Middle (джен)

Shshypshyh
Ого! Ну, медицинский профиль всё-таки подразумевает. )
И всё равно здорово.

А почему стесняетесь? Вы же хорошее пишете, а не наоборот. )
mhistory
Хе. )
mhistory
И будет прав!
val_nv
Да )
Ртш
Дадада!

Ну, вообще-то, всё зависит от установок. Язык нужен либо для дела, либо для удовольствия. В качестве побочного эффекта – для развития определённых структур мозга (в детстве и пубертате), для их поддержания (во взрослом возрасте) и для возможности воспринимать иную картину мира. Это идёт бонусом.

Для учёного волшебника в Европе нужно знать, как минимум, три письменных языка помимо родного. И... несколько больше, чтобы читать тексты из узко национальных традиций.

mhistory
«О, повелитель! Это латынь!»

isomori
Ну, Мальсибера учёным не назовёшь. А вот Эйвери да...

isomori
ДА! Она! )

Alteya
Они с Эйвери на пару - Кот Ученый.
Один котик, другой ученый...

Alteya
Главное, чтобы в обычной школе не преподавали предсказания.

isomori
смотрите, накаркаете!

Пролог. Разговор о справедливом и разумном, которые, похоже, в данный момент фатально разошлись.
Это некий автоэпиграф ко всей повести в целом. Непосредственно за ним начинается история Лестрейнджа-среднего: после войны носителя этой фамилии приходится убрать с поста главы Аврората, хотя он такого вовсе не заслужил. (И тут отзывается наш собственный мрачный исторический опыт, аббревиатура ЧСИР — «член семьи изменника Родины»). Впрочем, некоторые министерские в свою очередь считают Радольфуса предателем, уже с другой стороны: работая на Министерство, он сливал информацию мятежникам. И даже Гарри неохотно признает, что «в каком-то смысле» они правы.
Сказочный «средний брат» — очень невыигрышная роль. Он обычно отправляется на задание за старшим, повторяет его ошибки и разделяет его судьбу. И о нем, как правило, даже нет отдельного рассказа: зачем повторять одно и то же?
Но человек не связан правилами фольклорного канона. Вот что говорит Андромеда — тоже средняя из сестер Блэк (у всех трех — совершенно разные жизненные пути):
И Радольфус Лестрейндж тоже не обязан повторять судьбу Родольфуса Лестрейнджа.
«Middle» — не только «средний», но и «середина». В каком-то смысле это еще и позиция «между». И все эти смыслы задействованы в повести, герои которой живут под девизом: «служить и защищать».
Рассказ идет в основном с точки зрения Гарри Поттера, который вступает в тот период жизни, что лежит опять-таки между получением «аттестата зрелости» — и самой зрелостью.
Гарри тут совершенно канонный, с узнаваемыми реакциями. Так, он сразу кидается выстраивать детективные теории о темном прошлом Радольфуса. Окружающих, по его мнению, «подводит опыт и долгое знакомство с Лестрейнджем: иные вещи куда видней как раз со стороны». Это напоминает сцену в ГП и ПП, где Гарри вместо того, чтобы выполнять поручение Дамблдора, азартно выслеживает Снейпа и Драко — и не на шутку злится, когда директор не желает видеть очевидного заговора под собственным носом: как же так, вы что, меня не поняли?!!
А вот история с порталами-зверюшками. Гарри неосмотрительно расколдовывает всех, уничтожая шанс выйти на преступника — и нарывается на справедливый выговор. Между тем характер оплошности вытекает из характера самого Гарри: он переживал за страдающих зверьков настолько, что просто не успел подумать. Профессиональный просчет, да. Даже похвальная сострадательность, как выясняется, нуждается в контроле.
Опасно может быть — в определенных дозах и обстоятельствах — и гипертрофированное чувство ответственности. Радольфус замечает:
Уже не школьник, еще не аврор — Гарри учится видеть человека и ситуацию с разных сторон. «Вы не так смотрите, — говорит ему Лестрейндж в процессе очередного расследования. — Не с той позиции».
«Всегда прежде всего думайте о жертвах, — учит Лестрейндж. — Мы, авроры, представляем их». Это просто и понятно. Но в какой-то момент Гарри кажется, что теперь наставник говорит совершенно другое. Или же… или же справедливость — гораздо более сложная вещь, чем казалось ему когда-то. И не существует такого общего правила, которое можно применить к любой ситуации — и быть уверенным, что это не повлечет за собой новую несправедливость и новое зло.
(продолжение ниже)

