Изгои (джен)

Словно им всем и Ойгену, в частности, было мало проблем — так в во вторник утром его разбудил звонок Бассо. Тот был весел, звал в гости к себе, жизнерадостно щебеча в трубку, что «Пасха на носу — мы тут подготовились, и надо обновить меню, ну и на сайте кое-что… так, там немного» — но Ойгена это «немного» уже не обманывало: опыт у него был пусть и не слишком большой, но яркий. Терять время на встречу было невероятно жаль, но деваться было некуда, и Ойген уже в полдень был у него — и опять, проходя через ресторан к лестнице, ведущей на второй этаж и к кабинету, буквально чуть слюной не захлебнулся. Хотя и позавтракал. Но что такое залитая яйцом картошка по сравнению с ароматами свежеиспечённого хлеба?

Честно сказать, Ойген заранее опасался, что Бассо окунёт его в буйство своих фантазий, как в котёл — с головой… Но всё оказалось не так уж страшно: кроме особого пасхального меню, Бассо хотелось слегка оживить дизайн, добавив в него «свежей травки, ну, ещё цветочков раскидать и, я думаю, яиц поярче с каким-нибудь рисунком, красных, например, и розовых, и жёлтых ещё. Как без жёлтых!». Ойген чуть было в шутку у него не спросил, не надо ли дать посетителям возможность гонять их курсором, но вовремя прикусил язык: не стоит подавать подобные идеи, а то Энн его, скорее всего, задушит.

— Мы с мистером Берковецем, — сказал Ойген, когда они закончили обсуждать желаемые изменения, — хотели бы перезаключить договор поддержки на юридическое лицо. Мы недавно зарегистрировали…

— О-о! — протяжно воскликнул Бассо. — Моя бухгалтерия будет в восторге!

— Тогда мы составим соглашение о расторжении договора и выпустим новый договор на тех же условиях, но с новыми реквизитами и… когда вам было бы удобно встретиться?

— Да я здесь днюю и ночую, — добродушно сказал Бассо. — Позвоните — и подъезжайте. Подпишем всё. Вы не представляете, как много сейчас работы! Но сейчас что — вот прямо перед Пасхой будет горячая пора! Вы знаете, что у нас популярнее всего?

— М-м-м, — протянул Ойген. — Паннетоне? Или Пасхальная голубка?

— Зна-а-а-а-аете, — довольно протянул Бассо, засмеявшись и погрозив ему пальцем. — Заходите перед Пасхой, — предложил он.

— У нас тоже горячая пора, — улыбнулся Ойген. — К сожалению, не могу пообещать, что вырвемся на той неделе… а бумаги — возможно, за… нет, послезавтра?

— Да как скажете. Я рад за вас, — Бассо казался искренним. — Рад, что ваш бизнес растёт. Мистер Берковец — прекрасный юноша. И я рад, что вы нашли друг друга. Всё-таки вести переговоры — совсем не его. Вот говоришь, говоришь с ним, и по глазам видишь, что он примеряет к тебе тазик с цементом, да... Рад, рад за вас. Поздравляю.

— Вашими же стараниями, — улыбнулся Ойген в ответ.

— Да что там, — отмахнулся Бассо. — Хорошее и похвалить не стыдно. И я всё думаю — вы помните, мы говорили? — про рекламную компанию в сети. Возьмётесь?

— Конечно, — голос Ойгена прозвучал радостно, но на деле он почти запаниковал. — Правда, до Пасхи у нас всё занято… — предпринял он отчаянную попытку спастись.

— Да я не спешу, — отменил смертный приговор Бассо. — На Пасху у нас и так уже половина мест заказана, и нам бы с полной посадкой хоть как-то справиться… хотя всё лучше начинать делать загодя, — добавил он и хитро посмотрел на Ойгена. — Скидку сделаете?

— А то, — Ойген рассмеялся с облегчением. — Присылайте материалы. Мы же в долгу у вас, — добавил он с признательностью.

— В долгу? — переспросил Бассо.

— За мистера Росса, — Ойген продолжал улыбаться. — Это ведь вы же ему нас порекомендовали?

— А, сработались? — Бассо засмеялся очень довольно.

— Мы пока принюхиваемся друг к другу, — пошутил Ойген. — А что он за человек?

— Нед непросто-ой, — протянул Бассо, и вдруг подмигнул: — Но вы его держитесь. Он человек отличный. Суровый только. Не то что я, — он засмеялся и снова подмигнул. И добавил неожиданно серьёзно: — Вы, главное, не вздумайте его надуть.

— Да что вы, — покачал головой Ойген.

