Middle (джен)

Когда Лестрейндж с Гарри вернули закончивших записывать свои показания арестованных в их камеры, он спросил:

— А всё-таки, что с ними будет, сэр?

— Почему вы задаёте этот вопрос мне? — Лестрейндж вскинул брови. — Мы сейчас на равных, но вы дольше ходите в стажёрах, так что вам решать, какую меру наказания запрашивать.

— Сэр! — возмутился Гарри, и тот спросил уже мягче:

— Что вы предложили бы?

— Не знаю, — подумав, сказал Гарри. — Просто тут было уже одно дело про нарушение Статута… там всё закончилось просто штрафом. Хотя там вообще-то обвиняемые хотел детей похитить — просто нужных не нашёл.

Рассказ Гарри о деле Райса и деревянных скульптур Лестрейндж выслушал с неожиданно заметным интересом. И прокомментировал:

— Надо будет почитать. Как необычно… но здесь да, определённо, штраф — его достаточно. Строго говоря, намерение преступлением не является — он же не похитил никого. Статут нарушил, да, но вреда магглам не принёс — в отличие от этих экспериментаторов. Обливиаторы, конечно, поспешили, — добавил он, чуть дёрнув углом рта. — Воспоминания бы следовало не стирать, а извлекать — и для суда, и для работы. Повезло, Мальсибер подвернулся…

— Кстати, он просил зайти вас, сэр! — сказал Гарри. — Сказал, что понял, как они такими стали.

— Вот за это Роберт менталистов и не любит, — заметил Лестрейндж. — У нас дома менталистику практиковали, я привык. Не так, как у Мальсиберов, конечно, но той же окклюменции нас родители учили. Да и легилименции — правда, её я больше изучал уже здесь, в Аврорате. Так что вы предложили бы для этих экспериментаторов?

— Мне кажется, двадцать лет — это слишком, — ответил Гарри.

Лестрейндж махнул рукой:

— Двадцати не будет, разумеется. Будет пара лет. К тому же без дементоров. Посидят, подумают… и вы подумайте. К Мальсиберу со мной пойдёте?

Конечно Гарри согласился. И не только потому, что ему хотелось знать, что же Мальсибер понял. Тот сам по себе интриговал его, отталкивая и притягивая одновременно — возможно, тем, что побывал не только в роли палача, но и жертвы, а возможно, дело было в том, что этот человек мог показать Гарри то, чего так не хватало — его родителей и Сириуса. Наверное, не с лучшей стороны — но он ведь их наверняка не только в драках видел! Они же вместе были на уроках, например. Гарри так хотелось просто постоять рядом с ними, рассмотреть, послушать голоса, но… Но попросить преступника об этом он был не готов. И всё-таки не думать о такой возможности у него не выходило.

Мальсибер, кажется, дремал, укрывшись пледом, когда они пришли — но, конечно же, проснулся и поднялся им навстречу. Его горло пересекала некрасивая багрово-красная полоса, которой Лестрейндж тут же занялся — впрочем, безо всяких извинений.

— Что ты мне хотел сказать? — спросил он, закончив.

— Я немного посмотрел — совсем чуть-чуть, — сказал Мальсибер, растирая уже вполне чистую шею ладонью. — У нас полкурса таких было. Да и у вас тоже, думаю. Я не почувствовал ни в ком из них жестокости — только вседозволенность, море энергии и любопытство. Гриффиндор, — он улыбнулся Гарри. И добавил мягко: — Они победители. И привыкли оказываться правыми во всём. Они просто не умеют сомневаться и задумываться. Знаешь, я бы задал им эссе футов на двенадцать и из школы выгнал, запретив экзамены сдавать экстерном лет на десять. Да и всё.

— Я не спрашивал совета, — негромко произнёс Лестрейндж, и Мальсибер согласился:

— Да. Не спрашивал. Просто ты там не сидел.

— Там больше нет дементоров, — напомнил Лестрейндж, и Мальсибер кивнул:

— В этом-то и дело. Знаешь, как это — остаться наедине с собой? Есть только ты — и море за стеной. И сами стены. Я бы в семнадцать лет сошёл с ума. Наверное, я скажу странную вещь, но дементоры, в определённом смысле, от этого спасали — и потом, у нас тогда были решётки. Мы могли говорить друг с другом. Сейчас там так же?

— Хочешь лично посмотреть? — осведомился Лестрейндж. И спросил вдруг: — Что ты знаешь о Крэббе?

— Ничего, — сказал Мальсибер удивлённо. — Он жив? Погиб?

— Жив, — Лестрейндж смотрел на Мальсибера очень внимательно. — Осуждён пожизненно. Что ты о нём знаешь?

— Спроси конкретней, — попросил Мальсибер. — Иначе мне придётся вспоминать всё, начиная с детства, и это будет сложно. Мы почти не общались.

— Меня на самом деле в большей степени интересует мадам Крэбб, — сказал Лестрейндж, и на лице Мальсибера снова отразилось изумление.

— Она не имела метку, — ответил он. — Я её не знал почти: мы не дружили семьями, а на собраниях она не бывала. Видел несколько раз, и только.

— Не скажешь, — помолчав, констатировал Лестрейндж.

Мальсибер вскинул брови и улыбнулся.

