Изгои (джен)

Из гостиницы Рабастан и Ойген вышли в десятом часу утра — с тем, чтобы к полудню он всё же добрался до офиса — и буквально окунулись в густой молочно-белый туман, накрывший весь Лондон. Улицы были на удивление тихими, и Ойген поймал себя на странном ощущении, будто они с Рабастаном в нём вообще одни.

— Когда-то, — сказал негромко Рабастан, — я легко мог сам наколдовать такой. И порою так и делал — и мне нравилось гулять в нём там, у нас…

— Забавно, — отозвался Ойген. — Я сейчас как раз и думал, что мы словно не совсем в маггловском мире… будто мы почти что вернулись…

Рабастан только вздохнул в ответ, и они умолкли, не желая разрушать это хрупкое ощущение не совсем волшебства — скорей, воспоминанья о нём, в которое они угодили.

Дома тоже было непривычно тихо. Может, быть, тишина была так заметна потому, что они едва ли не впервые возвращались вдвоём утром сюда, после того как отсутствовали весь день, размышлял Ойген, снимая ботинки.

А затем прошёл прямо на кухню, зажёг плиту и поставил на неё чайник. Шум воды, тихо шипение пламени разрушили странную атмосферу безмолвия, а затем Асти включил воду в ванной, и квартира почти ожила.

Ойген же отправился в спальню. Не то чтобы он хотел, но всё же отдёрнул штору и выглянул через стеклянную дверь в сад, где в густом белом мареве, словно в каком-нибудь сериале одиноко и странно желтела полицейская лента, натянутая вокруг смертоносного столика. И хотя лента была цела, у Ойгена возникло странное ощущение, будто в саду кто-то был. Он даже не мог понять, откуда оно взялось — может, что-то не то было в положение стульев, может, в чём-то ещё… ведь стулья могли подвинуть и полицейские…

А может, он всё себе выдумал.

Они с Рабастаном неспешно второй раз позавтракали — первый свой завтрак они съели ещё в отеле, а сейчас мирно наслаждались чаем и сэндвичами с найденными в холодильнике огурцами и сыром, и Ойген даже не стал доставать свой ноутбук. В конце концов, если бы случилось что-то срочное, ему бы наверняка позвонили, в остальном же он не хотел сейчас ни на что-то отвлекаться, просто чтобы не сбить себе верный настрой и, наконец, закончить дело.

К полудню туман рассеялся, и Ойген, неспешно поднимаясь по лестнице в офис, пребывал в странном, но очень ясном состоянии духа. По дороге он купил три свежих горячих пиццы — четыре сыра, пепперони и острую, диабло — и даже выбирая, словно видел в своём выборе некий открывшийся ему скрытый смысл.

Наличие пиццы естественным образом определило и место партнёрского совещания: все уютно устроились прямо на кухне, и первым делом забросали Ойгена вопросами о вчерашнем происшествии со старушкой. В конце концов, такое обычно показывают разве что только в кино. И лишь удовлетворив свою любопытство, они перешли, наконец, к делу — и Марк включил на телефоне громкую связь, чтоб Энн тоже смогла присоединиться к ним. Телефон лежал на середине стола, вокруг которого расположились ребята, сам же Ойген устроился, прислонившись бедром к подоконнику в весьма расслабленной позе.

О предложении Маргарет он рассказывал довольно отстранённо, уже не проживая прежнюю бурю в душе, и в конце подытожил:

— Итак, нам предложили триста пятьдесят тысяч фунтов — на пятерых. Даже за вычетом налогов это очень приличные деньги. От нас ждут ответа к пятнице.

В комнате повисла напряжённая тишина, и, Ойген, словно не замечая этого сгустившегося молчания, спокойно выбирал себе кусок пиццы. Первым тишину нарушил внимательно смотревший на него Марк:

— Что ты сам думаешь?

— Я не думаю, — наставительно ответил Ойген. — Я выступаю в роли говорящего письма. И предлагаю сперва его обсудить.

Он взял кусок дьябло и, с видимым удовольствием откусив, неспешно начал его жевать, представляя себя странного вида вопиллером, который, впрочем, не собирался ни на кого вопить.

— Говорящее письмо? — уточнил Саймон, слегка разрушая неловкость. — Я однажды получил кисограмму…

— А вот этого обещать не могу — усмехнулся Ойген — Хотя... Нет... — он огляделся. — На этой кухне не сидит Энн. Точно нет. Впрочем…

Он подошёл к Саймону и, наклонившись, почти по-отечески поцеловал его в лоб.

