Изгои (джен)

— Остался сад, — Уолш обошёл кровать, раздвинул тонкий, серый от пыли и помёта тюль, распахнул мутные створки дверей с мелким французским стеклением, и взору Ойгена и Рабастана предстали густые пожухлые заросли сорной травы. Над ними слегка возвышался некий чахлый кустарник, к которому Ойген даже проникся неким тюремным родством. Жалкий клочок земли, именуемый садом, едва дотягивал по размерам до половины ванной. Он был окружён фута в три высотой изгородью из остролиста, и больше всего напоминал Ойгену некую помесь камеры и захламлённой кладовки, в которой ему доводилось прятаться от завхоза. — Сад, конечно, не слишком большой, — заметил Уолш. — Но зато вам будет проще его привести в порядок. Я уже говорил, он был так дорог старушке.

— А… есть какие-нибудь особые пожелания? — спросил Ойген, пряча улыбку. До сих пор он не думал, что что-то подобное можно назвать «садом». Интересно, какая здесь площадь?

— Да нет, — отмахнулся Уолш. — Я думаю, если вы приведёте в порядок траву, она, между прочим, декоративная, и заставите здесь выживать какие-нибудь цветы, Морин это вполне устроит. Я даже не смею надеяться, что вам удастся спасти шиповник. Он кивнул на колючий кустарник. Если найдёте там, в зарослях какой-нибудь старый хлам — выбрасывайте, — щедро разрешил он.

— А шторы? — вдруг спросил Рабастан.

— А что шторы? — искренне удивился Уолш.

— Они кажутся довольно ветхими, — Рабастан внимательно рассматривал тюль. — Я не уверен, что их можно будет снять без потерь. Но ведь их постирать нужно.

— А, эти? — Уолш махнул рукой. — Можете выбросить, — он сделал широкий жест. — С тюлем делайте что захотите — а вот с плотными будьте поаккуратней, — он поглядел на тяжёлые, расшитые крупными золотистыми цветами шторы. — Не нравится — снимите, сложите и уберите подальше куда-нибудь. Ну, если вас всё устраивает — давайте-ка тогда всё, что требуется, подпишем, — он похлопал по своей сумке, которую так и не снял с плеча даже в квартире.

— Так до двадцать шестого ещё неделя… почти полторы, — напомнил Ойген, но Уолш махнул рукой:

— Мы ведь решили без принципов. Подпишем — берите ключи и приступайте, — он провёл пальцем по дверце шкафа, посмотрел на посеревшую кожу, растёр пятно о штаны и подмигнул им. — За неделю и управитесь. Свои же люди — я всё понимаю.

— Спасибо, — Ойген просиял, старательно давя в себе нервную тревогу. Наберётся ли у них сейчас хотя бы половина суммы? Должна, кажется, должна — но им ведь жить ещё… впрочем, ерунда — всё это ерунда. Проживут.

— Пойдёмте на кухню, — Уолш затворил со скрипом стеклянные двери и запер. — Там стол — спокойно всё прочтёте и подпишем.

Они вернулись на кухню, но садиться на покрытые помётом и пылью стулья никто из них не стал, так что читали договор Ойген с Рабастаном стоя. К чести Уолша, тот был вполне стандартным, и не содержал никаких сюрпризов — кроме собственно стоимости аренды, записанной как скромные шестьсот фунтов. Ойген в первый момент с удивление поднял глаза на Уолша — и наткнулся на внимательный и несколько насмешливый взгляд.

— Без принципов, — подтвердил Ойген, улыбнувшись. Он прекрасно понимал, что за такие деньги никогда не найдёт здесь не то что жильё получше — даже хоть что-то имеющее несколько действительно жилых комнат, а не креативное решение из крохотных ванны и кухни, оборудованных откидными кроватями. Цены же на квартиры, подобные той, что предложил Уолш, в этом районе начинались с тысячи трёхсот — и Ойген был уверен, что обстановка там и близко не напоминала то, что они увидели.

И его не слишком волновало, что Корона недополучит некоторую сумму в налоговых отчислениях. Главное — не попасться, но он был уверен в Уолше — оставалось только платить наличными… хотя бы часть суммы. Что ж, это он может устроить. Уолш, конечно, мог их обмануть или подставить — Ойген ни на миг не сомневался в том, что при определённых обстоятельствах тот был вполне способен на такое — но сейчас ему это было просто незачем.