— Я действительно её не знал совсем, — ответил он.

— Ну хорошо, — как будто приняв не самое простое решение, сказал Лестрейндж. — Она арестована. За организацию ограбления банка.

Вот теперь Гарри увидел, как выглядит искреннее изумление Мальсибера: его глаза широко открылись, брови поднялись, а подбородок опустился — губы, впрочем, остались сомкнутыми.

— Что? — спросил он.

— Ты всё услышал, — сказал Лестрейндж. — Она организовала ограбление сейфа Петтигрю. Правда, неудачное — девчонки нам попались.

— Я бы решил, что ты меня разыгрываешь, — недоверчиво проговорил Мальсибер, — но я уже слышал часть этой истории. Значит, есть кто-то ещё, — сказал он уверенно. — Ни Петтигрю, ни мадам Крэбб бы никого не обаяли: обаяния у неё было ещё меньше, чем у мужа. Там есть кто-то третий.

— Вот и я так думаю, — задумчиво проговорил Лестрейндж. — Скажи, насколько она привязана к своему супругу?

— Я не знаю, — повторил Мальсибер, но теперь уже серьёзно. — Действительно не знаю. Я хочу его поймать, — его глаза вдруг блеснули. — Я мог бы… убедить её всё рассказать.

— Мы тоже это можем, — прохладно возразил Лестрейндж. — Время есть: Петтигрю или уже давно сбежал, или так и прячется.

— Ты знаешь, — лицо Мальсибера стало каким-то хищным, — я всё это время думал, как помочь. С тех пор, как мне об этом рассказали. Я не уверен, что это вам поможет, но я точно знаю, что он… — Мальсибер сделал паузу, словно подыскивая нужные слова, и даже пальцами пощёлкал, — извините, — он посмотрел на Гарри, — не могу назвать это иначе — он хочет Молли Уизли.

На сей раз удивляться пришлось Лестрейнджу и Гарри. Вот чего-чего, а этого тот вообще не ожидал — да с какой стати? Молли же ведь старше! Они, конечно, могли быть знакомы — но не в школе… вероятно, в Ордене? Гарри почувствовал, как кровь приливает к его щекам: думать так о Молли было в высшей степени неловко, странно и… противно. Словно бы подслушать, что кто-то хочет твою мать.

— Ты откуда знаешь? — спросил Лестрейндж, как-то недоверчиво оглядывая Мальсибера.

— А мне было интересно, — усмехнулся тот. — Я узнал случайно. Просто увидел. Честно говоря, я сам был этому не рад: определённо это совсем не то, что я хотел узнать о Петтигрю. Но, может, это вам сейчас поможет.

Случайно? Он что, просто так, из любопытства и со скуки залезал в чужие головы? Это было… ненормально и ужасно мерзко, и Гарри инстинктивно подался назад — и тут же понял, что это заметили и Лестрейндж, и Мальсибер. Ну и пусть. В конце концов, это и вправду гадко.

— Не представляю, чем, — сказал Лестрейндж. — Но подумаю.

— Он на ней зациклен, — продолжил Мальсибер. — Я предположил бы, что ему будет сложно устоять, если вдруг представится шанс. Впрочем, это верно для того Петтигрю, которым он был прежде, я не знаю, каким он стал теперь.

— Я сомневаюсь, что он за это время ощутимо разнообразил свой сексуальный опыт, — усмехнулся Лестрейндж, и Гарри снова стало неприятно и неловко. Он прекрасно понимал, что в этом разговоре нет абсолютно ничего обидного для Молли, и что его даже можно было бы вести при ней самой, однако же от ощущения крайней неправильности происходящего отделаться не мог. — Это может пригодиться. Может, скажешь что-нибудь ещё? Такое же полезное?

— Боюсь, что это всё, — возразил Мальсибер. — Я не представляю, для чего ей эта статуэтка, — добавил он. — Петтигрю — понятно. Но зачем ей? Денег у них, кажется, всегда было довольно… Сына мёртвого не воскресить… а там нет чего-то про омоложение? — вдруг спросил он. — В легенде?

— Я не знаю, — медленно проговорил Лестрейндж. — Ты думаешь…

— Она одна осталась, — так же медленно проговорил Мальсибер, и его взгляд потемнел. — Вполне может быть.

Гарри захотелось громко им напомнить, что не все тут умеют читать мысли, или что они там делали.

— Я узнаю, — Лестрейндж встал, и Гарри тут же последовал его примеру. — Тебе что-нибудь нужно?

— Чаю бы, — тут же попросил Мальсибер. — Крепкого и сладкого. Горячего.

— Я пришлю, — пообещал Лестрейндж.

— Я хочу, чтобы его поймали, — Мальсибер тоже встал. — И если я смогу помочь — скажи. Я всё сделаю.

— За что ты его ненавидишь? — спросил Лестрейндж, внимательно на него глядя.

— За всё, — коротко сказал Мальсибер — и вдруг посмотрел на Гарри. — Даже за ваших родителей и крёстного. Тогда мы враждовали, но сейчас мне жаль.

Гарри не нашёлся, что сказать, но Лестрейндж и не дал ему, слегка подтолкнув в спину и буквально заставив прекратить этот разговор и покинуть камеру.