко проговорил Лестрейндж. — Чистая, ничем не замутнённая власть. Один из её видов. Власть над толпой.

— Вам это знакомо? — с интересом спросил Гарри, и Лестрейндж кивнул, ни капли не смущаясь:

— Да. Конечно. Теперь вы будете лучше понимать тех, кто не устоял и захотел почувствовать это ещё раз. И ещё раз. И ещё. Позволив себе это, остановиться потом сложно… чаще — невозможно.

— Вы такое тоже видели? — улыбнулся Гарри.

— Да и вы, — ответил Лестрейндж улыбкой. — Вы же знали Фаджа. Я прекрасно помню, как он стал министром, и как вот это чувство его опьянило и поработило. Очень быстро.

— Фадж? — это было неожиданно. Гарри ожидал, что Лестрейндж расскажет что-нибудь про Волдеморта или кого-то из его соратников — но Фадж? Это было даже немного обидно — выходило, что Лестрейндж сравнил Гарри с ним…

— Фадж, — кивнул Лестрейндж. — Сложно поверить, но до того, как стать министром, он был довольно приятным человеком. Волдеморт, конечно, тоже власть любил, — добавил он с лёгкой иронией, и Гарри понял, что Лестрейндж понял, о чём он думает, — но Фаджа я знал лучше. Проблема в том, — добавил он уже серьёзно, — что это ощущение владения толпой не так просто, как кажется. И никогда нельзя сказать, кто кем владеет, до конца. Толпа захватывает и не отпускает — и чтобы ей владеть, приходится идти за ней. Я это видел много раз — с разных сторон. И вы увидите.

— Сэр, можно мне уйти сейчас? — помолчав, попросил Гарри. — На пару часов. Мне...

— Идите, — кивнул Лестрейндж. — Я пойду, пожалуй, выпью кофе, и займусь задержанными. Или подождать вас?

— Подождите, — кивнул Гарри. — Я правда всего на пару часов.

— Хорошо, — Лестрейндж кивнул. — Идите. Только внешность измените, чтобы не было скандала.

Он так и остался сидеть возле двери, пока Гарри перед созданным тут же зеркалом перекрашивал и завивал себе волосы, стирал шрам и удлинял нос.

А, выходя, Гарри увидел, как Лестрейндж достаёт из кармана принесённое им письмо.