Middle (джен)

Так вот почему Лестрейндж был так печален! Видимо, Оггспайр был симпатичен и ему, думал Гарри, пока Лестрейндж закрывал протокол, и пока они все вместе левитировали Оггспайра обратно: сам он был так скован, что идти самостоятельно не мог. Уже в камере, положив Оггспайра на койку, Лестрейндж сказал:

— Тот, кто обратил вас, не имел права делать это так, как сделал. И он это знал. Я не знаю, почему он не стал делать это по всем правилам, но он понимал, что делает. И понимал, что убивает вас. Во всех смыслах.

— Но я сам просил, — растерянно возразил Оггспайр. — И согласился… Я… я просто не могу сказать… раз так.

— У вас есть время подумать, — сказал Лестрейндж. — Довольно много времени. Всё можно было сделать по закону: обращений давно не было, и вы действительно подходите по всем параметрам. Он вполне мог получить лицензию. Подумайте.

— Я не могу, — покачал головой Оггспайр.

— Цепи я сниму, — продолжил Лестрейндж. — Но предупреждаю: в камере стоят чары, которые зажгут здесь сферу солнечного спектра, как только вы попытаетесь нарушить её целостность или первым с кем-нибудь заговорите через дверь.

— Я не буду, — грустно проговорил Оггспайр.

Лестрейндж сделал знак всем выйти, а затем, тоже почти покинув камеру, развеял опутывающие Оггспайра цепи и тут же вышел сам и запер дверь. Затем посмотрел на хмурых Гарри с Причардом и предложил вдруг:

— Идёмте, поговорим. Я ведь тебе не нужен? — спросил он Робардса, и тот махнул в ответ рукой.

Лестрейндж отвёл Гарри и Причарда не в отдел, а в комнату отдыха, на двери которой написал: «Пожалуйста, не беспокоить!» Запирать её он не стал — Гарри знал, что это не принято, и хотя формального запрета на это не было, так никто и никогда не делал. Они с Причардом уселись на диван, а Лестрейндж придвинул кресло, сел напротив и сказал:

— Я так понимаю, о вампирах в академии вам рассказали крайне скупо.

— Как так вышло, шеф? — спросил Причард. — Почему вампиры согласились?

— Это длинная история, — ответил Лестрейндж. — Началась она ещё во времена создания Статута — когда волшебники начали скрывать свой мир от магглов, возникла проблема с вампирами. Те всегда существовали автономно и с волшебниками контактировали, что называется, по случаю. Но тогда, во второй половине семнадцатого века, на всех нас началась охота, и волшебники с вампирами договорились. Это было сложно — если кому-нибудь из вас интересно, я предоставлю список книг, где можно прочитать об этом, — но охота продолжалась, и в конце концов магглы неплохо научились разыскивать вампиров и сжигать. Это ведь несложно, если прийти днём — для этого не нужно быть волшебником. Вампирам понадобилось место, куда магглы не могли попасть — и обеспечить это могли только волшебники.

— Мы их что, прятали? — спросил Причард.

— В определённом смысле, — кивнул Лестрейндж. — Вы знаете про магглоотталкивающие чары и наверняка хотя бы слышали о существовании аналога для вампиров. Им теперь редко пользуются — что помогло мистеру Оггспайру попасть даже в старые дома, но кое-где они ещё встречаются. Такие дома или места вампиры попросту не видят — Хогвартс, например.

— Неправда, сэр! — возразил Гарри. — Однажды Слагхорн приводил вампира на приём.

— Сангвини? — улыбнулся Лестрейндж. — Да, мы тоже видели его. Он исключение… не важно… но он не может найти Хогвартс сам — волшебник должен привести его лично. И даже после этого вампиру школу не найти. Но Сангвини — это… их посол, если хотите, — Лестрейндж снова улыбнулся. — Он — один из тех, кто поддерживает связь между ними и волшебниками. Вроде Арчибальда, но, в отличии от него, имеет право принимать решения.

— Решения? — с интересом переспросил Причард.

— Мы мало знаем о вампирах, — ответил Лестрейндж. — У них есть нечто вроде то ли совета, то ли Визенгамота — некий центр, группа вампиров, которые поддерживают порядок среди них. Они ведь не отчитываются перед нами и не подчиняются большинству наших законов. Однако мы оказались им полезны, — он чуть усмехнулся. — И не только тем, что дали возможность жить на спрятанных нами землях и ставить магглоотталкивающие чары на их дома.

— А сами они сделать этого не могут? — спросил Гарри.

