Middle (джен)

Лестрейндж вошёл в допросную и несколько секунд стоял, глядя на сидящую за столом девочку. Она была худой и бледной и не то что некрасивой — скорей, невзрачной и как будто бы почти лишённой красок: прозрачные серо-голубые глаза, светлые, но не в золото, а в русость, волосы… Она подняла голову и, увидев Лестрейнджа, сказала, помахав ему правой рукой — пустой край рукава мотался тряпкой:

— Привет!

— Привет, Миллисента, — Родольфус подошёл к ним и, кивнув вставшей ему навстречу Фоссет, сказал: — Спасибо. Мы поговорим наедине?

— Конечно, сэр. Пока, — Фоссет улыбнулась девочке, и та сказала грустно:

— Мы не доиграли…

— Доиграете, — пообещал Лестрейндж. — Фоссет, вы не слишком заняты сегодня?

— Нет, сэр, — сказала та. — Я вас подожду в отделе и вернусь, — добавила она, обращаясь уже к девочке. — И мы доиграем. Да?

— Да, — малышка улыбнулась, но ей махать не стала, застеснявшись.

Когда Фоссет вышла, Лестрейндж махнул палочкой, делая стекло непрозрачным и звуконепроницаемым, потом сел рядом с девочкой и спросил:

— Давай поговорим?

— Что мама умерла? — спросила Миллисента очень серьёзно.

— Да, — ответил Лестрейндж.

— Я больше её не увижу? — спросила Миллисента.

— Нет, — качнул он головой.

— Никогда? — она нахмурилась, но не заплакала.

— Нет, — повторил он и, придвинувшись поближе, сказал, легко коснувшись её плеча: — Мне очень жаль.

— Почему мама умерла? — спросила Миллисента тихо.

— Случайно, — он поднял руку и мягко провёл по её волосам. — Она ошиблась. Невнимательно прочитала этикетку на флаконе с зельем. И ошиблась с дозировкой. Выпила слишком много. И уснула… и не смогла проснуться.

— Просто ошиблась? — переспросила Миллисента, хмурясь и внимательно глядя ему в глаза.

— К сожалению, — он выдержал её взгляд, и в его глазах было только сочувствие.

— Правда? — переспросила Миллисента. — Не из-за меня? Что я такая?

— И чтобы не учить китайский? — слегка улыбнулся он, и Миллисента, чуть помедлив, тоже улыбнулась и сказала неуверенно:

— Да?

— Я пошутил, — на всякий случай сказал он, и она кивнула. — Мама никогда бы не бросила тебя.

— И теперь все дяди и тёти решают, кто будет со мной мучиться? — спросила, помолчав немного, Миллисента.

— Мучиться? — переспросил Лестрейндж.

— Они так говорили маме — что она со мною мучается. Я же большая, мне почти шесть лет, и я всё понимаю, — она опять нахмурилась.

— С кем ты хочешь жить? — спросил он, и она пожала плечами и отвернулась. — А хочешь жить со мной? — спросил он, и она, мгновенно вскинув голову, переспросила:

— С тобой? Совсем?

— Совсем, — он улыбнулся. — Пойдёшь жить ко мне?

— Ага, — она вдруг тоже улыбнулась, и на удивленье ловко перебралась к нему на колени и обняла за шею. — Ты будешь моим папой?

— Я не могу быть твоим папой, милая, — ответил он, осторожно прижимая её к себе и гладя по голове. — Он ведь у тебя есть. Он умер слишком рано, но он есть — и было бы нечестно занять его место. Давай, я буду твоим дядей? Дядей Дольфом?

— У меня уже есть дядя, — она сильней к нему прижалась. — Два или даже три, если считать тётиного мужа.

— Дядей может быть сколько угодно, — возразил Лестрейндж. — Можешь звать меня просто по имени. Дольфом. Хочешь?

— Хочу, — она повернула голову и уткнулась лицом ему в шею.

И заплакала.

Лестрейндж долго с ней сидел, баюкая и тихо шепча что-то на ухо, но не пытаясь успокоить и давая выплакаться. А когда она затихла, встал и понёс её к двери, но когда он уже почти дошёл, Миллисента подняла голову и спросила, отстранившись и заглянув ему в лицо:

— И ты поедешь со мной в Китай?

— Я же учу китайский, — ответил он. — Конечно, поеду.

Она немножко помолчала и сказала вдруг, шмыгнув носом:

— Мы не доиграли с Сандрой. Она обещала…

— Да, конечно, — Лестрейндж улыбнулся, достал платок, посадил её обратно на стул, дал высморкаться и пошёл за Сандрой Фоссет.