— Ни дать ни взять — крёстный отец, — ухмыльнулся Саймон под общий смех.

— Я и мои итальянские корни. Да, — Ойген, тоже смеясь, раскланялся. — Отныне называйте меня дон Ойген, — он медленно кивнул — и, улыбаясь, вернулся с недоеденным куском пиццы к подоконнику. — Однако же давайте вернёмся к обсужденью наших дел, — мягко предложил он, вглядываясь в их лица и пытаясь прочитать по ним, кто и о чём думает.

— Это полмиллиона долларов, да? — негромко проговорил Саймон. — Ох. Я даже как-то представить не мог, что нашу работу кто-то во столько оценит. Серьёзно. Мы же молодцы? Да? — он взлохматил свои волосы, как делал всегда.

А ведь он прав, подумал Ойген. Они действительно молодцы. Но сейчас углубляться в это было не к месту — потом. Когда они все примут решение, у него будет полно времени. И может быть, даже они это отметят. Потом.

— На эти деньги можно многое было бы сделать, — кивнул Ойген. — Расплатиться с кредитом, добавить парочку серверов… И для Лимбуса это был бы уже совсем другой уровень.

— Вот купят они их, — раздался голос Энн в трубке, — и дизайн поменяют. И сделают какую-нибудь шапку разноцветную. Мигающую. И баннерами увешают всё, как универмаг к Рождеству.

— Конечно, сделают, — согласился Ойген теперь уже с ней — он вообще сейчас соглашался со всеми. — Для завлекательности, — и улыбнулся иронично и мягко, хотя тут же спохватился, что она не видит его лица, а значит, не может заметить иронию. Разве что только по тону…

— У нас же уникальная концепция, — взволнованно продолжила Энн. — Мы хотели столько всего сделать — карту потерявшихся животных, помните? Я понимаю, что нам нужны деньги, — закончила она. — Но я против. Мы же столько вложили в них, — Ойгену показалось, что она всхлипнула, но он бы за это не поручился.

— Нет, я, конечно, всё понимаю, — вмешался Джозеф, — но я всё-таки хотел спросить, с чего они решили, что запросто там вообще разберутся, — проговорил он несколько растерянно и почесал затылок — и было видно, что ему неловко. — Мы же всё делали… ну, как пойдёт. У нас же ни документации нет, ничего. И код… ну, вы знаете… его бы почистить слегка… я всё хотел… но руки-то не дошли…

— Что им мешает привлечь любого из нас, ну, за исключением меня или вот ещё Саймона, консультантом? — Ойген мирно пожал плечами. — И это нормально, — добавил он, — мы же не тайное общество и клятв никаких не давали, — не то чтобы он хотел указывать на очевидные вещи, но... последнее, что он хотел — поймать кого-то из действительно хороших людей в ловушку лояльности. И несколько запоздало вдруг осознал, что задумчиво трёт предплечье. Да, определённо, сказать это сейчас было правильно, и он не считал возможным умолчать о возможностях, которые откроются перед ними. Тем более, он обоснованно подозревал, что если Саймону или Джозефу подобная мысль вполне может и прийти в голову, то Марку — вовсе не обязательно. И только глядя на их возмущённые лица, Ойген понял, что вызвал отнюдь не тот эффект, которого ждал. Или нет? Кого он обманывает...

— А насколько у нас ситуация с финансами скверная? — негромко уточнил Марк.

— Ну, — вздохнул Ойген, ощущая некоторое смущение от осознания того факта, что, возможно, он снова неосознанно сделал то, от чего зарекался, — я не могу сказать, что мы уж совсем тонем. Но если бы мы были кораблём, то на месте крыс я бы уже начал присматривать себе какой-нибудь уютный порт, — он улыбнулся — и только тут понял, что сказал. — Я имел в виду, — поторопился он исправить впечатление от явно неудачного сравнения, — что пока мы балансируем на грани. И если посещаемость Зеркал вырастет — у нас начнутся проблемы. Нам нужен хотя бы ещё один сервер — но даже это будет временным решением. И нужно будет что-то ещё решать. А ещё, говоря про порт — мы всё, конечно, рады за Уолша... но...

— Ну а ты сам-то что думаешь? — мягко перебил его Марк. — Мы все уже высказались — ты нет.

— Я приму любое общее ваше решение, — честно ответил Ойген, хотя знал, что это с его стороны скорей реверанс.

