Middle (джен)

Гарри не успел даже толком обдумать то, что услышал, когда Лестрейндж вывел из камеры Анжелу Харрис и повёл её в допросную. За те сутки, что он провела здесь, Харрис постарела лет, кажется, на пятьдесят, и сейчас выглядела настолько дряхлой старухой, что в какой-то момент Лестрейндж даже взял её под локоть, а в допросной усадил на отодвинутый Гарри стул и спросил:

— Воды?

Она закивала, и он, сотворив стакан, наполнил его из палочки и поставил перед ней — и только после этого запустил Прытко пишущее перо:

— Старший аврор Радольфус Лестрейндж, стажёр Гарри Поттер, британский Аврорат. Шестое августа две тысячи второго года, двадцать один час восемнадцать минут. Допрос Анжелы Харрис, — он сел, Гарри тоже, и Лестрейндж спросил: — Миссис Харрис, знаете ли вы Мэрил Натс?

— Я ждала вас, да, — тускло проговорила она, и её глаза заблестели от слёз. — Я знала, что вы однажды придёте.

— Вы знали Мэрил Натс? — повторил Лестрейндж.

— Мы были подругами, — она тихо всхлипнула. — Ещё со школы… Но потом… Она… у неё всегда всё было лучше, чем у меня, — она покачала головой и стёрла слёзы кончиками пальцев. — Муж… знаете, она вышла замуж за самого красивого мальчика с курса, — она бросила на Лестрейнджа и Гарри жалобный, ищущий взгляд. — Мы все за ним бегали, а он почему-то выбрал её… а ведь она не была красивей меня, никогда! Но Мэрил всегда всем нравилась… И дети — у неё трое, вы знаете? А я… я всегда хотела дочку, всегда, но у меня только двое сыновей! — она вновь посмотрела на Гарри с Лестрейнджем. — Они всегда жили лучше… и дети, и всё, всё… это просто нечестно, — она покачала головой и повторила: — Нечестно! Она просто… украла всё это у меня, — она всхлипнула и на мгновенье сжала кулаки, и снова заплакала и повторила: — Украла…

— Что вы имеете в виду, мэм? — уточнил Лестрейндж довольно дружелюбно.

— Она всегда так хорошо жила! Всегда получала всё, что хотела, — Харрис стёрла слёзы со щёк и глаз и сказала: — Я забыла платок.

— Пожалуйста, — Лестрейндж сотворил белоснежный носовой платок и подал его Харрис. — Вам хотелось её наказать? — понимающе спросил он.

— Наказать! — быстро закивала Харрис. — Когда я услышала про кражу магии, я поняла — вот, вот что она сделала! Она просто украла мою жизнь. Это я должна была жить так! Вы же видели её дом? Да?

— Нет, — ровно ответил Лестрейндж. — Её дом сожгли — в войну.

— О, он был прекрасен! — воскликнула Харрис. — Вы не понимаете… я любила её. Мэрил. Она была моей самой близкой подругой! Но она... Это было невыносимо: смотреть на её жизнь и думать, что если бы не Мэрил, та бы могла быть моей! Я нравилась Брайану, и это могла бы быть моя жизнь, — повторила она.

— Вы были несчастливы в браке? — спросил Лестрейндж.

— У меня был прекрасный муж! — воскликнула она. — Но они жили иначе. Вы не понимаете, — она покачала головой. — Мэрил просто забрала у меня всё. Я… я просто хотела восстановить справедливость! — она снова заплакала и, всхлипывая, принялась утирать глаза.

— Вы сожалеете о том, что тогда сделали? — произнёс Лестрейндж мягко.

— Я давно прокляла тот день! — воскликнула Харрис. — С того самого дня, с той битвы… я знала, что однажды вы придёте за мной, и все всё узнают… и не поймут, — она покачала головой. — Они меня не поймут… а я просто хотела вернуть справедливость, — её голос упал до шёпота. — Знаете, вы, вот вы знаете, как это — четыре года бояться? Каждый день? Как я им это объясню, а? Скажите вы мне? — она сжала платок и почти обвиняюще воззрилась на Гарри с Лестрейнджем. — Клариссе? У неё, между прочим, пять внуков — а у меня только она! Одна… моё золотое солнышко, — её подбородок вновь задрожал, и она снова заплакала. — Золотая моя девочка… что я скажу ей? Как она будет жить с такой бабкой?

