Middle (джен)

Домой в то утро не ушёл никто: все вернулись в Аврорат и там остались. Допросы в такую рань, конечно, не начинали, но бумажной работы у каждого хватало, так что заняться было чем. Сэвидж молча распределил папки с делами со стола Лестрейнджа и надолго ушёл куда-то, а остальные так же молча шуршали перьями и бумагами. На столе теперь остались лишь какой-то толстый фолиант, на тёмной кожаной обложке которого не было никаких надписей, книга с иероглифами — кажется, китайскими, но Гарри бы не поручился — и пара толстых тетрадей.

Вернулся Сэвидж с приказом, который положил перед Гарри, и сообщил:

— Стажёр Гарри Поттер, с сегодняшнего дня вашим наставником временно является старший аврор Катберт Праудфут. Подпишите, что вы ознакомлены с приказом и не имеете возражений. Если возражения есть, напишите докладную записку на имя главного аврора.

— Возражений нет, — ответил Гарри, подписывая пергамент.

— Катберт, — Сэвидж передал пергамент Праудфуту и, получив его подпись, снова ушёл. А когда вернулся, велел: — Гарри, подготовь пока свой отчёт о стажировке до сегодняшнего дня. Время есть, но я советую не тянуть.

— Вы думаете, он не вернётся? — спросил Гарри, ощущая, словно нарушает этим негласное соглашение.

— Я надеюсь, мы сумеем найти способ спасти все жертвы, — сказал Сэвидж. — Но шансов на это немного, потому что рисковать ещё кем-то без каких-то гарантий я не стану.

— Невыразимцы же предлагали отправить своего человека, — напомнил Праудфут. — Самое время.

— Именно, — подтвердил Сэвидж. — Теперь их очередь. Работаем. У нас в отделе из пяти человек осталось трое плюс Гарри. С восьми можно начинать допросы.

Так просто и буднично… Гарри не мог бы сказал, что именно ожидал, но хоть чего-то! А не этого будничного «работайте». Ведь нельзя же так просто взять и смириться с тем, что случилось? Да, конечно, Лестрейндж ему не слишком нравился, но оставить его куклой на окне?

Конечно, он понимал, что на деле никто не сдаётся, просто обсуждать дальнейшие шаги будут не с ним. И это Гарри понимал тоже: он просто стажёр, его дело — исполнять чужие приказы. Понимал, но ему нужно было хоть с кем-то поговорить, и Гарри, едва в одиннадцать Сэвидж распустил всех на ланч, пошёл к Гермионе.

Та даже спрашивать его ни о чём не стала, просто посмотрела на Гарри, убрала документы, закрыла шкаф и пошла к двери. Они с Гарри молча дошли до лифтов, поднялись, вышли на улицу, и только там она, наконец, спросила:

— Что случилось?

— Не знаю, имею ли я право об этом рассказывать или нет, но мне плевать, — сказал Гарри. — Мне просто нужно поговорить с кем-то.

Гермиона слушала его очень внимательно. Они дошли до маленького сквера и сели на чудом оказавшуюся свободной сейчас скамейку, и когда Гарри закончил, Гермиона взяла его за руку и сказала:

— Но ведь впереди ещё много времени. Я не думаю, что это последняя попытка.

— Нет, конечно, — расстроенно согласился Гарри.

— Может быть, у него на самом деле больше времени? — предположила она. — Это ведь просто догадка про двадцать семь минут и про всё остальное. Ты сам говорил, что куклы появляются на окне не сразу.

— Через три дня, — кивнул Гарри.

— Ну вот видишь, что-то же в эти три дня там происходит, — убеждённо проговорила она. — И я уверена, что это пришло в голову не только тебе и мне.

— Тебе, — возразил он.

— Не важно, — она отмахнулась. — Нам. Это слишком очевидно, чтобы они об этом не подумали.

— Должны были, — согласился с ней Гарри. — Знаешь… на самом деле я всё равно до конца ему не верю. Но сейчас я бы пошёл туда, если бы у меня был план, что делать.

— Лестрейндж там не один попался, вообще-то, — напомнила Гермиона.

— Я помню, — Гарри чуть-чуть улыбнулся. — Но я пошёл бы, даже если бы он там был один.

— Потому что ты это ты, — она снова сжала его руки и сказала: — Идём что-нибудь съедим. Рановато, конечно, но второй раз нас на ланч не отпустят.

В первом попавшемся кафе они купили сэндвичи с ветчиной и салат, но Гарри смог проглотить только пару кусков. Он не чувствовал ни голода, ни усталости, только то, что, по долгому размышлению, сравнил с чувством, когда во время квиддича упускал снитч в самую последнюю секунду. Они ведь всё рассчитали, у них даже был план дома! Всё просто обязано было получиться! А ещё его отчаянно мучила мысль о последних рассуждениях Лестрейнджа о ценности каждого из них. Было в его словах что-то странное, что-то принципиально неправильное, то, что перечёркивало общую их логичность и делало сам монолог… отвратительным. Хотя возразить ему Гарри было нечего: Лестрейндж всё посчитал верно, и действительно, выходило, что он был самым подходящим кандидатом в… ну да, жертвы.

