Изгои (джен)

Вдоль плинтуса из комнаты на кухню тянулись провода, прикреплённые к нему самым обычным скотчем. Они соединяли мигающий огоньками роутер с ноутбуками Энн и Джозефа, за которыми те повадились здесь работать, сколько им позволяло время. Они приходили днём или утром, когда им позволяло учебное расписание, и сидели, пока Ойген не начинал собираться уже на работу. Правда, Джозефу приходилось отвлекаться ещё и на основную работу, ведь не проходило дня, чтобы в одном из кафе что-нибудь не ломалось или не висло. И Ойген благословлял тот миг, когда они с Джозефом решили позвать Энн — потому что без неё они бы точно не успели ни-че-го.

Впрочем, и с ней они не успевали — при том, что именно она целиком взвалила на себя поддержку имеющегося у Росса сайта, попутно починив там почти всё, кроме формы обратной связи, на которую она убила несколько дней, прежде чем выяснила, что, хотя почта и отправлялась, но буквально проваливалась в черную дыру по пути. А затем, словно по волшебству, после множества тестов она перестала отправляться вовсе, и вот тут всем стало уже очевидно, что дело отнюдь не в скрипте. И действительно, после мучительной переписки, которую пришлось вести уже Ойгену, выяснилось, что отправку писем заблокировал хостер, а значит, решение лежало не в столько в технической плоскости, сколько в административной.

И повисло оно, конечно, на Ойгене, и тот сначала писал, а потом, проявив настойчивость и раздобыв какие-то телефоны, измучил всю техподдержку, затем звонил уже Россу, затем снова хостеру, затем снова Россу, и опять хостеру, выясняя попутно, что проблема эта появилась как-то сама собой, после рамках борьбы со спамом: после взлома нескольких сайтов хостер решил оптимизировать внутренние политики безопасности, сперва перенаправляя почту с подозрительных ящиков куда-то, примерно туда же, куда заклинание Эванеско грязь, а затем заблокировал отправку корреспонденции всем, кто показался им ещё более подозрительным. Остался совершеннейший пустяк: доказать что они к подозрительным лицам не относились, и для этого сперва следовало написать официальное письмо хостеру от имени компании, с которой заключён договор, и отправить его с курьером в офис, ну или почтой, если они никуда не торопятся, а потом ждать когда всё починится само собой и если этого не случится… снова написать в техподдержку. Но вся эта история, случившаяся настолько не вовремя, оставила у них троих чёткое ощущение ненадёжности этого хостера и желание его непременно сменить, благо пока их проект был развёрнут на той площадке, к которой они привыкли, и они были не прочь, чтобы всё и осталось именно так — но этот вопрос можно было решить потом.

Ойген буквально утонул во всём этом, и ему даже ночью снились переговоры с кем-нибудь — от Росса до огромного тёмного ящика, опутанного проводами и зловеще мигающего зелёными, как отсвет Авады, лампочками, в котором Ойген почему-то сразу опознал истинное лицо самого хостера. Говорил он низким и гудящим голосом, и, не соглашаясь, начинал искрить и мигать всеми лампочками сразу, а Ойген кричал, что теперь-то он знает правду, и будет лично слать в их отдел по борьбе с корпоративными клиентами целые стаи сов. Он проснулся в холодном поту, и ему послышалось за окном гудение электричества и хлопанье крыльев.

А ведь у него была и своя собственная работа — те самые два сайта, со слизеринскими унитазами и игрушками мистера Дойла, за которыми он должен был присматривать, а последний ещё и обновлять. Вот прямо сейчас, так как он уже согласился, и деньги им с Рабастаном были ой как нужны.

Впрочем, у Энн и Джозефа были похожие проблемы: у них тоже хватало своих проектов, отъедающих столь драгоценное сейчас время. Джозефу, пожалуй, приходилось из них троих хуже всех — хотя Энн и Ойген сняли с него всё, что могли, за исключением тех вещей, где без него было не разобраться никак.

— Ребят, вы оба работаете за меня, — со стыдом заявил в какой-то момент Джозеф. — Давайте, может…

— У нас выбора нет, — возразила Энн. — Мы — там за тебя, а ты — за нас тут. Иначе мы просто всё не успеем.

— Да я понимаю, — сказал Джозеф как-то грустно. — И… у меня предложение: давайте, может, всё в общий котёл? В том смысле, что поделим и мою оплату. Пусть они вообще деньги перечисляют на наш общий счёт, а? Потому что код я посмотрю — но общаться с ними увольте. Только не сейчас. И у меня ещё Бассо — у него на носу Пасха, а значит, снова какие-то акции, и ещё он хотел в Гугле рекламу. Я же разорвусь просто. Честно говоря, мне будет легче, если кто-нибудь будет говорить, что именно нужно сделать — и напоминать, когда наступит мифическое «вчера».