(продолжение)
События то и дело проецируются на прошлое Гарри: в его памяти всплывают лица и эпизоды, что теперь видятся в ином ракурсе. Символичны сцены, где он впервые садится на места выступающих в Конференц-зале — или где смотрит на Большой зал Хогвартса из-за профессорского стола.
Когда-то Гарри восхищало, что беглецу-Сириусу не закрыт доступ к банковскому счету; но теперь, когда ту же возможность имеет скрывающийся от правосудия Петтигрю, ему это совсем не нравится.
Или взять злоумышленника, собиравшегося надавить на родителей, чтобы они отдали ему ребенка в обучение. Теперь Гарри спрашивает себя: а не так ли действовали приходившие к родителям магглорожденных учителя?
Гарри не единственный, кто в этом смысле взрослеет. Сандра, вспоминая годы учебы, говорит: «…мы его тогда так ненавидели… а сейчас я думаю, что, может, он… всё было не так просто…»; а Гермиона признается, что «в школе чувствовала себя не в пример умнее» (читай: самоувереннее).
И эта метаморфоза вовсе не происходит автоматически, с возрастом. Например, Артур Уизли — более чем взрослый и абсолютно порядочный человек — так и держится за незыблемые «гриффиндорские» убеждения:
Между тем Гарри раз за разом уверяется в том, что преступления творят не одни лишь мерзавцы и садисты:
Одни, как Эйвери, ищут в объятиях зла прибежища от иного зла. Другие, как Петтигрю, хотят утвердиться «при ком-то сильном», — Гарри тошно от мысли, что Волдеморт называет Хвоста кличкой, которую дали ему Мародеры.
Очень характерна в этом плане сюжетная линия Мальсибера. Авроры называют его подонком, но Гарри видит, опять же, самого обычного, в сущности, человека, даже не жестокого и не подлого, с обычными недостатками: легкомыслие, самомнение… у кого не найдется подобного добра? Опьянение властью — Гарри и сам в какой-то момент его испытывает (и пугается). И бывает достаточно даже одного-единственного ложного шага, чтобы вызвать цепную реакцию...
В «Middle» использован прием многосторонней «подсветки»: так, в истории Мальсибера эхом отзывается история 20-летнего Снейпа и собственные воспоминания Гарри.
В гриффиндорцах, «подшутивших» над маггловскими детьми, Мальсибер тоже не ощущает жестокости: только «вседозволенность, море энергии и любопытство», только неумение сомневаться и задумываться. Гарри думает, что сам он, конечно же, никогда не был бы способен на что-то подобное — но вдруг вспоминает, как смеялся когда-то над свиным хвостиком Дадли, наколдованным Хагридом.
(окончание ниже)

(окончание)
Вспоминая злополучный инцидент у озера, он понимает, что ни Сириус, ни Джеймс не были плохими «в целом», как и близнецы Уизли с их сомнительными шутками. Но…
С другой стороны (продолжает он размышлять) Сириус на месте Снейпа не чувствовал бы себя униженным — но Снейпа-то как раз хотел унизить! Ах, как же все сложно...
(Тема переоценки ценностей подробно развивается в «Изгоях»: магический дар эмпатии вовсе не гарантирует человеческой способности к сопереживанию. Об этом свидетельствует и характерная обмолвка Ойгена: «…даже волшебники — что говорить о людях?» Герои «Изгоев» начинают с нуля, мучительно отыскивая в себе — себя: то, что остается за вычетом магического дара — свою «человеческую составляющую».)
А еще Гарри предстоит узнать, что мало быть победителем Волдеморта, чтобы стать аврором. Что бывают истории с «отвратительной моралью», свидетельствующей, что доверие к любимому человеку может стать причиной катастрофы — и не только личной (дело Грин). Что иногда правила стоит нарушать, но за это надо платить — особенно если можно не платить: «Иначе вы сами не заметите, как перейдёте грань и перестанете отличаться от тех, с кем боретесь». Как чудовищно способно извратиться понятие о справедливости (дело Ламонта), и какой зловеще буквальный смысл может принимать известный тезис: «Да свершится правосудие — и пусть погибнет мир!» И что бывают споры, где правы обе стороны, а «правда вообще» может быть неправдой в частности, — это когда он спрашивает наставника, почему тот просто не убил мерзавца Джагсона, и получает в ответ:
«Верно, но неправда» — формула, которую не проходят в школе. Из всех хогвартских факультетов, возможно, только Слизерин имеет о ней некоторое понятие: не случайно, к изумлению Гарри, в аврорате вокруг него оказывается столько бывших слизеринцев.
В «Middle» для Гарри припасено еще одно предсказание судьбы — впрочем, не такое мрачное. Он видит разветвленное у корня дерево: одна половина рвется вверх, зато вторая, отстающая, ветвится больше и намного прихотливей. И думает, что понял его смысл.
Выбирать, сколько можно добавить в этот мир зла во имя справедливости.
Выбирать время для решений справедливых и для решений разумных.
И вот теперь можно заново перечитать Пролог…

P.S.: А у меня образ двойного дерева вызывает отчетливую ассоциацию: «канон» и фанфикшен. Ветвящийся ствол — череда разнообразных выборов, сделанных героями: каждый раз мы получаем возможность оценить новый результат и сопоставить его с предыдущим.
Это тоже магия — уникальная и неповторимая «хроноворотная» магия фанфиков. Сохраняется сеттинг, заданная основа характера и даже общий каркас фабулы, но изменены один-два вводных параметра, точка выбора героя — и вот перед нами уже совершенно новый итог и новый материал для размышлений.
И это прекрасно видно в богатом, разветвленном мире «серий» Алтеи.

nordwind
Снимаю шляпу.)

Alteya
Да как-то тут уже такое дружное комьюнити, и влезать неловко)

Shshypshyh
Все мы когда-то впервые влезли. И рады новеньким.

nordwind

Огромное спасибо! Потрясающий обзор!

клевчук
Хатуль Мадан?

isomori
Он!
На цЕпочке!

клевчук
Дааа! Их надо только вместе воспринимать. )
isomori
Да почему же? ))
клевчук
Вот да .)
nordwind
Ой.
Ох.
Ааааа!
Все мои слова закончились.
Спасибо вам за такой потрясающий обзор и такое прочтение! Автор невероятно впечатлён и смущён. И благодарен.
клевчук
Я с вами!
Shshypshyh
Да ну почему же? Все когда-то сюда пришли в первый раз. И я тоже. Присоединяйтесь! )
isomori
ОН!!!
клевчук
... (какая?) ... (кто?) повесила на него эту ... (какую?) цепочку?!

Alteya
как кто? Каплан!

клевчук
Вот же сволочь какая!