— Нет, — просто ответил Лестрейндж. — Они могут колдовать, но довольно специфически. Палочки не слушаются их, может быть, проблема в этом, я не знаю. Они все — кто больше, кто меньше — владеют ментальной магией и чарами иллюзий, а также левитацией. Анимагией они, как вы, надеюсь, помните, не владеют, — он улыбнулся, — но иллюзию наложить способны, даже массовую. Однако всё это ничуть не помогает в сотворении антимаггловских заклятий: они вообще сложны и не каждому волшебнику даются, о вампирах даже речи нет. Это стало первой причиной, по которой между волшебниками и вампирами был заключён договор. Второй стало, как ни странно, совпадение взглядов на вопросы контролирования количества популяции, — он усмехнулся.

— Ну да, — подхватил Причард. — Они очень ценят элитарность, — язвительно оскалился он.

— Да, так говорят, — улыбнулся Лестрейндж. — Я думаю, на самом деле тогда сошлось несколько факторов. Элитарность, необходимость контролировать новые обращения… и карать отступников. В некотором роде, они нас использовали, — пояснил Лестрейндж с мрачноватой усмешкой. — Мы стали для них, в некотором роде, палачами — и это всех устроило. Но палачами, подчиняющимися строгим правилам: Визенгамот может казнить вампира только в случае неучтённого обращения или убийства. Исключений нет — хотя с убийствами всё тоже не так просто. Нужно доказать, что это не было самозащитой или «открытым боем».

— Это дуэль, что ли? Шеф? — спросил Причард.

— Можно и так сказать, — поморщился Лестрейндж. — В целом, развоплотить вампира по суду за убитого в бою волшебника почти что невозможно. Другое дело — обращение без лицензии или убийство не в бою. Но это редкость.

— Сэр, расскажите про лицензии, — попросил Гарри, чувствуя себя немного скованно, потому что точно помнил, что читал в Академии об этом. Но не помнил, что конкретно. Впрочем, Причард, судя по выражению его лица этого не помнил тоже.

— Я напишу Уоррингтону, — укоризненно проговорил Лестрейндж, — чтобы в Академии сделали акцент на этом. И, пожалуй, задам вам на эту тему реферат, — он улыбнулся Причарду с весёлой иронией. — А хотя… — он задумался, оценивающе разглядывая Причарда. — Пожалуй, я чуть было не сделал глупость. Не стоит тратить ваши силы и энергию так нерационально. Напишите лекцию на эту тему — я передам Уоррингтону, пусть используют.

Причард состроил недовольную гримасу, но сдержаться не сумел, рассмеялся и сказал:

— Есть, шеф!

— Сдадите в понедельник, — милостиво разрешил Лестрейндж и предупредил: — И пишите поразборчивее. Возвращаясь к теме лицензий. Вампиры утверждают, что так просто совпало, но я думаю, что их бесконтрольные размножение и охота стали одной из причин маггловской охоты на них, да и на нас тоже. Вообще, семнадцатый век был весьма… своеобразным, и после королевской казни, должен признать, некоторые волшебники пошли, что называется, в разнос. Да и вампиры тоже. Так или иначе, перед вампирами встал вопрос контроля популяции: их быстро становилось слишком много, и молодняк нередко не желал видеть никаких границ. Тогда волшебники с вампирами и заключили соглашение и, в частности, определили правила новых обращений: запретили обращать детей и совсем молодых людей, тех, у кого есть маленькие дети и так далее. Поначалу не было лицензий — были квоты, но довольно быстро выяснилось, что этот вариант неэффективен, и в конце концов пришли к индивидуальным именным лицензиям. Теоретически, ни один вампир не имеет ограничения на их количество, но на практике их редко выдают одним и тем же слишком часто.

— Честно, я не помню, шеф, — признался Причард, — кто, кому и как сообщает о смерти очередного вампира.

— Развоплощении, — поправил Лестрейндж. — Они не живы, Причард. Они мертвы. У них есть воля и сознание, но их тела мертвы, и без притока свежей крови существовать не могут.

— Мы тоже без еды существовать не можем, — негромко сказал Гарри.

