Middle (джен)

Пока Гарри ходил туда-сюда, собеседник у Лестрейнджа сменился. Теперь перед ним за пустым столом, на котором лежал лишь пергамент протокола с Прытко Пишущим пером, сидел худой и почти лысый старик. Хотя… пожалуй, если приглядеться, становилось ясно, что не так уж он и стар — лет восемьдесят, вряд ли больше, однако резкие морщины и седые волосы обманчиво добавляли возраста. Впрочем, Азкабан никого не молодит…

Похоже было, что его только привели: строчек на пергаменте было не так много. Гарри заглянул в него и прочёл имя: Ангвис Селвин. Имя было почти незнакомым — нет, он слышал про него, конечно, но не помнил толком ничего. Разве что лишь то, что тот, вроде бы, учился с Волдемортом.

— …старался иметь дело с ним как можно меньше, — говорил Селвин. — Благо в этом не было большой необходимости.

— Чем мистер Джагсон занимался, начиная с лета девяносто седьмого года? После амнистии, — педантично уточнил Лестрейндж.

— Он что-то делал в министерстве, — старик неопределённо помахал сухой кистью с толстыми венами. — Я не знаю. Я же говорю: я старался не иметь с ним дел. Никаких дел.

— Однако с сентября девяносто седьмого вы заняли в Визенгамоте одно из освободившихся после добровольной отставки некоторых его членов место, — сказал Лестрейндж. — И, безусловно, имели дело с административной службой.

— Оно было моим по праву! — возбуждённо проговорил Селвин. — Моя семья столетьями там заседала! И если бы не мой дед… — он скривился и, кажется, едва не сплюнул.

— Который потерял его, отправившись сюда за взятки, — кивнул Лестрейндж.

— Я всегда считал это несправедливым, — зло сказал старик. — Почему мы, его потомки, должны платить за это? Его место должно было перейти к сыну!

— Таков закон, — равнодушно проговорил Лестрейндж, и Селвин вдруг взорвался:

— Да как ты можешь соглашаться с этим? Ты? А?

— Я полагаю это справедливым, — сказал Лестрейндж, и Селвин, подавшись вперёд, спросил:

— Хочешь сказать мне, что ты не жалеешь, что сидишь тут, вместо того, чтобы быть там? Да?

— Да, — по губам Лестрейнджа скользнула улыбка.

То есть, потрясённо думал Гарри, старательно удерживая на лице привычное строго-нейтральное выражение, Лестрейнджи были в Визенгамоте? Видимо, родители — Родольфус просто не успел бы, ведь членом Визенгамота можно было стать лишь в сорок. И если место было наследным, а наследник — слишком юн, оно временно кому-нибудь передавалось. Так… Лестрейнджу — сорок восемь, его брату — пятьдесят, значит… значит, Родольфус должен был… должен был при Пие быть в Визенгамоте?! Раз его в девяносто седьмом тоже амнистировали? То, что сам Радольфус Лестрейндж был в Визенгамоте, не было для Гарри секретом: конечно же, он должен был быть там в бытность главным аврором, но он никогда не думал о том, что у Лестрейнджей там было постоянное место.

— Ты врёшь, — с каким-то торжеством заявил Селвин. — Лжёшь в глаза!

— Я бы не был здесь, если бы хотел быть там, не так ли? — спросил Лестрейндж, окончательно запутав Гарри. Если Родольфус был при Пие в Визенгамоте, их семья ведь потеряла место? Должна была? — Мы с вами отвлеклись, мистер Селвин. Мы говорили о мистере Джагсоне и о том, что вы работали с ним. И…

— Я не буду говорить с лжецом, — заявил Селвин, гордо вскидывая выступающий вперёд подбородок.

— В чём я солгал? — вздохнул Лестрейндж.

— В том, что не хотел бы быть там, наверху, — Селвин поднял указательный палец и ткнул им в потолок.

— Мне это не интересно, — сказал Лестрейндж. — И никогда не было.