— Э, нет, — улыбнулся Саймон. — Так точно не пойдёт. Ты ещё сходи за листочками и предложи нам голосовать. Все эти «За» или «Против». Мы же всё-таки не парламент.

— Да, — поддержала его Энн. — Что скажет наш капитан? Нам же потом плыть всем вместе.

— Ойген, это же твой проект, — кивнул Саймон.

Ойген смотрел на внимательно глядящие на него четыре пары глаз и чувствовал, что, несмотря на все его усилия, его начинает слегка потряхивать. Так что он всем улыбнулся — может, слишком широко, но очень искренне и благодарно. Просто за то, что они не пытались просто взять — и решить «да» или «нет», а хотели вместе отыскать лучший для них всех путь.

— Ой, да просто скажи уже, что не хочешь их продавать, — буркнул Джозеф. — Мы же тоже всё понимаем, сколько мы уже вместе работаем.

— Да, мне было бы очень жалко продавать Зеркала. И, честно сказать, я бы не хотел это делать, — Ойген благодарно и спокойно кивнул. — Вернее, нет, не совсем... Для простых «хочу» или «не хочу» я уже слишком стар. Кризис среднего возраста, всё такое... Но... Предложение действительно неплохое. Как бы то ни было, деньги нам всем нужны, независимо от желаний.

— Но это наши Зеркала, — расстроенно сказала Энн, — и мы не должны просто от них отказываться... Мы же справимся! Ну же... Как можно продаться таким, как эта зубастая хладнокровная Коллинз? Это же просто... брр...

— Ну, нужно отдать ей должное, в целом она была очень корректна и права в том, что преступные элементы, — Ойген улыбнулся Саймону, — делают нас не слишком привлекательными на брачном рынке... но... важно то, что она всё же готова нам предложить эти деньги. Кто-то уже понимает, к чему я веду?

Как ни удивительно, первым за его мысль ухватился Джозеф.

— Как говорит моя бабушка, — он поднял палец вверх, — кто вообще покупает свежую рыбу у входа в рынок? Да?

Ойген с очень довольным видом кивнул и продолжил уже сам:

— Если уж нам придётся кому-то продаться, почему мы должны продаваться первому встречному? Может, во мне говорит гордыня, но если уж продаваться — то тогда любви, так сказать. Раз уж вариант с продажей для нас открыт — то почему бы не посмотреть сначала других женихов? В конце концов, мы не тонем прямо сейчас. И даже если нам и предложат меньше... Ну, по крайней мере, никто не сможет сказать, что мы не пытались.

И Ойген по глазам, ещё до того, как все начали кивать, увидел, что эта мысль действительно не легла на них прежним тяжёлым грузом. И подумал, что и ему самому это дастся, вероятно, уже не так тяжело.

Да, это всё было совсем не так приятно, как ему хотелось бы, но у него уже был большой опыт в том, чтобы оценить вообще саму возможность самостоятельно выбирать.

И, по крайней мере, он имеет право не выбирать из того, от чего ему будет действительно плохо... Из того, что ему пытаются навязать. А там... в конце концов, можно понадеяться на удачу.

— Коллинз я продаться отказываюсь, — резюмировала по телефону Энн, — но... остальное звучит не так уж и плохо. Давайте попробуем продаться, так чтобы гордо смотреть вперёд?

— Эй, — раздался от двери голос Толлета, — кто-то что-то говорит о гордости куртизанок? — он вошёл в кухню. — Кажется, я что-то интересное пропустил. А вот пицца у вас совсем остыла.

— У вас пицца? — тут же спросила в трубку Энн. — А какая? Марк, а я тоже пиццу хочу!

— Я тебе привезу, — пообещал он. — Какую?

— Острую, — она вздохнула. — Но мне нельзя. Тогда какую-нибудь.

— Ну что, белый рыцарь, — езжай, — под общий смех заявил Ойген. — Нельзя заставлять молодую маму ждать.

Марк, смущённо улыбаясь и сияя тихой радостью, отправился к Энн, Толлет ретировался с куском холодной пиццы, а остальные остались греть её в микроволновке и, как выразился Саймон, праздновать выбор между честью, деньгами и гордостью. И Ойген, которого практически прослезился от этой иронии, засунул пиццу в недра микроволновки и включил разогрев.

А потом, уже не стесняясь никого, достал свой ноутбук и под общие смех и шутки сочинил Маргарет Коллинз вполне нейтральный ответ, стараясь, чтобы в него не просочился тон поступающих вокруг предложений. Хотя искушение ответить внезапным лимериком было весьма велико.

