Middle (джен)

Дверь открылась, и на Гарри сперва обрушился поток экскрементов, а затем сверху рухнуло ведро, надевшись аккурат на голову — не иначе, без чар не обошлось. Гарри замер, стараясь одновременно задержать дыхание, случайно не открыть вовремя зажмуренные глаза, достать палочку и — главное! — не сделать ничего лишнего. Не так. Подумать, прежде чем сделать хоть что-нибудь. Первым делом счистив с себя всё дерьмо, Гарри снял ведро и заставил себя выйти на улицу. Просто выйти, не оборачиваясь и никак вообще не реагируя за гогот за спиной: будто так и надо, может, здесь традиция такая, мало ли — в конце концов, он ведь здесь в первый раз. Может и не знать местных традиций. К его собственному удивлению, он совсем не ощущал ни унижения, ни злости — его чувства были больше похожи на то, что, видимо, испытывает много лет работающий в школе учитель, когда очередные первокурсники в очередной раз пытаются подшутить над ним. Придурки, что с них взять.

Солнце ослепило его, когда он вышел на улицу, и Гарри не сразу понял, что хохот, что он слышит, доносится не сзади, а спереди. Жмурясь, он приоткрыл глаза — и увидел небольшую толпу. Очень весёлую толпу.

И вот тут понял, в чём главная проблема его первого дежурства.

Лютный переулок был не слишком-то большим. И что делать тут целых десять часов, было абсолютно непонятно. Ну пройдётся он сейчас по магазинам, ну обойдёт все переулки и проулки. Может, его разыграют ещё пару раз, и это тоже займёт время.

А потом?

Хорошо бы что-нибудь случилось, думал Гарри, неторопливо идя вперёд по улице. Какое-нибудь преступление со множеством улик, которые можно будет долго описывать. Или свидетелей, которых можно будет опросить. В конце концов, продолжал размышлять Гарри, разглядывая витрину, в которой были выставлены чучела огромных пауков, здесь же всё время что-то происходит. Почему бы этому чему-то не случиться прямо сейчас? Тем более, жара такая, что люди просто должны быть раздражительны.

Гарри обновил охлаждающие чары и медленно перешёл к соседней витрине с множеством густо запылённых пузырьков. Никакой вывески на магазине не было, лишь в окне ближе к двери притулилась маленькая табличка «Всё для зелий». И ниже, совсем мелко: «В помощь зельевару». Гарри был уверен, что если бы здесь провести проверку, можно было бы найти и контрабанду, и ряд запрещённых ингредиентов, и что-нибудь ещё — вот только для проверки нужна была причина, а её наверняка не было. И наверняка — он в этом мог бы поручиться — и не будет. Разве что случайно кто-нибудь умрёт тут прямо на пороге.

Но умирать никто, кроме мух в витрине, не собирался, и Гарри медленно-медленно двинулся дальше.

За следующие три часа Гарри дважды осмотрел абсолютно все витрины и решил, что третий свой заход потратит на изучение проулков. Несмотря ни на какие чары, ему было жарко — воздух здесь, казалось, вообще не двигался и стоял, нагреваясь от раскаляющихся от солнца зданий, наполняясь разнообразными ароматами, что складывались в выедающий глаза коктейль. Правда, не везде — запахи висели как-то полосами: шаг вперёд, и начинаешь задыхаться, ещё шаг — и как ничего и не было…

В первый переулок Гарри ступал с некоторой опаской. Он даже палочку не то что в руку взял, но переложил в удобный большой карман, держа рукоять в руке. Но в переулке было пусто и даже весьма чисто — только темновато. Так же как и в тех проулках, что ответвлялись от него.

К четвёртому переулку Гарри начал понимать смысл этого первого дежурства. Что ещё могло бы вынудить его так тщательно изучить Лютный? Ничего! Даже прямой приказ начальства наверняка не возымел бы такого действия как море времени, которое следовало занять хотя бы иллюзией полезной деятельности. Не мог же он просто где-нибудь присесть и почитать «Пророк»! А об обеде Гарри даже думать было страшно.

Он свернул в очередной проулок, состоящий всего из шести домов, и услышал вдруг сперва шипение, быстро перешедшее в утробный вой — а потом на него обрушилась гора меха, зубов и когтей, которые принялись активно рвать его лицо и волосы. Гарри потребовалось, наверное, секунд пять, чтобы ткнуть в тварь палочкой и наложить Петрификус… и не получить абсолютно никакого результата. Как будто палочка его сломалась: твари были совершенно безразличны как Петрификус, так и пара других замораживающих заклятий, и лишь одна из тех модификаций одного из них наконец сработала — существо застыло, и Гарри пришлось буквально отрывать его от своей головы, очень стараясь если и шипеть от боли, то негромко.

Кровь из царапин лилась, конечно, не ручьём, но поскольку обе брови у Гарри были рассечены, она заливала ему глаза — пришлось сперва залечивать глубокие царапины, а уж потом смотреть, что же за тварь на него напала. По ощущением, Гарри принял её едва ли не за мантикору, однако при ближайшем рассмотрении это оказался обычный — правда, очень крупный — книззл в мелкую чёрно-белую крапинку с очень густой и длинной шерстью. Так вот что набилось к нему в рот, нос и, кажется, в глаза, подумал Гарри, прочищая их и отплёвываясь — и очень надеясь, что его позор никто не видел.