— Ей будет непросто, — согласился Лестрейндж, вызвав этим у Харрис приступ рыданий.

— Она не должна страдать, не должна! — быстро проговорила Харрис и вдруг подалась вперёд, протянула руку и схватила Лестрейнджа за пальцы. — Вы ведь можете обвинить меня в чём-то другом? — жадно спросила она. — У вас же есть наверняка такие дела? По которым вы никого не нашли? Я согласна на что угодно, я всё признаю и подпишу! И спокойно умру в Азкабане. Вы ведь можете? Да? Скажите, что можете?

— Я вас понимаю, мэм, — Лестрейндж на мгновенье накрыл её руку своей.

— Вы поможете мне? — она даже приподнялась, и Гарри захотелось крикнуть: «Нет!» — но Лестрейндж сказал:

— Вам придётся сегодня переночевать здесь. Мы завтра поговорим, — он поднялся, их руки разомкнулись, и она тоже торопливо встала. — Допрос закончен в двадцать один час сорок пять минут. Мы проводим вас в камеру, мэм. До завтра.

На сей раз она шла сама, суетливо его благодаря и как будто совершенно не замечая Гарри.

На обратном пути в отдел Лестрейндж спросил:

— Несчастная пожилая леди, не так ли?

— Вы ничего ей не пообещали, — сказал Гарри. У него на душе было муторно и тяжело, и обсуждать ничего с Лестрейнджем совсем не хотелось.

— Конечно, нет, — голос Лестрейнджа звучал снисходительно, а вот выражение его лица Гарри в полутьме не видел. — Но и не разубедил: никому из нас не нужен утром труп в камере. Причём внучке бы жизнь это не облегчило: она всё равно узнала бы, в чём обвиняли её бабку. Но я подозреваю, что та больше переживает о себе, чем о ней. Как вам кажется?

— Да, — Гарри злился. Больше на самого себя: за то, что когда-то пожалел Харрис.

— Люди не те, кем кажутся, — Лестрейндж улыбнулся, и Гарри увидел, что он улыбается. — Но отложим это, потому что сейчас нас с вами, кажется, ждут неприятности, — сказал он, указывая на полоску света из-под двери их отдела.

Первым, что они услышали, было:

— Я тебя высеку, — сказанное встретившим их стоящим посреди кабинета со сложенными на груди руки Робардсом.

— Ты это кому? — поинтересовался Лестрейндж, входя в отдел впереди Гарри.

— Обоим, — Робардс указал на висящие на стене часы. — Я ведь отдал ясный приказ: отдыхать. Дома. Обоим.

— Мы отдыхали, — заверил его Лестрейндж весело. — Но перепутали время и встретились здесь в девять. Сидеть просто так было скучно, и мы немного поработали. Но если хочешь высечь — кто я, чтобы спорить с начальством? — он вопросительно начал вытаскивать конец своего ремня из шлёвки брюк, и все присутствующие встретили это движение дружным хохотом.

— Ладно, после поговорим, — почти пригрозил Робардс. — Ты готов?

— Я могу ходить по этому дому с закрытыми глазами, — ответил Лестрейндж уже серьёзно. — И прочитал о похожих вещах столько, что мог бы вести в Академии спецкурс. Если невыразимцы правы, и картина верна, к часу ночи мы все напьёмся.

— Если всё получится, — с некоторым ехидство возразил Робардс, — в час ночи мы будем разгребать обломки, а потом до утра всё это описывать.

— Хорошо, что завтра четверг, — сказал Лестрейндж. — В пятницу мы предъявим обвинение и уйдём на выходные спокойно, и я жду всех в субботу у себя на обед.

— Ты бы не спешил с этим, — упрекнул его Сэвидж.