— Знаешь, Джозеф, что-то в этой идее есть. Мне, в принципе, тоже так будет проще, — Энн посмотрела на него, а затем на Ойгена. — Потому что, честно говоря, то, что от меня хотят, я не везде тяну — я всё хотела тебя попросить помочь, — она снова посмотрела на Джозефа, — ты такое делал. Да и надоело деньги из всех выбивать. Общий котёл? — она легонько ударила кулаком о выставленный кулак Джозефа, и они посмотрели на Ойгена уже вдвоём. Он колебался всего секунду, но всё-таки колебался, так как от этого решения зависел не он один.

— Честно говоря, — признался он им, испытывая внутренне облегчение, — мне тоже так было бы проще. У меня сейчас всего два сайта — это мелочи, конечно, но я бы тоже с радостью поделился. Ими. Ну, и прибылью, если её можно так называть. Я… просто не успеваю. Никогда не думал, что переговоры отнимают столько времени. А что-то и не тяну.

Сказать по правде, Ойген ощущал себя, пожалуй, неловко, перекладывая основную работу на чужие плечи — но он в самом деле попросту не успевал. Вообще. С другой стороны, так ведь и вправду было проще всем — да и потом, рассчитывать налоги будет значительно легче: все поступления на лицо, и никакой путаницы. И, кстати, если все проекты перевести на один хостинг… вот, например тот, где Джозеф размещает свои проекты — им как компании наверняка предложит более выгодный тариф. И даже если с Россом у них не срастётся, они смогут продолжить работать вместе дальше и без него.

Хотя думать о том, почему с Россом может «не срастись», Ойгену очень, очень не хотелось — потому что штрафы были заложены в договор. А главное — это был их шанс, и потерять его они отчаянно не хотели.

Так что, окончательно придя к соглашению, Ойген с Энн разгрузили Джозефа, как только могли. Ойген взял на себя всю рутину, где требовались исключительно лишние руки и свободная голова, и занимался этим преимущественно в кафе. Её было много, зато он мог с ней самостоятельно справиться. Хотя, конечно, это нагоняло тоску, и постоянно вызывало ощущение дежавю. Но ведь кто-то же это должен сделать! И уж если он на большее не слишком-то способен — кому, как не ему?

А вот Энн достались «яйца и кролики» для сайта игрушек.

— Мне уже доводилось делать что-то подобное, — заявила она. — И у меня остался какой-то скрипт. Попробую его приспособить. Нет, собирать, конечно, никто ничего не будет, но корзинки с яйцами и пушистые кролики будут появляться в разных местах. Кстати, я всегда задавалась вопросом, зайцы они или кролики? Обычно рисуют кроликов, но…

— А разве они не одно и тоже? — Джозеф даже не оторвался от монитора.

— Ну, кролики они домашние, милые и пушистые, а зайцы где-то там скачут по шотландским лесам. Ну, это то, о чём нам, кажется, говорили в школе…

— Пасхальные зайцы пришли из Германии, — произнёс Ойген, почувствовав, как болезненно сжалось что-то внутри. Курсе на третьем, Маркус прочитал им Северусом на эту тему целую лекцию. Тогда в купе увозящего школьников на каникулы Хогварст-экспресса их тоже было лишь трое. — Кажется, это было ещё до Ста… где-то в шестнадцатом веке. Что-то было про Реформацию, и про то, что у нас кроликов просто куда больше, чем зайцев в лесах. А ещё немцы считали, что зайцы были гермафродитами, и откладывали эти самые яйца. И служили ведьмам и колдунам, — Ойген иронически хмыкнул. — Что? Не смотрите на меня так — это Дискавери! — он даже руками всплеснул.

Какие странные номера выкидывает иногда память! Почему-то он так ярко вспомнил, как пахло всегда на перроне в Хогсмиде и на вокзале Кингс-Кросс. Этот незабываемый запах поезда… Они ехали много часов, и Маркус всё рассказывал и рассказывал. Сам Ойген тогда, к своему стыду, мог похвастаться лишь тем, что помнил сказку о Зайчихе-Шутихе, чем тут же и поделился, а Северус угрюмо молчал. Из них троих в тот день домой мечтал попасть только Ойген, но тогда он не слишком задумывался о подобных вещах.