— Мистер Уолш, — всё же решившись, Ойген откашлялся, сглатывая неприятный ком в горле, потому что не было у них сейчас девятисот фунтов даже на двоих — им ведь ещё предстояло расплатиться за коммуналку в нынешнем их жилье. — Я понимаю, что это с моей стороны вопиющая дерзость, но… Но мы не могли бы заплатить сейчас только за половину месяца? А одиннадцатого — уже за вторую? Со следующего месяца, клянусь, мы будем платить как обычно. — Взгляд Уолша стал до того пронзительным, что Ойген, не сдержавшись, тихо попросил: — Пожалуйста!

— Что, всё так плохо? — не удержался тот.

— Не плохо, — возразил Ойген. — Всё отлично — но у нас сейчас просто нет такой суммы.

— Я могу написать долговую расписку, — вдруг предложил Рабастан.

— И я могу, — подхватил идею Ойген. — Мы оба можем.

Уолш громко и демонстративно вздохнул, и Ойгену стало чуть полегче: так не делают, намереваясь отказать.

— Вот что я за безотказный человек? — несколько картинно тяжело вздохнул Уолш, покачав головой. — Верёвки из меня вьёте. Ну какие расписки между своими. В одну церковь ходим же. Талант! Талант — вот что меня всегда обезоруживало. Просто не мо-гу отказать таланту, — он поглядел на Рабастана. — И трудолюбию, — улыбнулся он Ойгену. — Что ж с вами делать — ладно… давайте так и договоримся. Но только за первый месяц!

— Спасибо, — Ойген прижал руки к груди.

— Но чтобы ролик был такой, чтоб ух! — шутливо погрозил кулаком Рабастану Уолш.

А потом они, наконец, подписали договор аренды на год — и Уолш вручил ему ключи, предупредив:

— Второй комплект сами сделаете — после, когда будете съезжать, сдадите мне.

А потом попрощался с ними — и ушёл, оставив их одних.

Некоторое время они стояли в коридоре, глядя на закрывшуюся за ним дверь, а потом поглядели друг на друга и улыбнулись.

— Ну вот, — сказал Ойген. — У нас есть, где жить. Но я просто боюсь садиться считать деньги.

— Я могу отложить визит к доктору Куперу, — сказал Рабастан. — Я нормально себя чувствую, и лекарства у меня есть… одно скоро закончится, но с ним можно подождать, я думаю.

— Давай посмотрим, сколько у нас есть, — предложил Ойген, нервно облизывая губы. — Но дома… в смысле, там, — он махнул рукой куда-то. А потом вернёмся… и надо, действительно, уже начинать уборку. Боюсь даже представить, сколько это времени займёт.

— Нужно будет чем-нибудь закрыть лицо, — серьёзно сказал Рабастан. — Я бы не советовал дышать сухим птичьим помётом.

— Шарфы есть, — ответил Ойген. Его уже почти начало трясти от нервного напряжения, и он попросил: — Пойдём и всё посчитаем. Хотелось бы знать наш приговор.

Рабастан спорить не стал, и они вернулись — и просто выложили все имеющиеся у них деньги на кровать. Вообще все, включая завалявшуюся в карманах и в рюкзаках мелочь. И первым делом отсчитали четыреста пятьдесят фунтов — и, когда те набрались, а на одеяле ещё и кое-что осталось, выдохнули, поглядели друг на друга, и выдохнули снова.

— Так, — сказал сразу успокоившийся и повеселевший Ойген. — Какое у тебя заканчивается лекарство? И есть ли...

— …у меня рецепт, — закончил Рабастан с лёгкой иронией, и Ойген смутился. — Рецепт есть, а стоит оно сорок три фунта с мелочью.

— Какой именно? — деловито уточнил Ойген, и Рабастан чуть слышно усмехнулся:

— Четырнадцать пенсов.

Они принялись считать — и когда нужная сумма набралась, на одеяле осталась россыпь монет самого разного достоинства и несколько бумажек.

