Изгои (джен)

Ойген долго размышлял, отказаться ли ему от выходных, или просто в какие-то взять на себя двойные… ну, хотя бы полуторные смены, если удастся договориться — не только ради лишних часов, но просто чтобы подольше посидеть за компьютером. Однако в самый последний момент всё же остановил себя — потому Рабастан пришёл вдруг с хорошей вестью:

— Лаура нашла мне целых трёх подопечных на выгул! За двадцать пять фунтов. Но только утром в будни. Они — соседи Бенсона, живут через два дома от его.

— Целых три пса? — переспросил Ойген. — Как с ними вообще гулять?

— На сворке, — улыбнулся ему Рабастан. — Три поводка уже просто путаются. На самом деле, три — это не так уж много, некоторые умудряются выгуливать шестерых… не уверен, что правильно будет сказать, что это не настолько сложно, как кажется, но даже без магии можно вполне обойтись. К тому же, мои трое всегда так гуляют.

— А что за порода у твоих новых… клиентов? — осторожно спросил Ойген.

— Пудели, — ответил Рабастан. — Три карликовых пуделя: два чёрных и серебристый. Они очень воспитанные — мы уже сегодня познакомились и, кажется, понравились друг другу. Всё очень удачно сложилось: хозяева отправляются на работу в половине девятого. Так что прогулка с семи до восьми им подошла.

— Отлично! — Ойген просиял. — Я… Сказать по правде, я уже собрался попрощаться со своим выходным. Пока что наш проект приносит одни расходы — только на связь ушло уже… я посчитать боюсь, — он нервно улыбнулся.

— Надеюсь, теперь не придётся, — сказал Рабастан и добавил: — Но через некоторое время, вероятно, придётся отказываться уже от пособия.

— Ты говоришь, что у тебя контракты на моё имя, — полуутвердительно спросил Ойген.

— Да. Но я надеюсь однажды всё же начать зарабатывать как-то иначе, — в голосе Рабастана прозвучала смесь надежды с иронией.

Пожалуй, берясь за этот проект, Ойген не до конца представлял, что ляжет ему на плечи. Если в договорах он уже разбирался, то науку о том, как грамотно выставлять счета он ещё только осваивал. Всё же расписки и векселя в Гринготтс, к которым он сам привык, не содержали такого количества реквизитов — разве что номер сейфа.

Пятнадцатое марта пришлось на пятницу, и это день ознаменовался тем, что они закончили первый этап работ и подписали дополнительное соглашение на начало второго, и заодно договор на поддержку сайта. Хотя к этому времени, благодаря интернету и бесконечной помощи Барбары Хоггарт, Ойген знал, что, дойди дело до суда, возможно, хватило бы даже исчёрканной сторонами салфетки… если бы у них был зубастый и грамотный адвокат. Но его у них не было, и Ойген дотошно проверял каждый пункт соглашений, прежде чем их подписать и оставить фиолетовый оттиск печати.

И с каким же наслаждением он это делал, говоря себе, что должно же быть во всём этом мозголомстве хоть что-то приятное.

Счета они выставили в тот же день, и ожидали, что деньги на счет придут хотя бы до вторника. Целых двести восемьдесят честно заработанных ими фунтов: двести за проект и ещё восемьдесят за первый месяц поддержки. После некоторого обсуждения было решено эти деньги пока не трогать, только компенсировав из них затраты на связь Ойгену — а остальное пусть пока лежит на счету. Мало ли что понадобится, тем более, им в апреле придётся платить аренду.

За всем этим Ойген совершенно потерялся в календаре, по которому жили не участвующие в проекте люди — и когда в пятницу вечером он вписывал номер счёта в правильную графу, выходящий из кабинета Уолш спросил у него:

— Ну что? Решил манкировать? — тот весьма удивился:

— Чем? Я что-то должен был — и не…

— Я иногда задумываюсь, ирландец ты или нет. Ай-ай-ай-ай, — он покачал головой. — Ты не освободил себе воскресенье. Как можно вообще о таком забыть!

— Точно, — Ойген хлопнул себя по лбу. Он ведь собирался! Но так закрутился, что совсем забыл о дне святого Патрика. В конце концов, он прежде никогда его не особо отмечал, да и, честно говоря, ирландцев в его кругу было не слишком много. — Бастет, — он досадливо поморщился. — Я забыл совсем, что праздник уже в это воскресенье.