Двадцать первого марта день сравнялся с ночью по продолжительности, а они втроём совершили практически невозможное, закончив техническое задание, которое можно было бы пробовать утвердить и приложить к договору — если какие-то исправления и ожидались, то чисто формальные. И они уже бодро вели переписку с банком… вернее, вёл её, конечно же, Ойген, памятуя недавний опыт, сидя за ноутбуком рядом с Джозефом и переводя ему с формального банковского языка на человеческий. Да что там банк — они даже с Россом договорились о смене хостера, тем более что надёжность предложенного варианта подтверждалась ещё и тем, что там же располагался сайт Бассо. И это было превосходной новостью… было бы — если бы не необходимость делать договор ещё и на хостинг, и переносить туда существующий сайт. А это были уже дополнительные работы, а значит, очередные бумажки, включая счёт.

Ойген чувствовал себя буквально в мыле, так что даже Барбара Хоггарт как-то ему посочувствовала и пообещала, что со временем он будет делать это словно дышать, а однажды даже наймёт специального человека. Ойген хотел бы ей верить, хотя и вовсе не был убеждён, что доживёт до того удивительного времени, когда договорами будет заниматься грамотный делопроизводитель, а счетами — бухгалтер. Кажется, именно так оно и должно же быть? А пока он пытался разобраться в бухучёте и понять, что именно и как ему нужно будет заносить в годовой отчёт.

В какой-то момент, перекладывая, кажется, тысячную бумажку и устало играясь с печатью, Ойген поймал себя на желании поставить её себе на лоб и приобщить самого себя к отчёту. А затем подколоть к нему и убрать в папку — и лежать там тихо… в темноте…

В тот момент он отложил бумаги и ушёл готовить рагу — и это было самое мелко нарезанное рагу за всю его карьеру кулинара. Он вдумчиво и мелко крошил лук — и думал о том, как все те же процедуры устроены в волшебном мире? Он никогда прежде не задумывался о том, как вообще всё это работает. Но ведь и у них тоже всё это должно быть, и наверняка было — потому что одно дело магический контракт, а другое дело, например, обычные счета, которые приносила какая-нибудь сова. Он даже помнил их — от бакалейщика, зеленщика, мясника, молочника, портных... И как же его раздражало в детстве, что мама так долго сидела с ними за своим бюро и разбиралась… вот теперь он её понимал.

Но он даже никогда не пытался вообразить себя на месте этого самого бакалейщика.

А зря — потому что теперь он испытывал искреннее сочувствие к нему, а заодно и к самому себе. Но сейчас были вещи куда важней, чем отправить новые реквизиты каким-нибудь пирогам. Этот вопрос давно висел в воздухе, но, видимо, Ойген подсознательно его отодвигал, сколько мог, не желая давить на Рабастана.

— Нам нужен дизайн, — негромко вздохнула Энн в субботу, двадцать третьего марта.

— Дизайн, — механически повторил за ней Ойген.

— Что? — Джозеф перестал печатать и воззрился на него почти удивлённо.

— Дизайн, — чётко повторил Ойген.

— Ох, — пробормотала Энн. — Нужно за него браться, мы же теперь знаем, что именно нужно отрисовать.

— Ну, есть ещё неделя, — с наигранным оптимизмом сказал Джозеф.

— Неделя есть, — согласился Ойген. — Не уверен, что есть дизайнер. Ты можешь?

— Я не успею, — Джозеф мотнул головой. — Да и дизайнер я… ну… так себе.

— Разве Рабастан не должен был нам помочь? — спросила Энн с надеждой.

Да, они начали обсуждать эту идею ещё после их встречи с Россом, и это подразумевалось как-то само собой, и Ойген просто не мог твёрдо ответить нет, но хотя он и заговаривал об этом с Рабастаном несколько раз, но все эти разговоры были, скорее, гипотетическими. Но прямо сейчас выбора уже просто не оставалась, и, попросив ему дать пару минут, Ойген пошёл в гостиную.

На часах была четверть одиннадцатого, и Рабастан был уже дома, и, конечно же, весь погружен в работу. И хотя Ойген старался никогда его не отвлекать, сейчас ему было уже не до деликатности — и он, подсев к нему, негромко сказал:

— Спаси нас.

— Слушаю тебя, брат мой, — отозвался Рабастан, и Ойген успел заметить на мониторе какую-то религиозную символику и лимоны… Много разных лимонов, прежде чем Рабастан свернул окно.

— Асти, я как-то уже начинал… И вот теперь пришёл снова. Нам нужен дизайн для нашего нового сайта, — Ойген опустил голову. — Хоть какой-нибудь. На самом деле, не очень важно, какой именно — главное, чтобы это хотя бы смотрелось стильно, когда мы покажем его клиенту. Потом как-нибудь доработаем, если что.

