Изгои (джен)

Разбудил Ойгена в половине десятого Рабастан: номер следовало освободить до одиннадцати утра.

— Надеюсь, — сказал Ойген, одеваясь после душа, про который вчера просто забыл, — у нас дома уже можно дышать.

— Если нет, то тебе придётся забрать компьютер в кафе, — кажется, оптимизм не был отличительной чертой Рабастана. — Не гулять же с ним по городу.

— Да, я вполне могу оставить его там — никто не возьмёт, и у Уолша вопросов не будет, — согласился Ойген. — Но, может, нам всё-таки повезёт?

Рабастан скептически усмехнулся — а реальность, как выяснилось, когда они вернулись домой, кажется, решила пошутить с ними обоими: запах заметно ослаб, но не исчез. Находиться в комнате было уже возможно, но… не слишком приятно. Остаточный шлейф всё ещё ощущался и вызывал дискомфорт. Оставалось надеяться, что к вечеру запах всё-таки окончательно выветрится, и что он не успел пропитать их вещи — впрочем, постельное бельё они всё-таки решили постирать, тем более, было уже пора, да и свободного времени у них было сейчас предостаточно.

Они отнесли компьютер в кафе, оставив его в комнате отдыха, затем попрощались — Рабастан отправился в галерею Тейт, а Ойген в прачечную, где, закинув бельё, устроился подремать под монотонный шум, затем достал газету и распечатки с объявлениями о недвижимости, и со вздохом начал их изучать, уже зная, что примерно пряталось между строк и прикидывая стоимость комиссионных. За время, пока бельё крутилось в сушилке, он пришёл к выводу, что ничего порядочного за те деньги, которые у них сейчас есть, просто нигде не сдаётся.

Он вернулся вместе с бельём в кафе — потому что не оставлять же его было в царстве альпийской свежести и лёгкого флёра тухлых яиц — и устроился за одним из свободных компьютеров в зале, благо, их было достаточно. Часа полтора назад, когда бельё уже полоскалось, он, отчаявшись, написал смс Уолшу, попросив о несрочном личном разговоре, а когда тот перезвонил, спросил, не знает ли он кого-то, кто не слишком дорого неподалёку сдаёт жильё.

— Нас бы устроила и одна комната, — сказал он. — Просто комната с кухней. Мы с братом аккуратны и неприхотливы.

— Знаю, — почему-то усмехнулся в трубку Уолш, и у Ойгена возникло ощущение, что тот ждал такого звонка. — Я загляну сегодня — и поговорим, — пообещал он — и отключился. А Ойген остался ждать, донельзя заинтригованный и обнадёженный.

Уолш появился около восьми вечера, когда смена Ойгена была в самом разгаре — и, поманив его за собой, прошёл в комнату отдыха. Сел, оглядел с ног до головы оценивающе, словно то ли собирался его купить, то ли, напротив, собирался предложить ему сделку, и похлопал рядом с собой ладонью.

— Допустим, есть у меня… кузина, — начал он, когда Ойген послушно присел на диван.

И умолк.

— Кузина — это прекрасно, — глубокомысленно проговорил Ойген. — Вам очень повезло.

— Да, мне повезло — согласился с ним Уолш, улыбаясь. — Так вот, у моей дорогой Морин есть ненужная в данный момент квартирка. Тут, в двух шагах, — он сделал неопределённый жест.

— В данный момент? — уточнил Ойген.

— В данный, — довольно кивнул Уолш. — Моя кузина ещё молода, и дети только в начальной школе. А её любимая бабушка, а мне, — он подсчитал на пальцах, — выходит что тётка... — он вздохнул, приняв скорбный вид, — упокоилась, прими Господь её душу. Как похоронили, года ещё не прошло.

— Соболезную, — Ойген тоже опустил голову.

Они помолчали.

— Отец Ансельм о тебе хорошо отзывается, говорит, помогаешь приходу, — сказал, наконец, Уолш задумчиво, а затем продолжил уже вполне деловым тоном. — Значит, и я могу тебе доверять, и порекомендовать тебя Морин. Сдаст она вам недорого — я бы сказал, почти задаром. Квартира, честно скажу, сама по себе прекрасная — первый этаж и… даже… кхм... сад свой, гостиная, спальня, кухня! Кровать там, правда, одна — зато большая. Разберётесь, я думаю.

— Ваша кузина позволит поставить вторую? — спросил Ойген озабоченно, тщательно сдерживая радостную улыбку.

— Поставить — не забрать, — философски заметил Уолш. — Но есть условие.