— Признай, — потребовал Селвин, — что ты хотел бы. Да не можешь. Ну, признай! — потребовал он, и Лестрейндж спросил с некоторым любопытством:

— Зачем?

— Признай, — повторил Селвин, — и тогда я, может, расскажу тебе про Джагсона.

— Может быть или расскажете? — уточнил Лестрейндж, и Селвин усмехнулся с торжеством:

— Я расскажу. Итак?

— Что ж, — сказал Лестрейндж, сплетая пальцы лежащих на столе рук, — должен признать, что я вспоминаю те дни, когда я был там. Часто.

— Что ты чувствовал? — требовательно спросил Селвин. — Скажи!

— Власть и вправду опьяняет, — сказал Лестрейндж, прикрывая глаза. — Это было… удивительно.

— Вот так, — сказал Селвин с удовлетворением, а Гарри лихорадочно анализировал услышанное. Что, собственно, сейчас сказал Лестрейндж? Он ведь не сказал, что хотел бы в Визенгамот вернуться. Он сказал лишь… да — он не признал — и это важно. «Никогда не лгите прямо», — вспомнил он слова Лестрейнджа и добавил к ним: «Особенно под протокол». — Я-то знаю, что это за чувство — власть. Все её хотят — особенно те, кто попробовал. Что, скажешь, не так?

— Говорят, что нет, — ответил Лестрейндж.

— Врут, — хрипловато рассмеялся Селвин. — Конечно, врут.

— Теперь вернемся к делу: вы обещали рассказать про Джагсона, — напомнил ему Лестрейндж.

— Я? — удивлённо спросил Селвин и тут же хмыкнул. — Да он ничего не делал. Почти всю работу за него делал малыш Эйвери.

— Эйвери? — уточнил Лестрейндж.

— Толстенький тихоня Эйвери, — неприятно усмехнулся Селвин. — Всегда и всем казался таким мирным… ты ведь его тоже таким считаешь?

— Разве нет? — спросил Лестрейндж.

— Трусом, да? — подначил его Селвин. — Робким трусом?

— А в чём подвох? — опять спросил Лестрейндж.

— А ты не задавал себе вопрос, что он там делал? — ответил ему вопросом Селвин. — У Лорда? Лорд был мудр, — сказал он с удовольствием. — Он собирал таланты. Зачем бы ему нужен был обычный трус? Не-е-ет, — протянул он. — Эйвери был умник. Лорд был гением, а Эйвери был умник, — повторил он. — Один умник стоит десятка силачей, да. Они с ним работали над разными заклятьями. Ты даже не представляешь, сколько он всего знал. Да и знает. Представляешь, — вкрадчиво проговорил он, — сколько на нём крови?

— Сейчас это не важно, — сказал Лестрейндж. — Эйвери здесь и уже не выйдет. А Джагсон может — если учесть амнистию, у нас не так уж много на него и есть.

— Забавно будет, — ухмыльнулся Селвин. — Я бы посмотрел на ваши рожи. На процессе.

— Для этого вам нужно быть свидетелем, — заметил Лестрейндж, и Селвин рассмеялся.

— Нечего мне вам сказать, господа авроры. И согласия на легилименцию я вам не дам. И опознавать не стану никого.

— Как скажете, — на удивление спокойно сказал Лестрейндж. — Жаль, что слово Селвинов теперь не значит ничего, — добавил он. — Допрос закончен в…

— Я не давал никому никаких слов! — буквально взвился Селвин.

— Вы обещали рассказать о Джагсоне, если я скажу, что чувствовал, работая в Визенгамоте, — напомнил Лестрейндж. — И кто здесь лжец?

— Ты не смеешь! — возмутился Селвин. — Так говорить со мной!

— Так это правда, — Лестрейндж пожал плечами. — Вы обещали и солгали. Лжец, — повторил он, спокойно глядя ему в глаза.

— А ты предатель, — Селвин подался вперёд. — Ты предал всю свою семью!

— Мой тёзка был министром магии, — с некоторым удивлением сказал Лестрейндж. — Члены нашей семьи не так уж редко служили в министерстве и никогда не видели в этом ничего зазорного. И главные авроры среди них тоже встречались.