— Ну, — с немного преувеличенной бодростью сказал Ойген, — по крайней мере, главное закрыли. Сколько здесь? — спросил он, когда Рабастан собрал бумажки и, аккуратно их расправив, разложил: три десятифунтовых банкноты, три пятифунтовых и три двадцатки. — А ещё монеты, — он придвинул к себе часть. — Шесть восемьдесят три.

— Восемь семнадцать, — Рабастан так же аккуратно, как банкноты, разложил свои монеты столбиками по достоинству. — Мне кажется, всё не так уж страшно.

— Сто девятнадцать девять… ровно сто тридцать фунтов, — посчитал Рабастан. — Совсем неплохо.

— Минус неизвестно сколько за коммуналку, — напомнил Ойген не слишком весело.

Они пока что даже не отдали деньги — а его мучило странное чувство, что он работал два последних месяца не то чтобы впустую, но… Но только что у него было… нет — у него даже пока было триста лишних фунтов, очень приятная и внушительная сумма, которой он и радовался, и даже гордился — и вот она уже, можно считать, потрачена. И денег снова нет — и им придётся снова выбирать между картошкой и фасолью. И ведь даже сезонных овощей сейчас нет: январь…

— Это ненадолго, — Рабастан был удивительно спокоен. — Во сколько нам может обойтись коммуналка?

— Фунтов шестьдесят, не меньше, — вздохнул Ойген. — А то и восемьдесят.

— Всё равно останется немало, — Рабастан отсчитал восемьдесят фунтов. — К доктору Куперу я перезапишусь — не страшно. В Тейт я тоже не поеду — обойдусь пока. Да и некогда: там мыть и мыть.

— Придётся купить, чем, — Ойген нервно потёр лицо. — Причём всё — начиная от тряпок, потому у нас не найдётся столько старой одежды... хотя можно снова заглянуть туда, где её выдают бесплатно... И… и я не знаю, чем отмывать помёт?

— Водой и специальным зельем или заклинанием, — усмехнулся Рабастан. — А чем здесь — не знаю. Но уверен, что у магглов что-нибудь найдётся.

— Я поспрашиваю сегодня на форумах, — Ойген снова посмотрел на скромную кучку оставшихся у них денег. — Ты ведь не имеешь ничего против картошки?

— Это прекрасный овощ, — заверил его Рабастан. — У меня, пожалуй, есть некоторое предубеждение против капусты — но картофель передо мной ничем не провинился. И потом, у нас есть специи. Много специй.

…Уборка оказалась делом куда более долгим и хлопотным, нежели предполагал Ойген: за день они даже кухню не отмыли до конца. А ведь покупка целого арсенала бытовой химии, способной, наверное, напугать не слишком опытного зельевара, съела весьма приличную часть их скромного бюджета. О том, чтобы покупать тряпки, они больше даже не заговаривали. И это при том, что в одном из шкафов обнаружился хотя и старый, но вполне работающий пылесос. Зато в кухонных ящиках они нашли две наполовину полные пачки спагетти и двухпинтовую стеклянную банку, почти полную сухой белой фасоли. И ещё три пачки соли — гималайской розовой, морской и каменной — и немного сахара на дне бумажного пакета.

— Полагаю, если мы одолжим это, старушка уже на нас не обидится — решил Ойген. — Вряд ли кто-то вообще вспомнит об этом, но если Уолш задаст вдруг вопрос — мы всё возместим. Потом. Когда у нас будут деньги.

— А ты говорил — картошка, — Рабастан чуть приспустил закрывающий его лицо кусок ткани. — Смотри, какое разнообразное меню. И это мы ещё не заглядывали в холодильник.

— Он же выключен, — Ойген сделал испуганные глаза. — Если там что-то сохранилось, я его заранее опасаюсь, — и с притворным ужасом на лице, резко распахнул грязноватую дверь: — Вот. Видишь? Нам несказанно повезло — пусто!

Обнаруженные спагетти и фасоль здорово его обрадовали — в отличии от мышиного помёта, найденного в тех же шкафах. Мышей они, конечно, не боялись, но делить жилище с ними решительно не желали — но эту проблему, судя по всему, им только предстояло решить. Во всяком случае, Ойген надеялся на то, что у них это получится.