Он опять замолчал.

— Какое? — спросил, наконец, Ойген.

— Вам придётся… прибраться, — по его губам скользнула ироничная… нет, даже, скорее, насмешливая ухмылка. — Я схожу с вами — покажу, что и как… это первое.

— Разумеется, — Ойгену было невероятно любопытно, что же там за квартира. И что означает это «прибраться». Уборки ни он, ни Рабастан не боялись, но что там, если об этом нужно упоминать отдельно?

— А второе — вам нужно будет привести сад в порядок. На ваш вкус — но уже весной он должен радовать глаз. Покойнице он был дорог, да и Морин... Неплохо, — интонация его стала чуть требовательнее, — чтобы весной оно... он... радовал глаз.

— Чей? — осторожно осведомился Ойген — и Уолш, не сдержавшись, расхохотался.

— Вообще, — весело сказал он. — Завтра утром сходим туда — я всё покажу. Встретимся здесь в девять.

— Могу я узнать, во сколько нам обойдётся аренда? — спросил Ойген, с одной стороны немного расслабившись, с другой напрягшись. В конце концов, Уолш был в курсе его дохода, но цены в Лондоне были Ойгену уже отлично известны.

— В принципе, тысяча, — ответил Уолш, и выражение его лица заставило Ойгена уточнить:

— А без принципа?

Уолш снова хмыкнул:

— Девятьсот. Разумеется, без коммуналки. Но сад… моя Морин должна гордиться! — предупредил он. — Завтра посмотрите, и, если устроит, въезжайте. Но это без принципов, — повторил он, осклабившись.

— Какие принципы между своими? — удивлённо спросил Ойген, чувствуя, как где-то внутри медленно поворачивают острый нож. — Наша аренда истекает двадцать шестого января, в полдень. Это суббота.

А значит, нужно будет рассчитаться за коммуналку, подумал Ойген, старясь не представлять прямо сейчас, во сколько им встала электроплитка и компьютер, работающий больше десяти часов в день. А также то, что они не экономили на тепле и не только…

— Не думаю, что тебе слишком принципиально, — тут же парировал Уолш — и вдруг сделал ему подарок: — Ладно. Сам знаю — переезд хуже пожара. Возьмёшь двадцать шестого выходной вместо вторника — но только на этой неделе!

— Спасибо! — Ойген искренне прижал руки к груди.

— …если договоримся, — веско добавил Уолш, и Ойген решил, что выбора у них, кажется, нет. И понадеялся, что квартира не может оказаться настолько ужасной, что они с Рабастаном там не приживутся. Две комнаты! С кухней! Он не представлял себе недостатков, которые бы перевесили это достоинство — тем более, в квартире, расположенной в двух шагах от кафе: он не помнил здесь совсем уж ужасных трущоб. Да и вообще трущоб: район здесь был небогатый, но тихий.

Ойген весь вечер промучился опасениями и, конечно же, любопытством, которое спокойная реакция Рабастана лишь разожгла.

— Ну что там может такого ужасного? — спросил он, когда они с Рабастаном шли под дождём домой, обернув компьютер в сумке в целый ворох плотных мусорных пакетов.

— Насекомые, — на удивление невозмутимо принялся перечислять Рабастан. — Соседи. Сгнивший пол. Всё вместе.

— Насекомых можно вывести, — оптимистично возразил Ойген. — А даже если нет — они, скорее всего, будут только в кухне. Неприятно, но тараканы не кусаются. В Хейгейте они водились.

— Клопы кусаются, — заметил Рабастан.

— С этим тоже можно справиться, — отмахнулся Ойген. — Наверняка. Сгнивший пол закрыть хотя бы дешёвым линолеумом, а до соседей нам дела нет.

— Соседи бывают разные, — философски проговорил Рабастан. И чуть улыбнулся: — Хотя, конечно, у нас с тобой по части соседей богатый опыт.

Дома их ждал, наконец, воздух, кажется, ничем не отличающийся о уличного — в том числе и температурой. Конечно же, они включили отопление, однако же эффекта от него поначалу было немного, так что они легли спать одетыми, и Рабастан, засыпая, сказал:

— А там может быть так всегда.

— Грелки заведём, — не желая сдаваться, ответил Ойген, сонно думая о том, что надо будет заранее придумать отговорку для Уолша.

На следующий день Ойген с Рабастаном были в кафе уже без четверти девять, рассудив, что в данном случае негоже заставлять Уолша ждать. Тот появился вовремя, и буквально через пять минут они уже входили в подъезд вполне прилично выглядящего трёхэтажного дома из красного кирпича.