— Но мы живы, — возразил Лестрейндж. — А они мертвы. Гарри, — он чуть подался вперёд. — Вампиры не живут и жизни породить не могут. И колдовать не могут тоже кроме как ментально — но это, строго говоря, не волшебство. Они бывают обаятельны и даже, в определённом смысле, порядочны — но мы для них еда. И это нужно помнить. Мы, живые, — ответил он не высказанную реплику Причарда. — Для них нет разницы, чью кровь употреблять — волшебник или маггл подходят одинаково, и магию у нас из крови они не перенимают. Вампиры разные, конечно, и некоторые довольно близки к людям — как, например, Сангвини или Арчибальд. Некоторые люди тоже держат дома кур, к примеру, в качестве домашнего любимца — что не отменяет жареных куриных ножек на наших с вами столах. Если захотите, я принесу вам книги — почитайте, что творилось, когда у вампиров не было ограничений. Никаких. И чем всё это кончилось.

— Спасибо, сэр, — Гарри всё равно было не по себе. Он всё понимал, даже был согласен с Лестрейнджем, но вспоминал Оггспайра и... — Сэр, — он вскинул голову. — Я понимаю, что таков закон. И он даже логичен. Но Оггспайр же не виноват! Он даже не знал…

— Вам хочется ему помочь? — Лестрейндж чуть склонил голову к правому плечу.

Причард тихо фыркнул и состроил очень говорящую гримасу, но смолчал, и Гарри был ему сейчас за это благодарен.

— Да, сэр, — негромко сказал Гарри.

— Тогда ищите, — серьёзно проговорил Лестрейндж. — Нам в любом случае нужно отыскать того, кто обратил его — такие вещи нужно пресекать. И я скажу об этом Арчибальду — пусть тоже ищут. Если мы успеем, то развоплотят его, а Оггспайр отделается десять годами Азкабана. Это тоже неприятно, но, во всяком случае, потом его разбудят — может, даже вы.

— А как искать? — деловито спросил Причард, и Гарри подумал, что он похож на гончую: ему было, в общем, наплевать на Оггспайра, но вот мимо сложной задачи он пройти не мог.

— Что мы о нём знаем? — спросил Лестрейндж. — Причард?

— Да ничего, — ответил тот. — Только что они на скачках познакомились. И что он азартен.

— Поправьте его, Гарри, — велел Лестрейндж, и Гарри задумался.

— Я не помню про скачки, — признался он через несколько секунд. — А точно там?

— Нет, — одобрительно кивнул Лестрейндж. — Мы знаем, что этот вампир «тоже азартен» и что они были знакомы довольно долго. Азарт такого рода не слишком свойственен вампирам — возможно, Арчибальд кого-нибудь узнает. Но на сей раз я пойду к нему один: я вас познакомил, и теперь вам нужно дождаться ответного шага. Самому идти туда не стоит — это будет скверно выглядеть.

— А я, шеф? — вмешался Причард. — Мне-то с вами можно?

— Вы стажёр, — осадил его Лестрейндж. — По их понятиям — никто. Станьте аврором для начала. А пока идите оба и подумайте, что у нас есть на игроков. Любых. Ищите, — он поднялся. — Времени у нас немного: дело, в сущности, раскрыто, и суд никто откладывать не будет. Я, конечно, время потяну, но рассчитывайте, скажем, на неделю. Хотя, может быть, вампиры нам помогут… но я не стал бы на это полагаться.

— Разве они сами в этом не заинтересованы? — спросил Гарри, тоже вставая вслед за Причардом. — В том, чтобы найти того, кто…

— Безусловно, — согласился Лестрейндж. — Но о нём уже известно. Думаю, если они найдут его уже после того, как Оггспайр будет развоплощён, его тоже подвергнут этой процедуре. Но Оггспайру это уже не поможет.

— Я не понимаю, — нахмурился Гарри. — Если так, то почему не подождать? С развоплощением?

— Потому что такова договорённость и закон, — ответил Лестрейндж. — Один должен быть развоплощён — неважно, кто, но численность должна быть восстановлена. Всё остальное — не наша забота и право вампиров разбираться между собой. Практика показывает, что они его развоплотят — хотя бы чтобы получить лицензию, — он усмехнулся и добавил: — Хотя нельзя, конечно, исключить того, что это кто-то… как бы сказать… свой. Из власть имущих. В этом случае мы — единственный шанс Оггспайра. Причард, — он взялся за ручку двери, — у вас не может не быть знакомых в этих кругах. Я не задаю вопросов, но прошу вас их использовать.

— Я не игрок, шеф, — весело заверил его Причард. — Просто знаю кое-кого.

— Вы иной игрок. Были бы таким — я вас отчислил бы, — ответил Лестрейндж. — Действуйте.

Он открыл дверь и вышел, оставив Гарри удивляться тому, что он, похоже, понял, что имел в виду Лестрейндж. И что сам Гарри совершенно с ним согласен: Причард был и вправду игроком, но другим. Совсем другим.