— Я ведь сказал «если», — возразил Лестрейндж. — Ну, пора?

Он взял со своего кресла… большой рюкзак, накинул одну из лямок на правое плечо, и они вышли из Министерства и аппарировали на место, где уже кипела работа. Оцепление было выстроено, и невыразимцы возились возле дома, не обращая внимания ни на что вокруг.

— Напоминаю всем: выход вон там, — Робардс указал на проём между третьим и четвёртым окном на втором этаже. — Ступай смело — я тебя подхвачу.

— Даже если нет, не могу сказать, что падение со второго этажа меня слишком пугает, — ответил Лестрейндж, внимательно глядя на стену. — Шею можно сломать, конечно, но ногу куда вероятнее.

— Что ты взял? — Робардс подошёл к нему.

— Всё, что мог, — Лестрейндж продемонстрировал ему последовательно волшебную палочку, кинжал и… извлечённый их рюкзака молоток. — Грубо рушить стену нельзя, — сказал он, — но если придётся, то для чар мне довольно палочки, а вручную я её даже кувалдой не пробью, так что брать её не стал. Или надо, думаешь?

— Да какая кувалда, — отмахнулся Робардс.

— Пойду я пройдусь, — сказал Лестрейндж. — Дом должен меня почувствовать… среди прочих. И выделить. Давай, — он начал расстёгивать рубашку, но в этот момент рядом с ними буквально из ниоткуда возникла Клоггс и резко сказала:

— Нет. Похоже, есть ещё одно условие.

— Хорошо, что это выяснилось сейчас, когда у нас есть ещё целых два часа, — сказал Лестрейндж с иронией.

— Похоже, — Клоггс не обратила на его тон никакого внимания, — это должен сделать ваш враг. По крайней мере тот, кто вас сильно не любит.

— Вообще, это не проблема, — ещё более иронично ответил Лестрейндж, — пол-Азкабана счастливы бы были. Но в данный момент я даже не знаю, кого бы позвать на эту роль. Если бы вы предупредили немного заранее…

— Тогда это не имеет смысла, — отрезала она. — Думайте, Лестрейндж, думайте, в конце концов, вы не самый популярный человек в Британии!

— Безусловно, — согласился он, — но я даже не знаю, к кому можно вот так внезапно явиться домой на ночь глядя и попросить о подобной помощи, — он откровенно иронизировал, а вот окружающие его настроение явно не разделяли.

— Хотите список? — предложила Клоггс, но он отказался:

— Благодарю, но не стоит. Я подумаю сейчас… и непременно позову вас, если не справлюсь.

— Не делайте глупостей, — велела она и ушла к дому.

— Ну, в крайнем случае, у нас всегда есть Флэк, — пошутил Лестрейндж, когда она отошла достаточно далеко.

— Она вовсе не враг тебе, — возразил Робардс.

— Я шучу, — Лестрейндж задумался ненадолго, а затем проговорил удивлённо: — Забавно: я точно знаю, что половина Британии терпеть меня не может, но сейчас не могу никого назвать. В принципе, можно заявиться куда-нибудь в Лютный…

Они с Робардсом и Сэвиджем рассмеялись.

— Шутки шутками, — осадил их Праудфут, — но раз Клоггс говорит — значит, нужно.

— А я, кажется, знаю, — вдруг сказал Лестрейндж, почему-то глядя на Гарри. — По крайней мере, это единственный приличный человек, который точно относится ко мне плохо, и кто наверняка не откажет тебе, Гавейн, чьё имя мне сейчас приходит в голову. И кому наверняка не придётся долго всё объяснять. Мы же не можем явиться, к примеру, к Розье — хотя эффект был бы сильный.

— Боюсь, даже слишком, — буркнул Робардс. — Так кто?

— Артур Уизли, — ответил Лестрейндж, и Гарри понял, что совсем не удивлён. — Ты же не сомневаешься в его отношении ко мне? И в порядочности? И в том, что он умеет не задавать лишних вопросов?

— Ну да, — тяжело вздохнул Робардс. — Пожалуй, — он оглянулся на невыразимцев и решил: — Идём.