Сложнее всего было с сантехникой. Оказалось, что отчистить её — полдела, куда сложнее было заставить воду в положенные отверстия уходить. Они тоскливо смотрели, как вода из ванной сливалась не менее десяти минут, да и источник неприятного запаха они смогли обнаружить не сразу. Их снова выручил интернет: следуя многочисленным мудрым советам, сперва они влили в трубы две бутылки едкого очистителя, а затем открыли для себя такое маггловское изобретение, как вантуз, обнаружившийся аккурат в ванной комнате. Странно, пока Ойген жил с Мэри, он такого ни разу не видел: черный, резиновый на выщербленной деревянной ручке, всем своим видом кричащем о его возрасте. А вот дальше им пришлось тянуть жребий — пока Рабастан устранял засоры и, следуя распечаткам, свинчивал что-то под обеими раковинами и, задыхаясь, нёсся выбрасывать жуткое чёрное месиво, проигравший Ойген отмывал унитаз. Он потратил на это унизительное занятие часа три. И хотя Ойген убеждал себя, что унитаз — это просто предмет интерьера, и что им давно не пользовались, и моет он его в перчатках, приятнее ему не становилось. Но деваться было некуда — и он, пережидая порой приступы дурноты, чистил и смывал, и снова чистил, и клялся себе, что когда-нибудь он заработает достаточно, чтоб нанимать кого-нибудь для таких вещей.

Когда-нибудь.

Вообще, быстро выяснилось, что уборка отнимает у них столько сил, что им было почти всё равно, что есть — тем более, что это «всё» не было мясом. Зато как менялся этот дом под их руками! Особенно когда они отмыли окна — как же стало здесь светло! Тюль что с кухни, что из комнат они сняли и честно попытались постирать в ванне — но, как бы аккуратны они ни были, тот буквально посыпался у них в руках, и они, недолго думая, выбросили его… а вот с более основательными шторами возникла проблема другого рода.

Во-первых, выяснилось, что стирать их запрещалось — если верить меткам, вшитым в один из швов. Разрешалась лишь сухая чистка — на которую у них сейчас, конечно, денег не было.

А во-вторых…

— Я всё думаю, — сказал Рабастан, когда они, наконец, сложили эти плотные, тяжёлые и непослушные шторы аккуратной, хоть и пыльной, стопкой, — как жаль, что они не пошли на саван покойнице. Вышло бы по-королевски. — Ойген фыркнул и рассмеялся, а вот Рабастан вздохнул и попросил: — Ойген, давай поживём пока без штор? Мы ведь не ходим голыми.

— В принципе, скрывать нам нечего, — сказал Ойген, наблюдая за с любопытством пялящегося на них через отмытое окно прохожего. — Оргий мы не устраиваем, да и наркотики — это тоже не к нам… но всё-таки неуютно.

— У нас есть та наша занавеска, — напомнил Рабастан. — Что сейчас на душевой перегородке. Можно повесить её в спальне. Пока — а потом мы купим что-нибудь.

— Давай! — обрадовался Ойген. — Всё же спать и знать, что кто-то там стоит и смотрит на тебя, не слишком приятно. У меня, сам знаешь, ассоциации нехорошие. Но и жить с ними… даже не знаю, что хуже. Там, конечно же, сад…

Они переглянулись — и расхохотались.

— Да отличный сад, — сказал Рабастан. — Не то чтобы я много знал об этом — но полагаю, что сумею посадить цветы. И разбить газон — нужно только семена найти. И… мы пользовались чарами, но, полагаю, можно что-нибудь придумать, чтобы отпугнуть птиц. Иначе они семена склюют.

— Ну, магглы же как-то справляются. Найдём, — сказать по правде, сад и растительность, ни нынешняя, ни грядущая, сейчас не слишком волновали Ойгена.

Они с Рабастаном вынесли из их новой квартиры мешков тридцать мусора, наверное — зато к моменту переезда она если и не сияла чистотой, то выглядела вполне уютно. И когда в субботу Ойген с Рабастаном перенесли сюда все вещи, они, не сговариваясь, сели на слегка продавленный, но уже совсем не пыльный диван и некоторое время сидели, глядя на пускай и тесную, и несколько загромождённую, но очень… Ойген не мог подобрать эпитета точней, чем «настоящую» гостиную.

— У тебя нет ощущения, что мы, наконец-то, дома? — тихонько спросил Ойген, и Рабастан кивнул в ответ.