— Ах ты, аврорский недовыкормыш! — услышал он пронзительный женский голос, и на него обрушился водопад помоев. Яблочная шкурка зацепилась за его правое ухо и повисла, и Гарри, убирая и её, и остальное, подумал, что, кажется, навык владения очищающими чарами он сегодня доведёт до автоматизма. Подняв голову на звук продолжавшего осыпать его оскорблениями голоса, Гарри увидел высунувшуюся почти по пояс из окна третьего этажа тощую растрёпанную ведьму лет, возможно, ста… а может, и двухсот — он бы не рискнул делать какие-либо утверждения. Впрочем, похоже было, что возраст отразился разве что на её лице и — судя по тому, что Гарри против своей воли увидел в вырезе её то ли платья, то ли, может быть, ночной рубашки — теле, но точно не на энергии и силе, которых вполне хватило бы на бойкого подростка. Который, кстати, наверняка бы проиграл ей в богатстве лексикона: даже Гарри некоторых ей использованных слов не знал, а уж сочетания, что подбирала ведьма, вызывали у него искреннее восхищение. Надо будет потом пересмотреть всё это в Омуте, решил он, и всё записать. И выучить.

— Извините, мэм! — наконец, сумел вставить Гарри в поток высококлассной брани. — Это ваш книззл? Мне жаль, — сказал он как можно искреннее. — Я оставлю его здесь, а вы потом снимете заклятие Финитой, ладно?

— Мистер Кипер здесь живёт, — назидательно и очень раздражённо заявила ведьма. — Это его переулок! И он чужих не любит. Да и мы не очень, добавила она, демонстративно запахивая, наконец-то, свой весьма глубокий вырез. — А вы взяли и пришли, как будто к себе в аврорат. Ишь, раскомандовался!

— Вам бы вывеску повесить, — очень серьёзно сказал Гарри. — Возле переулка. Чтобы люди знали и не…

— Так все знают! — перебила ведьма и потребовала: — Убирайтесь! И извинитесь перед мистером Кипером, — она сурово направила на Гарри палочка, и он как-то меланхолично подумал, что бы он мог написать в обоснование её ареста.

— Извините, мистер Кипер, — сказал Гарри, глядя на лежащего на остатках мостовой в весьма странной позе книззла.

— Что ему ваши извинения? — спросила ведьма. — Напали на животное! Заколдовали! Бросили в грязи! Кто вообще такого в аврорате держит? А ну-ка, юноша, представьтесь, — потребовала старуха, и Гарри… удивился. И успел поймать себя на этом удивлении и поиронизировать сам над собой — мол, как это она его не знает? Самого Гарри Поттера? А вот так и не знает.

— Младший аврор Гарри Поттер, — сказал он.

— Вот я жалобу и напишу, — пообещала ведьма, никак на его имя не отреагировав. — А книззла нашего, небось, теперь лечить придётся! — добавила она с нажимом.

— Не думаю, мэм, — возразил Гарри. — Это обычное обездвиживающее заклятье. Оно вреда не причиняет.

— А психически? — воскликнула она, и Гарри не нашёлся, что ответить.

— Арлин, что ты кричишь? — раздался другой голос, мужской и несколько надтрестнутый. — Что там случилось?

Гарри перевёл взгляд на стоящий на другой стороне улицы дом, и увидел стоящего возле окна второго этажа старика в длинном шёлковом малиновом халате, надетым, но не завязанным и не запахнутым, под которым были только ярко-жёлтые трусы.

— Да явился тут козёл в аврорской мантии! — почти прокричала ведьма. — И как накинулся на бедного мистера Кипера!

Старик припечатал Гарри длинной и ни при каких обстоятельствах не могущей быть напечатанной тирадой и швырнул в него огрызок груши, который Гарри с лёгкостью отбил.

— Вот же сволочь! — старик высунулся, разглядывая лежащего на мостовой книззла. — Ты, аврор недоделанный, верни сейчас же книззла! Мы жалобу напишем! Коллективную!

— Пишите, — согласился Гарри, неторопливо пятясь к выходу из проулка. Поворачиваться спиной к собеседникам он решил считать невежливым.

— Скотина очкастая! — припечатал его старик, сплюнув вниз. — Вырядился — и решил, что тебе всё можно?

— Вообще-то, это он на меня напал, — заметил Гарри.

— Ра-зу-ме-ет-ся, напал! — отчеканил старик, и ведьма подхватила:

— Вы как будто не напали бы, если б к вам домой явилась вот такая гнида красномантийная!

Спорить или возражать им было глупо, и Гарри, потихоньку выбравшись из проулка, расколдовал наконец книззла — и тут же выставил перед собою щит, предполагая, что тот снова бросится… но нет — книззл сперва грозно зашипел и, выгнувшись дугой и распушив хвост, пошёл было на Гарри, но, дойдя почти до самого конца проулка, остановился, пошипел ещё — и сел, грозно на него смотря.

— Извини, приятель, — искренне проговорил Гарри

И, наколдовав себе зеркало, принялся залечивать до конца царапины.