— Ну, смотрите, — сказал Уолш, сворачивая из коридора налево и открывая самую дальнюю из дверей.

Они оказались в маленьком холле, половину которого занимал огромный шкаф — высотою почти в потолок. Сюда выходило три двери, воздух был затхлым, пахло не слишком приятно, а весь пол был покрыт пылью и мусором, смешанным с чем-то мелким… то ли, зерном, то ли семечками, а ещё…

— Птичий помёт, — сказал со знанием дела Рабастан.

— Старушка любила птиц, — подтвердил Уолш. — Я говорил: придётся здесь прибраться.

— Помёт старый, — Рабастан присел на корточки, приглядываясь. — Он мог въесться. Что за птицы?

— Канарейки, кажется, — не слишком уверенно ответил Уолш.

— Мы не можем обещать, что не останется следов, — Рабастан поднялся. — Мы отмоем всё, что сможем, но следы могут остаться. Особенно на обоях.

— Ну, что делать, — не было похоже, чтоб Уолша это особенно расстроило. — Кухня там, — повелительно сказал он, и они послушно вошли в указанную дверь.

Кухня оказалась маленькой и была буквально забита настоящей дубовой мебелью: навесными и напольными ящиками и шкафами, а остаток места занимал неожиданно большой и солидный круглый стол с одной толстой ногой, и три стула явно из того же самого комплекта.

— Какая мебель! — совершенно искренне восхитился Ойген.

Дерево. Настоящее живое дерево! Повернуться тут, правда, было негде, и пройти можно было только боком — но это было дерево, по которому он, как только сейчас понял, до смерти соскучился.

Пусть даже и оно всё было покрыто помётом.

— Я смотрю, вам нравится? — довольно спросил Уолш.

— Пока да, — осторожно отозвался Ойген, испытывая самые настоящие муки — ему здесь действительно нравилось. Безоговорочно. Но эти девятьсот фунтов… Хотя, конечно, кто мог знать, что их ждало в комнатах.

— Ванная здесь скромная, — предупредил Уолш, и Ойген приготовился увидеть каморку в двадцать квадратных футов⁽¹⁾, но ванная комната, как ему показалось, оказалась вполне обычной, футов тридцать пять, а то и сорок квадратных — правда, повернуться тут тоже было особо негде, потому что половину занимала старинная чугунная ванна на львиных ножках. А на оставшейся половине ютились раковина — самая обычная — унитаз и резная дубовая этажерка, заполненная полотенцами. Кажется, Ойген никогда не видел разом столько полотенец… то есть у них дома тех, возможно, было даже больше, но он никогда не заходил в кладовки.

А теперь и не зайдёт уже.

— Спальня за гостиной, — Уолш подвёл их к третьей двери. — Там не прибрано, — предупредил он — и Ойген снова удержался от ехидной шутки.

И даже не потому что не хотел его сердить. Ему здесь нравилось! Да, было тесно и довольно грязно — но это была, если можно так сказать, живая грязь, и теснота была живой, даже несмотря на всё это пока что эта квартира вызывала у него иррациональное ощущение уюта.

Однако же Уолш оказался очень точен: в гостиной в самом деле было не прибрано. И дело было не в помёте, который и здесь был везде — комната выглядела так, как выглядит комната, откуда съехали в некоторой смешке: распахнутые застеклённые — одно стекло разбито — дверцы и выдвинутые ящики высоких, под самый потолок, дубовых шкафов, один из трёх абы где стоящих стульев как упал на бок — так и лежал, и всюду — какие-то мелкие бумажки, тряпки… вся та мелочь, что остаётся после сборов. Но мебель была основательна и хороша, пускай её и было много, а криво отодвинутый от стены массивный мягкий диван был обит настоящей кожей.

Спальня оказалась крохотной, и кроме большой… да нет — просто огромной двуспальной кровати с роскошным резным изголовьем там поместился только… шкаф — ещё один высокий шкаф, тяжёлый и занимающий едва ли не четверть комнаты — и неожиданно изящный крохотный прикроватный столик на резных изогнутых ножках, белый и расписанный фиалками, резко выбивающийся по стилю из всей этой дубовой солидности.

— Не уверен, что сюда поместится вторая кровать, — скептически заметил Уолш. — Разве что в гостиную… но в целом — как вам?

Ойген с Рабастаном переглянулись — и хором произнесли:

— Превосходно.

Понимая, что останутся здесь, даже если им придётся собирать по карманам последнюю мелочь.

1) около 2 кв. м

Вернуться к тексту