— Стыдись, Ойген, стыдись. — осуждающе проговорил Уолш, но глаза его откровенно смеялись. — Я буду весьма разочарован, если вас с братом не будет на параде. Мы все пойдём колонной к Трафальгару — и собираемся у церкви в девять. Форма одежды — зелёная, — он погрозил Ойгену пальцем и ушёл, оставив того в некоторой растерянности. Впрочем, времени досадовать на собственную забывчивость у него не было, поэтому он снова взялся за телефон, открыл на компьютере расписание смен и принялся обзванивать всех тех, кто, на его взгляд, мог бы согласиться с ним поменяться.

Повезло ему только с четвёртой попытки: не работавшая в выходные Эмили вдруг согласилась даже не поменяться — просто за него выйти, а ещё попросила разрешения сфотографировать его в том самом свитере:

— Хочу подругам показать. Уж очень получилось удачно.

Ойген, разумеется, пообещал — не в этот раз, но сказал, что зайдёт на днях во время её смены.

Ойген имел все основания подозревать, что после праздника ему… им с Рабастаном будет не до того, чтобы тащиться на работу и уж тем более у него будут силы позировать.

— У нас есть что-нибудь зелёное? — спросил Ойген на следующее утро. — Нас завтра ждут на параде в честь дня святого Патрика. В зелёном.

— Свитер есть, — немедленно ответил Рабастан. — Но в нём, пожалуй, будет холодно.

— Уолш сказал, что ждёт нас в девять и в зелёном, — Ойген распахнул дверцы шкафа, скептически оглядывая одежду.

— Можем что-то покрасить, — тут же предложил Рабастан.

— Что? Куртки? — Ойген шутливо округлил глаза. — Мне кажется, это несколько радикально.

— Нет, зачем — бумагу. Или ткань: сделаем широкие шарфы, покрасим… чем-нибудь, — Рабастан со вздохом оторвался от монитора. — Завтра, вероятно, будет дождливо. Нужна водостойкая краска. Пойдём, посмотрим что-нибудь во «всё за фунт»?

— Мне кажется, нам скоро дадут постоянную скидку, — засмеялся Ойген. — Да, идём посмотрим. Слушай — может быть, если мы найдём нужные краски, ты нарисуешь… что-нибудь?

— Например, что? — Рабастан чуть вздёрнул бровь.

— Ну, например, как Патрик изгоняет с нашей новой родины змей, — предложил Ойген.

— Или отдыхает посреди изумрудного шемрока, то есть клевера — пояснил Рабастан, и они расхохотались. — Если будет нужно, я, конечно, же нарисую. Что-нибудь.

Впрочем, ему не пришлось: в магазине обнаружилось огромное количество зелёных париков, синтетических плащей, представляющих из себя обычный кусок ткани, сверху собранный и посаженный на ленту, огромных, в фут, а то и полтора в высоту, картонных шляп и россыпь четырёхлистных клеверов всех размеров. И хотя сначала Ойген с Рабастаном пришли сюда просто для того, чтобы «купить что-нибудь зелёное», они быстро увлеклись, и, в конце концов, купили два парика — один короткий и донельзя лохматый, а второй длинный, чуть ли не до лопаток, зато, как выразился Рабастан, «причёсанный» — и два плаща, а ещё два огромных, с две ладони, четырёхлистника.

— Я хочу шляпу! — заявил Ойген, нацепив парик и разглядывая себя в одно из продающихся здесь же зеркал в ярких пластиковых рамках.

— Два девяносто девять, — заметил Рабастан. — Полторы дюжины яиц.

— Ну да, — неохотно согласился Ойген, кладя шляпу на место.

— В следующем году, — посмеиваясь, предложил Рабастан, — мы подготовимся заранее. Купим краски — и я тебе разрисую этот плащ как ты захочешь. И шляпу купим.

— Ладно, — Ойген глубоко вздохнул — и рассмеялся. И спросил: — И зачем они только с нами так поступили?

— Кто?