И всё же это решение не снимало с него вопроса о том, где в ближайшее время раздобыть ещё денег. Вопрос с офисом его весьма напрягал, да и тому же Толлету они уже должны были четырёхзначную сумму, которая должна была заметно вырасти, потому что подходил срок размещения новой рекламы, делать которую вот именно сейчас было некому. Нужны были пять новых баннеров, не Энн же просить прямо сейчас чем-то таким заниматься? Да, она скоро уже окажется дома — но он точно не позволит ей заниматься работой хотя бы ближайшие дни, да и будет ли у неё вообще время? А клиенты не будут ждать — а значит, Ойгену вновь придётся идти к Толлету. И тот, конечно же, согласится, но…

Так что не было смысла откладывать, и Ойген, прихватив тарелку с парой последних кусков, отправился прямо к нему, понимая, что дверей у них всё равно не было, и он уже явно слышал часть разговора.

Толлет внимательно выслушал историю о ближайшей судьбе Зеркал и отказ от предложения Коллинз и прокомментировал это всё философски:

— Обиженные женщины имеют тенденцию портить жизнь.

— Думаешь, нам стоит ждать неприятностей от неё? — Ойген чуть нахмурился.

— Вопрос в том, насколько у неё, если что, хватит запала, — слегка пожал Толлет плечами. — В романах дама в вашем непростом положении пропустила бы неудачный сезон, сбежав путешествовать по Европе.

— Была бы у нас богатая тётушка, которой нужна компаньонка, — фыркнул Ойген в ответ, — но мы, к сожалению, такой не обзавелись. Так что нам остаётся закатать рукава и зарабатывать себе на картошку. Сайты сами себя не напишут... — вздохнул он — и они перешли к делам — и Толлет, посмеявшись печальному смирению Ойгена, откусил кусок пиццы, прожевал и ответил:

— Мы обсуждали это с Энн — я сделаю, там не сложно. Но если тебе и вправду так неловко, как я вижу сейчас по твоим глазам, можешь отписать мне сколько-то процентов этой вашей девицы в беде...

— Значит, кусочек Зеркал? — немного нервно улыбнулся Ойген. — Хочешь разделить с нами расходы на содержание? Да, пожалуйста, — он заоглядывался шутливо, так как стол Толлета, как всегда, был девственно чист.

— Потерял что? — он слегка иронично приподнял бровь.

— Какой-нибудь листок бумаги, — отозвался Ойген.

— Да на салфетке пиши, — засмеялся Толлет, протягивая ему начатую пачку.

Ойген тоже рассмеялся и, взяв салфетку, написал на ней: «Сим свидетельствую, что Бартоломью Робертсу принадлежит 5% проекта, известного как Зеркала» - поставил дату, и, подписавшись, в качестве ответственного партнёра, отдал салфетку Толлету.

— А печать? — дотошно поинтересовался тот, смеясь.

— Печать! — картинно хлопнул себя по лбу Ойген — и ушёл за нею.

А когда вернулся, обнаружил за ширмой только что пришедшего Лукаса, который внимательно изучал салфетку, устроившись у края стола. Ойген шлёпнул на салфетку печать и снова вручил Толлету.

— Эй, я тоже хочу такую салфеточку! — заявил Лукас, пожимая Ойгену руку. — Мне кажется, если не пять, то процента три-то я заслуживаю! Я вам, между прочим, оперативной памяти в машины собрался сегодня добавить. Почти за бесплатно нашёл.

— Разумеется, — Ойген почти развеселился. — А ты знаешь, что мы отказали Коллинз и не взяли полмиллиона долларов, а? Так что, тоже будешь делить с нами наши убытки и расходы, м?

— Так это пока, — деловито сказал Лукас. — А потом озолочусь. И буду остаток жизни спокойно убивать каких-нибудь виртуальных монстров в собственной вилле с видом на океан.

— Да-да, я тоже планирую купить себе кусок пляжа, — покивал Ойген и, смеясь, и взяв вторую салфетку, отписал ему те самые три процента, заверив их и печатью, и своей подписью.

Эта шалость почему-то его слегка успокоила, словно выполнил странный пункт некого небесного плана, и уже куда спокойнее подумал о том, что сегодня всё прошло в целом даже неплохо, а в ближайшее время его ждут два события: во-первых, завтра Энн выписывают домой, а ещё… когда там у магглов похороны?