В Министерство Гарри и Гермиона вернулись к полудню. Обнаружив всех оставшихся в отделе на своих местах, Гарри сперва удивился, а затем вспомнил, что обед у сидящих в камерах подозреваемых был как раз с полудня до часа. Что ж, ему было, чем заняться: за прошедший час у него на столе появилось четыре бумажных самолётика, и это не считая текущих бумажных дел. Время неспешно шло к часу дня, и Гарри нетерпеливо ждал, когда можно будет, наконец, вернуться к допросам, и когда до этого момента оставалось буквально пять минут, дверь распахнулась, и возникший на пороге Лестрейндж сказал вместо приветствия:

— Мы все идиоты. И должен признать, что прыгать со второго этажа высоковато.

Секундная изумлённая тишина взорвалась шумом сдвигаемых кресел, и первым, разумеется, до Лестрейнджа добрался Праудфут, которому для этого пришлось лишь встать и сделать пару шагов. Он обнял его — судя по всему, даже слишком крепко, потому что Лестрейндж издал какой-то полузадушенный звук и сказал, тоже обнимая его:

— Осторожней! Мне, между прочим, больно, — прокомментировал он, когда Праудфут несколько ослабил хватку. Впрочем, его тут же сменил Сэвидж, чьи объятья, похоже, были уже деликатнее. Долиш же и вовсе ограничился крепким рукопожатием, как и Гарри, подошедший, конечно, последним… и немедленно получивший задание:

— Поттер, найдите Робардса и позовите сюда. Обещаю без вас ничего не рассказывать.

Гарри не то что пошёл — побежал и, пролетев мимо поднявшегося было ему навстречу секретаря, без стука распахнул дверь кабинета главного аврора и с порога, даже не доложившись по форме, сказал:

— Там Лестрейндж вернулся!

Робардс коротко охнул, просиял радостным изумлением, вскочил, и обратно они почти что бежали уже вдвоём.

— Ещё один, — довольно констатировал Лестрейндж при виде Робардса, и когда они обнялись, повторил: — Как я уже говорил, мы идиоты. И я первый из вас.

Пока они обнимались, Гарри увидел на мантиях Сэвиджа и Праудфута пятна крови. Он поглядел на наколдовывающего себе кресло рядом с Лестрейнджем Робардса и, заметив кровь и на нём, спросил:

— Сэр, вы ранены?

— Не могу так сказать, но крови вытекло прилично, — весело отозвался Лестрейндж и, повинуясь жесту Робардса, расстегнул свою, как теперь было заметно, пропитанную кровью рубашку. Тело Лестрейнджа оказалось ожидаемо перемазано в крови, которая текла из на вид не слишком глубокого пересекавшего его грудь пореза. — Она так и не остановилась, и у меня не вышло залечить, — сказал он, наблюдая, как Робардс сперва буквально несколькими движеньями залечивает порез, а затем собирает кровь с тела и одежды в наколдованную тут же колбу. — Ну вот, тут от силы полпинты, и, по-моему, чуть меньше осталось там, — Лестрейндж выглядел почти счастливым и ничуть не напоминал раненого. — Но мне всё равно нужно в Мунго: я подвернул ногу, и она болит. Сильно. Но это потом, — добавил он, с удовольствием глядя на их лица.

— Роберт тебя проводит, — кивнул Робардс. — Рассказывай.

— Зачем всех так пугать, отправляя со мной целого главу отдела? — возразил Лестрейндж. — Я думаю, наш стажёр прекрасно справится. Но это потом, — его тон сменился на более деловой, хотя и всё равно довольный. Его плотно набитый рюкзак уже стоял на полу, и Гарри не мог на него не смотреть.

— Поттер так Поттер, — нетерпеливо сказал Робардс. — Докладывай.

— Как я уже сказал, мы не додумались до самого простого варианта, — сказал Лестрейндж и вкрадчиво спросил: — Дверь, которая закрывается в полночь, открывается… когда?

— Твою ж мать, — прокомментировал за всех Сэвидж, с размаха ударяя себя ладонью по лбу.

— В полдень, — очень довольно кивнул Лестрейндж. — Тем более что двадцать семь на двадцать семь будет семьсот двадцать девять, — назидательно проговорил он. — Что, в свою очередь, составляет двенадцать часов и пятнадцать минут. Вот эти-то пятнадцать минут у меня и были — и я еле успел. Честно говоря, не знай я, где эта дверь находится, я бы её в жизни не нашёл: мне к тому моменту, когда она проявилась, было уже не до поисков. Но я знал, куда смотреть, и увидел, как она обозначилась под обоями. Едва заметно, но мне хватило. Я потом опишу всё в рапорте, — пообещал он.

— Потом, — повторил Робардс.