— Ну, кто там сочинял нашу всю эту преступную биографию, — Ойген сделал неопределённый жест рукой. — Они же понимали, что нам придётся действительно стать ирландцами!

— Я полагаю, они об этом не задумывались, — возразил Рабастан. — Смотри, — он что-то взял с полки. — Можно будет угостить всех.

— Чем? Что это? — Ойген забрал у него маленький пузырёк и прочитал: «Пищевой краситель».

— Испечём зелёный кекс, — улыбнулся Рабастан. — Самый простой. Мука и яйца есть… и масло тоже было, я помню.

— А давай! — воскликнул Ойген с азартом — и они, смеясь, пошли к кассе.

…Кекс они нарезали и сложили в пластиковый контейнер, как-то незаметно самозародившийся на их кухне — Ойген грешил на вечеринку по случаю новоселья, на которую все приносили что-нибудь — и он, разглядывая куски сочного, свежего травяного цвета, спросил с сомнением:

— А это точно можно есть?

— Завтра будет можно, полагаю, — решительно ответил Рабастан. — И уж нам ли с тобой пугаться? По крайней мере, у них точно не будет вкуса ушной серы или брюссельской капусты. Ты ещё не забыл «Берти Боттс»?

— Они волшебные! — запротестовал Ойген.

— Как тут говорят, химия — вот истинное волшебство! — насмешливо воздел палец вверх Рабастан. — Но вообще нас ведь никто их есть не заставляет.

— Ну вот ещё! — возмутился Ойген. — Мы извели столько продуктов, что я буду не я — но я непременно хоть кусочек, да съем!

Ойген ложился спать, охваченный нервным предвкушением. Не сильным, но вполне ощутимым, и приятно его будоражащим — это был их с Рабастаном первый нормальный праздник здесь, ничем не омрачённый, и как символично, что это был именно день теперь уже точно их святого покровителя. Ойген не слишком помнил его биографию, разве что-то очень смутно про змей, и то, что он владел парселтангом. А ещё, кажется, про родник… Надо будет что-то такое тематическое прочесть, решил, уже засыпая Ойген.

Утром с Рабастаном они встретились уже у церкви: тот как раз вернулся со своей прогулки, и, наверное, переодеться успел по дороге. Атмосфера царила удивительно радостная, и народу в зелёном было так много, что Ойген почувствовал себя словно на слизеринской трибуне, и быстро подхватил общий настрой. Уолш, наряженный в ярко-зелёный костюм из брюк и сюртука с большими пуговицами, распоряжался здесь на пару с незнакомым Ойгену высоким мужчиной в зелёном парике и большой шляпе. Как Уолш их с Рабастаном высмотрел в такой толпе, Ойген не понял, но тот вдруг материализовался рядом и уверенно подтолкнул их куда-то ближе к центру на глазах выстраивающейся колонны.

— Это что? — спросил он, глядя на коробку в руках Ойгена, которую тот только вытащил из рюкзака.

— Еда, — ответил тот. — Кекс. Тематический, — он снял крышку, и Уолш распорядился:

— Отлично. Это детям. Марион! — зычно позвал он, и к нему, ловко ныряя между людьми, протиснулась высокая худая девочка с ярко-рыжими волосами, наряженная в зелёное платье до колен и полосатые оранжево-зелёно-белые колготки. — Смотри, что господа братья Муры нам принесли… раздай своим — и, кстати, это Мур на самом деле всё-таки мистер Лестер, — представил он ей Рабастана — и Марион, покивав логике дедушки, просияла и прямо подпрыгнула:

— Это же вы нарисовали кусачего пони!

— Я, — Рабастан слегка смутился.

— А вы можете ещё нарисовать? Вторую серию! Мы в клубе даже выдумали сюжет…

— Мы через десять минут выходим! — оборвал её Уолш и, развернув за плечи, велел: — Иди на место — поболтаете после.

— У вас очаровательная внучка, — заметил Ойген.

— Она меня разорит, — проворчал Уолш. — Но мы это обсудим, — бросил он Рабастану — и буквально растворился в толпе.

— Я понял, кого он мне напоминает, — сказал Рабастан, и ответил на невысказанный вопрос Ойгена: — Лепрекона. Осталось понять, где он прячет свой горшочек с золотом.