В целом, разговор вышел полезным, но ничуть не обнадёживающим — потому что показывать Россу им было фактически нечего, как бы много они ни успели сделать… Но работающие скрипты с кусками успешно полученных и распечатанных данных не то, что сможет оценить неподготовленный человек. Признаться, даже сам Ойген, скорее, верил Джозефу, что всё работает верно, чем до конца понимал, что же именно. Единственное, что он сам мог сказать, это что данные отправляются и приходят. Нет, им нужна была для этого хоть какая-то человеческая обёртка, но сейчас основной ход был всё же за Рабастаном — и Ойген ждал.

Впрочем, это не означало, что они все бездельничали, и Ойген шутил, что, хотя они с Рабастаном в этом месяце могут разориться на электричестве, зато на отоплении они сэкономят прилично, потому что компьютер согревал воздух в комнате, а ноутбуки на кухне — оставалось разве что в спальню ещё один комп поставить, и можно ходить босиком.

Над сайтом Бассо Ойген начал работать, как только были подписаны все бумаги — правда, сделали они это задним числом, и Ойген выставил счёт за апрель, так как с Джозефом Бассо рассчитывался обычно под конец месяца. И тут же, не дожидаясь денег, принялся за работу, как только заступил на смену в кафе. Он как раз подрезал фотографии с новыми тематическим десертами, когда его голову посетила мысль, что, наверное, как только они слегка разгребутся, им нужно будет сделать сайт для их студии, а свою страницу к Мордреду удалить — чего толку позориться. А «портфолио» своё он перенесёт — все три сайта, а к ним неплохо будет добавить что-то из старых работ Энн и Джозефа, которые им самим нравятся, и…

— Мистер Мур?

Ойген поднял голову и с привычной улыбкой поглядел на стоящего у стойки посетителя. Парень, примерно тех же лет, что Джозеф, в тёмной куртке с искусственной меховой опушкой и ужасно серьёзным взглядом.

— Добрый вечер, — заучено произнёс Ойген, у которого перед глазами всё ещё стоял Паннетоне малый, один, и Паннетоне малый, шесть штук, — сколько часов?

— Вы же мистер Мур, да? — спросил парень, и у Ойгена в голове словно бы переключили тумблер. Совсем он заработался — прежде он так, всё же, не ошибался.

— Это я, — он постарался произнести это как можно благожелательнее, гадая, кого молодой человек потерял: собаку или кошку. — Чем могу помочь?

— Меня зовут Уоррен Мэй, — сказал тот, протягивая руку. — Я… Мне сказали, что вы всем помогаете, и можете мне помочь.

— Я постараюсь, — кивнул Ойген. — Если это будет в моих силах. Что я могу для вас сделать, мистер Мэй?

— Я ищу своих старых друзей, — сказал парень. — Но это… Можно, я вам расскажу, да? — спросил он, взволнованно глядя на Ойгена. — У вас есть время сейчас? Я… я могу потом прийти.

— Рассказывайте, — Ойген зачем-то посмотрел на часы. Было почти восемь — середина смены, — а затем указал на стул: кому-то же может понадобиться подойти к с стойке.

— Как я сказал, меня зовут Уоррен Мэй, но это выдуманное имя. Нет, официальное — но выдуманное, — он нервно облизнул сухие губы. — Я детство плохо помню — но дома было скверно, и я убегал. Мы жили тогда на юге Лондона… нас много таких было, детей, не нужных никому. Мы убегали и бродяжничали, нас возвращали рано или поздно, и мы убегали снова. У нас была компания… такое братство, — он очень грустно улыбнулся. — Потом мы все попали в семейный детский дом — один… там было хорошо, — он вздохнул. — Но мы жили там недолго… может быть, полгода, а может, всего пару месяцев — сейчас мне кажется, что мы там пробыли от силы месяц, но я знаю, что это не так. Потом нас начали усыновлять — в разные семьи, и мы потерялись. Но есть фотография, — он сунул руку за пазуху и вытащил сложенную вдвое небольшую, с ладонь размером, картонку. — Вот, — он раскрыл её, как книжку, вытащил оттуда фотографию и положил на стойку. Ойген встал, то ли чтобы лучше видеть, то ли потому, что сидеть ему внезапно стало неудобно. — Это, — начал, всё сильней волнуясь, объяснять парень, осторожно касаясь старого снимка самым кончиком указательного пальца и указывая им на очень похожих крепко держащихся за руки темноволосых мальчика и девочку с серьёзными, и даже насупленными лицами, — брат с сестрой. Я… я плохо помню имена. Рэнди… Рей… я полного не знаю. Или это полное… нам было шесть-семь лет. Кому-то восемь… Это Лиона… или Линора… мы звали её просто Ли, но я помню, она называла что-то похожее. А это я, — он показал на следующего мальчика, самого маленького из них всех, с и сейчас узнаваемыми огромными светлыми глазами. — Это Генри, — продолжал он, указывая на своего соседа, высокого, вихрастого, с курносым носом, — в этом я уверен, — он даже кивнул. — Мы в детском доме смотрели «Собаку Баскервилей», ну знаете, ту, с Иеном Ричардсоном, и его тогда все дразнили «сэр Генри». Это Фелисити, — показал он на последнюю, девочку с двумя светлыми косичками. — Её имя я тоже точно помню: мы много шутили, что, мол, да уж, счастья полные штаны, когда мать ей сломала руку. Мол, хорошо, не шею и не обе ноги. И что летом — тоже хорошо. Зимой куртку было бы застёгивать неудобно.