— Сперва всё шло по плану, — заговорил Лестрейндж, облизнув губы. Долиш молча наколдовал стакан, наполнил его водой и отлевитировал Лестрейнджу, и тот осушил его залпом, благодарно кивнув, и Гарри обратил внимание, что кожа на его руке словно в цыпках. — Я без проблем собрал кукол, сунулся к тому проёму — а там стена. И ничего, хоть отдалённо напоминающего проход, дверь или хотя бы замочную скважину. Абсолютно гладкая стена под обоями, которые невозможно отодрать… по крайней мере, я тогда так думал. Я всё время смотрел на часы, и когда минули те самые двадцать семь минут, и ничего не изменилось, решил, что внимание на время больше можно не обращать. Ножом обои поддеть оказалось невозможно: они были словно частью стены. Позже я сообразил, что их можно отмочить кровью — оказалось, с ней они легко отходят. Но это тоже не помогло, потому что за ними начиналась оштукатуренная стена, на которую вообще никак не действовали ни удары молотка, ничего, а колдовать там внутри нельзя, как я и говорил. Ничего не выходит.

Он умолк, переводя дух, и несколько секунд просто с улыбкой смотрел на всех.

— Ты нас в окно видел? — спросил Праудфут.

— Видел, — кивнул Лестрейндж. — И видел, как вы ушли. Даже пытался привлечь ваше внимание, но не вышло.

— Прости, — поморщился Робардс, но Лестрейндж лишь отмахнулся:

— Не могли же вы остаться там навсегда. Вы и так проторчали до самого рассвета… с которым в доме начались проблемы.

Он поднял руки, и Гарри вместе со всеми увидел, что на его коже вовсе не цыпки: её верхний слой был словно стёрт мельчайшей тёркой… нет, пожалуй, наждаком — слегка, не до крови. Следы эти начинались с кончиков пальцев и плавно исчезали примерно на середине предплечий и, в целом, выглядело всё довольно невинно.

— На ногах то же самое, — сказал Лестрейндж. — Я возьму у целителей заключение. Выглядит всё нестрашно, но ощущение было странное… словно моя кожа начала превращаться в фарфор. Такая тонкая, тоньше волоса, плёнка, удивительно гибкая и обжигающе холодная. Кровь помогала, — он вновь улыбнулся. — Я потом стёр её с рук и лица — с одежды не догадался.

— Кто б догадался, — буркнул Праудфут.

— На самом деле, в какой-то момент я начал паниковать, — признался Лестрейндж. — Я понимал, что если не выберусь, дом меня переборет, а выхода всё не было. Я даже спускался вниз, к входной двери, но её уже не было тоже. Просто стена — и всё. Я попаниковал немного, а потом пошёл исследовать сей артефакт — что мне ещё оставалось? А потом вдруг до меня дошло, что у меня, возможно, будет шанс ещё в полдень. Но сидеть было нельзя: если я не двигался, я засыпал. Никогда в жизни мне так не хотелось спать, — признался он. — Я, конечно, понимал, что если поддамся — это конец, но если бы у меня уже не было этого пореза, я бы его себе нанёс сам: боль помогала проснуться. Не так сильно, как мне бы хотелось, но всё-таки. Пришлось бродить по комнате: выйти я опасался, потому что не знал, смогу ли теперь вернуться. Пить хотелось смертельно, — признался он, машинально сглотнув. — У меня была с собой бутылка воды, но я побоялся пить там.

— Разумно, — кивнул Сэвидж, а Долиш снова наколдовал стакан, наполнил его и отправил Лестрейнджу.

— Спасибо, Джон, — тот опять опустошил его залпом и поставил рядом с первым на свой стол, и Гарри обругал себя за то, что не додумался до такой простой вещи сам.

— Я взял воду с собой на случай, если там не получится колдовать и потребуется что-нибудь намочить, те же обои, например, но на них вода не действовала. И это было мучение: видеть воду и представлять, как делаешь глоток… А потом пришёл полдень и появилась дверь, и оставшиеся четверть часа я её взламывал, благо она оказалась деревянной. Так что я в конце концов её просто вышиб и спрыгнул. Подвернул ногу и аппарировал, потому что за мной всё стало рушиться. Отправь туда, кстати, людей, — закончил он рассказ и вновь поморщился.

— Да мы сами туда сейчас все пойдём — только позовём Клоггс с невыразимцами, — сказал Робардс. — А вы с Гарри отправляйтесь в Мунго, и ты потом идёшь домой спать.

— Да я не засну, — с некоторым даже удивлением возразил Лестрейндж. — Я лучше вернусь сюда и напишу хотя бы черновик отчёта, и уйду как отпустит. И завтра я вас всех всё-таки жду на ужин.

— Ну как хочешь, — не стал настаивать Робардс, вставая. — Я сейчас к невыразимцам, а вы можете пока отправляться на место… и да, Катберт, Гарри, никакого приказа не было, — добавил он весело.

— Быстро ты, — засмеялся Лестрейндж, и Робардс философски заметил:

— Долго ли бумагу написать? Не геройствуй, — велел он Лестрейнджу.

— Нам отнести кукол? — спросил Лестрейндж, и собравшийся было уходить Робардс остановился.

— Несите, — решил он, обменявшись взглядами с Сэвиджем. — В конце концов, это теперь и твоё дело.