— Ты издеваешься, да? — очень вежливо осведомился Рабастан. — Я никогда прежде не делал сайты. Восемь дней осталось.

— Девять, — скрупулёзно поправил Ойген. — Если считать сегодняшний день. Асти, ну пожалуйста, без тебя никак.

— Я не умею! — воскликнул Рабастан, но в его глазах не было и следа паники.

— Ну научись, — Ойген понимал прекрасно, насколько абсурдно это звучит.

— За восемь дней? — уточнил Рабастан. — Ну хорошо — за девять.

— Господь сотворил землю шесть, а на седьмой отдыхал, — напомнил ему Ойген, ощущая, как его слегка отпускает. Рабастан шутил — значит, представлял хотя бы примерно, что делать.

— И что получилось? — тот фыркнул, и продолжил уже совершенно серьёзно: — Я в самом деле никогда этого не делал. Хотя, в целом, составил некое представление.

— Я тебе даже техническое задание распечатаю! — пообещал Ойген ему горячо. — Прямо сейчас схожу в кафе и распечатаю. И фотографии, и всё… и фирменный стиль. Спаси нас!

— Сколько у меня времени? — спросил Рабастан задумчиво. — Все девять дней?

— Даже больше! — с энтузиазмом воскликнул Ойген. — Не в воскресенье же нам встречаться… я думаю, мы назначим встречу на вторник. Второго апреля. Две недели почти! Но нам нужно будет показать сайт в первом его приближении, и… и я не знаю, как мы будем выкручиваться, — добавил негромко он. — Потому что нужно ещё что-нибудь будет сверстать.

— Ойген, я этого никогда не делал, — произнёс Рабастан очень серьёзно. — Я…

— Асти, нам просто не на кого больше рассчитывать, — не менее серьёзно ответил Ойген. И, не удержавшись, попросил: — И может покажешь наброски нашего логотипа. Я краем глаза видел альбом.

— Потом, — ответил Рабастан резковато. — Когда закончу.

Получив солидную стопку бумаги, описывающей будущую систему, Рабастан зарылся в неё, и Ойген, в очередной раз заглядывая в гостиную, видел, что тот то читает распечатки, то ищет что-то в интернете, то смотрит примеры, то рисует, наконец. Что-то снова набрасывает в альбоме — причём обычным карандашом.

Так продолжалось два дня, а в понедельник утром Рабастан разбудил Ойгена вдруг вопросом:

— Ойген, а для кого будет это сайт?

— Что? — растерялся спросонья Ойген, пытаясь понять, чего от него хотят. — Сколько времени?

— Половина девятого. Извини. Так для кого?

— Полагаю, для автовладельцев, — Ойген душераздирающе зевнул, с тоской понимая, что надо бы вставать: в девять перед учёбой должен был зайти Джозеф.

— А кто они? — не унимался Рабастан. — И чем живут? Я пытаюсь представить этих людей, и у меня не получается, — пояснил он и уселся в изножье кровати. — Расскажи мне о них. Понимаешь, я никогда не рисовал для кого-то. Не как подарок, а чтобы моё творчество понял кто-то конкретный. Мне нужно представлять, для кого я это делаю.

— Ты же рисовал пони для внучки Уолша, — напомнил Ойген, садясь.

— Это другое, — возразил Рабастан. — Там всё было просто: мне хотелось рассказать историю, которая для меня самого была важна. А тут… я в этом понимаю ещё меньше, чем ты. Расскажи мне, кто они!

Ойген задумался и, подтянув колени, обхватил их, и некоторое время сидел так.

— Ты знаешь, — наконец, сказал он, — помимо того, что мы видели с тобой по телевизору, наверное, они похожи на владельцев спортивных мётел. Фанатиков, которые перебирают прутья, покупают особый фирменный полироль и, разумеется, полируют древко исключительно мягкой ветошью — иначе воск ляжет не так, — в его голосе прозвучала ирония. — Я знал отличного ловца с Рейвенкло — он утверждал, что для полировки нет ничего лучше поношенного носка. У него, я помню, была на этот счёт теория с пугающими подробностями.

— У меня всегда было много хорошей ветоши, — зарылся пальцами в волосы Рабастан. — Не все кисти можно очищать магией — некоторые нужно сперва вытирать. Очень осторожно. Но ты знаешь — я никогда не задумывался, чем именно полируют метлу, — теперь уже он усмехнулся. — Впрочем… Метла ведь — это свобода и скорость? Так?

— Пожалуй, — согласился с ним Ойген.

— Хорошо, — Рабастан встал. — Мне нужно подумать.