— Ты знаешь, о чём я, — сощурился Селвин. — Ты предал своих братьев!

— Ваш род закончится на вас, — сказал Лестрейндж. — А наш… — он замолчал и улыбнулся, а потом спросил: — Так мы закончили?

— Да, — с издёвкой сказал Селвин.

— Значит, Джагсон не соврал, — с некоторым удивлением проговорил Лестрейндж. — Допрос закончен в десять часов восемь минут.

— В чём? — спросил Селвин, но Лестрейндж, отмахнувшись, поднялся и пошёл к двери. — В чём? — повторил Селвин.

Лестрейндж остановился у двери и обернулся. Некоторое время он стоял, явно раздумывая, ответить или нет, потом бросил:

— Анна, — и, открыв дверь, позвал: — Охрана! Уведите. Мы закончили. Ведите следующего.

— Что «Анна»? — воскликнул Селвин, но Лестрейндж, явно потеряв к нему всякий интерес, вернулся к столу, и покуда охрана выводила выкрикивавшего: — Что Анна? Что ты имел в виду! Ты должен мне сказать! Скажи мне! — очень тщательно скатывал в трубку протокол, а потом чрезвычайно аккуратно укладывал его в сумку.

Когда Селвина вывели и дверь закрылась, Лестрейндж сел за стол, сплёл пальцы и, поставив подбородок на руки, с улыбкой воззрился на Гарри.

— Кто такая Анна, сэр? — спросил тот.

— Его дочь, — ответил Лестрейндж. — Никто не знает ничего наверняка, но наш отец считал, что она родилась сквибом — и потом исчезла. Так бывает, в некотором роде, это обычная практика в волшебных семьях, — он выпрямился и потёр явно затёкшую шею. — Других детей у них с женою не было — или, по крайней мере, никто не знал о них. Жена потом пропала… тоже. Как и дочь. Отец считал, что Селвин их убил и больше, видимо, не рисковал с детьми. Но доказательств нет, конечно, никаких.

— Тогда я ничего не понял, — признался Гарри. — При чём здесь Джагсон?

— Вы недооцениваете человеческую фантазию, — усмехнулся Лестрейндж. — На самом деле не при чём, и, опережая ваш вопрос, он ничего не говорил мне про неё. Но, конечно, Селвин знал о его… специфических пристрастиях — они все там знали. Достройте сами дальнейшую логическую цепь, — предложил он.

— Вы думаете, — недоверчиво спросил, подумав, Гарри, — что Селвин решил, будто Джагсон вам сказал, что… что Селвин отдал дочь ему?!

— Надеюсь, да, — кивнул Лестрейндж. — И по его реакции рискну сказать, что так и есть.

— Но зачем? — спросил Гарри. — Тем более что вы закончили допрос? Вы просто… просто хотели, чтобы он мучился?

— Я вам отвечу по пути назад, — сказал Лестрейндж. — Я обещаю. У нас с вами будет пять часов, и я отвечу на все ваши вопросы. Ну, или на многие. Согласны?

— Да, — что, собственно, ещё оставалось Гарри, кроме как согласиться?

— Хорошо, — кивнул Лестрейндж. — Ещё один такой допрос — и дальше будет легче, — пообещал он то ли Гарри, то ли самому себе. — Потом пойдут егеря — раз один из наших подозреваемых из них, и с ними будет проще. Кого, на ваш взгляд, сейчас приведут сюда?

— Амбридж? — спросил Гарри.

— Амбридж, — кивнул Лестрейндж. — И это будет неприятно и непросто.

— Она не получила то, что вы ей обещали в прошлый раз? — понимающе спросил Гарри.

— Почему же, получила… но не совсем то и так, как полагала, — Лестрейндж дёрнул углом рта. — Что бы вы ей предложили? — вдруг поинтересовался он.

— Не знаю, — растерялся Гарри.

— А вы подумайте, — предложил ему Лестрейндж и встал на звук открывающейся двери.