— Может быть, мне пойти с вами? Сэр, — решился предложить Гарри, но Робардс неожиданно резко сказал:

— Нет. Ждите здесь, — и они с Лестрейнджем оба аппарировали.

Гарри понимал, почему его не взяли с собой, и даже ценил желание защитить его, но сейчас ему от этого было очень досадно. Конечно, Робардс прекрасно справится без него — Артур всегда отзывался о нём с уважением, — но…

Они вернулись совсем скоро — кажется, прошло минут десять, если не меньше, — и оба выглядели довольными.

— Пойду я погуляю вокруг, — сказал Лестрейндж. — Увидимся, — он оглядел их всех, кивнул и неторопливо двинулся к дому.

— Нам ближе подходить нельзя, — сказал Робардс, и указал на слабо светящуюся на траве линию. — По крайней мере, до тех пор, пока он не выйдет. Когда это случится — готовьте щитовые чары.

— Да всё будет нормально, — сказал Сэвидж.

— Конечно, будет, — ответил Робардс, и они оба уставились на дом.

Время тянулось ужасно медленно. Минут через сорок Лестрейндж вернулся, и Гарри заметил, что его ботинки и даже край брюк мокрые от росы.

— Такое интересное чувство, — сказал Лестрейндж, отвечая на невысказанный вопрос. — Ужасно любопытно, что там внутри. И кажется, что всё пройдёт очень легко, нужно просто войти.

— Он зовёт тебя, — напряжённо сказал Робардс.

— Зовёт, — согласился Лестрейндж, и Гарри увидел, как что-то блеснуло у самой кромки его правого манжета. — Я всегда был неплохим окклюментом, — добавил он успокаивающе. — Конечно, это не совсем то, но всё же. Даже Империо можно противостоять… я слышал, вам это ещё в школе удалось? — спросил он у Гарри, и тот кивнул. — Крауч-младший, конечно, был не самый сильный менталист, но и вы учились только на четвёртом курсе. Полагаю, с домом я справлюсь.

— Лисандра не смогла, — хмуро напомнил Праудфут.

— Она не готовилась, — возразил Лестрейндж, — так, как мы. И в артефактах не большой специалист. И объективно я куда лучший окклюмент, чем она. В принципе, кукол собрать недолго, — продолжил он тем деловым тоном, которым обсуждал рабочие вопросы. — Мне хватит буквально пары минут. Должно хватить, — поправился он. — Если мы верно рассчитали время, у меня останется целых двадцать пять минут, чтобы найти, как открывается эта дверь. Хотя, конечно, попробую уложиться в девять.

— Их может быть и три, — сказал Сэвидж.

— Или одна, — возразил Лестрейндж. — Или время там вообще течёт по-другому. Я сделаю, что могу, а там как повезёт. Между прочим, — он улыбнулся и поднял левый рукав, демонстрируя две пары часов на запястье, — у меня с собой и волшебные, и маггловские часы. Кто знает, что там будет работать. Я ставлю на то, что колдовать там невозможно.

— Отходим! — раздался усиленный Сонорусом голос Клоггс, и невыразимцы послушно двинулись в сторону от дома.

— Уходите, — сказал Лестрейндж, указывая на светящуюся на траве линию, которая начала медленно двигаться. — Не дразните его.

Он надел вторую лямку рюкзака на другое плечо и, махнув им рукой, неторопливым прогулочным шагом пошёл к дому, приближаясь к нему по широкой дуге.

— Ещё целый час, — сказал Праудфут. — Ненавижу это.

— Мог бы уже привыкнуть, — заметил Сэвидж. — Кофе хотите?

У него с собой оказался термос, и какое-то время все сосредоточенно пили кофе, старательно разговаривая о его достоинствах и недостатках, и жевали карамельки и фундук, щедро раздаваемые Сэвиджем. Но в конце концов кофе кончился, и над ними снова повисло ожидание.