— Её мать сломала ей руку? — переспросил Ойген.

— Ей. Да, — парень посмотрел на него очень внимательно и прямо. — У нас всех творилась такая же хрень… кому-то что-нибудь ломали, об кого-то окурки тушили, кого-то запирали, забыв покормить, кого-то били… Мы и убегали… Да, — он снова посмотрел на Ойгена. — Я понимаю, данных очень мало. Пятнадцать лет прошло. Но я… но вдруг кто отзовётся. Я, к сожалению… я поздно начал всё это, — он покачал головой. — Три года назад у родителей дома был пожар — всё выгорело. Не осталось ничего. Все документы… Они сами живы, к счастью, — добавил он поспешно. — Приёмные родители. Но мне с ними повезло. Но документы выгорели — а они… они не помнят точно, что это был за дом. Где меня усыновляли. Примерно только. Я ездил туда, да там толком тоже ничего не осталось. Супермаркет теперь стоит. А я вот… ищу. Хочу найти их… хоть кого-то. Вы можете помочь? — спросил он, прижимая пальцами фотографию к стойке и взволнованно глядя на Ойгена.

— Фамилий вы, конечно, не помните? — спросил тот, мучительно раздумывая, что же ответить. Брать на себя сейчас ещё и это было бы просто безумием.

— Нет, — покачал Мэй головой. — Я пытался вспомнить и фамилии, свою хотя бы, и место, где я жил… но я не помню.

— Но ведь где-то же должны были остаться ваши документы? — спросил Ойген.

— Мне не удалось найти, — вздохнул Мэй. — Я делаю запросы, но пока безрезультатно. Всё это было так давно — и документооборот тогда бумажный был. Знать бы, куда запрос делать, — он вздохнул. — Как уже сказал, того детского дома уже не осталось… а от муниципалитета я получаю лишь одни отписки. Но вдруг из наших увидит кто… Вы можете помочь? Скажите, сколько это стоит. Я заплачу — а если у меня не хватит, я…

— Нисколько, — Ойген коснулся края фотографии, думая о том, что ведь это же не срочно. И потом, ведь оставалась ночь. И ему просто нужно сделать одну-единственную страницу с готовым уже шаблоном. Ну, посидит немного за полночь. Подумаешь. Он вот почти закончил уже с десертами — остались Паннетоне и что-то ещё. И паста.

— Вы не возьмётесь? — тихо спросил Мэй, и Ойген вздохнул, отметая свои и его сомнения:

— Возьмусь. Мне нужно только отсканировать фотографию, что вы принесли.

— Но вы сказали, что не возьмёте нисколько, — непонимающе нахмурился Мэй.

— Я не беру за это деньги, — Ойген понял вдруг, что волнуется, и постарался сказать как можно легче и шутливее: — Оплатите час времени в кафе — будем считать, что это одна из услуг кафе, назовём её «Консультация и помощь клиенту».

Совсем заработался, подумал про себя Ойген, заговорил, словно по прайс-листу.

— Час времени? — неверяще переспросил Мэй.

— Ну, можно два, если хотите, — Ойген улыбнулся. — Тут у нас ещё можно чай и кофе заказать. С печеньем. Если захотите — но часа будет вполне достаточно. И было бы здорово, если бы вы написали мне о всё них — всё, что вспомните. Как можно подробнее. И отправлили на е-мейл.

— Сейчас? — спросил Мэй с такой надеждой, что Ойген кивнул:

— Сейчас. Как раз заплатите — и сядете за стол, и займётесь. А я пока отсканирую ваше фото.

— Спасибо вам, — Мэй протянул ему руку и, сжимая руку Ойгена, снова сказал: — Спасибо.