Оттуда, где они расположились, была отлично видна и дверь, и тот самый стенной проём между окнами. Лестрейндж, тем временем, обошёл дом и скрылся за ним, и от этого все почему-то нервничали ещё сильнее, хотя и знали, что с той стороны за домом тоже наблюдают, а главное, вход туда только один, и дверь пока что закрыта. Наконец Лестрейндж появился с другой стороны и так же неспешно двинулся к дому. К крыльцу… Поднялся на него, подёргал дверь, а затем уселся на ступеньки.

Время шло… Как ни странно, несмотря на новолуние, было довольно светло: на чистом безоблачном небе сияли звёзды, да и Перт был ярко освещён, и отблеск этого света тоже делал небо светлее.

— Полночь, — тихо проговорил Робардс, и в этот миг дверь дома бесшумно открылась. Лестрейндж встал, подошёл к ней, чуть помедлил и вошёл внутрь, и она закрылась за ним так же тихо. Робардс молча взмахнул палочкой, и в воздухе повис большой слабо фосфоресцирующий циферблат, на котором было всего двадцать семь делений. Стрелка двинулась и поползла, отсчитывая секунды.

Отсчёт начался.

Гарри смотрел то на циферблат, по которому плавно двигалась длинная тонкая стрелка, то на окна дома, пытаясь рассмотреть сидящих на подоконниках кукол. Зрение в очках у него было вполне острым, но он находился слишком далеко от дома и не видел ничего, кроме тёмных прямоугольников.

— Осталось двадцать четыре минуты, — в какой-то момент констатировал очевидное Робардс, и мир вновь погрузился в молчание.

Гарри пытался почувствовать тот самый зов, о котором говорил Лестрейндж, но не ощущал ничего. Только странную, неестественную тишину: ни стрёкота цикад, ни шуршания листьев, ни плеска не такой уж далёкой реки…

— Девять минут прошло, — голос Робардса прозвучал почти оглушающе. — Осталось восемнадцать.

Гарри молча смотрел на стоящих небольшой группой авроров — весь Отдел Особо тяжких преступлений и начальник самого Аврората, и ощущал себя здесь чудовищно лишним. Они все сейчас казались одним целым, те четверо, и даже Долиш, всегда казавшийся Гарри несколько отстранённым, в эти минуты был одним из них. А вот Гарри нет — он был рядом, да. И только. Его не гнали, и даже позвали с собой, но пока что он был им чужим.

— Прошло семнадцать минут, — сказал Робардс. — Осталось десять.

Тишина… Почему, почему же так тихо? Гарри пошевелил траву носком ботинка, прислушавшись, и услышал чуть различимый шорох. Значит, никаких заклинаний на них не наложено… тогда почему так тихо?

Семнадцать минут… последний известный им рубеж перед двадцатью семью. А… а что они будут делать, если Лестрейндж и через двадцать семь не выйдет? Они не обсуждали это на совещании, но ведь не может быть, чтобы этот вопрос никак не рассматривался? Не единственный же Гарри человек, которому это пришло в голову?

Стрелка двигалась так медленно, что Гарри порой казалась, будто она остановилась. Пять минут… Четыре… Три… Две… Одна…

Ноль.

Деления кончились.

Стрелка замерла.

Ничего не случилось: дом по-прежнему стоял тихий и тёмный, и вокруг по-прежнему была тишина.

— Двадцать семь на три — восемьдесят один, — сказал в этой оглушающей тишине Робардс. — Соответственно, на девять — двести сорок три.

— Четыре часа пять минут, — откликнулся Сэвидж. — Как раз рассвет. Подождём.

Циферблат вновь вспыхнул, но на сей раз он был разделён на пятьдесят четыре деления. Почти час… Стрелка двинулась — и ожидание началось вновь.

Этот циферблат сменился другим, и когда стрелка на нём почти завершила свой оборот, на них вдруг буквально обрушился водопад тихих и мелких звуков, тех самых, из которых обычно состоит нормальная ночь: застрекотали кузнечики или цикады, зашуршала листва под лёгким бризом с реки, а край неба начал едва заметно алеть.

— Собираемся, — сухо скомандовал Робардс и, усилив свой голос Сонорусом, сказал: — Отбой. Мы закончили.