Изгои (джен)

— А вот у меня седины нет, — заявил на следующее утро Ойген, вернувшись из ванной комнаты.

— Проверил? — насмешливо поинтересовался Рабастан, отрываясь от монитора.

— Да! — Ойген вскинул подбородок. — Позавтракаешь со мной?

— Отчего бы и нет, — согласился Рабастан. — Седина — исключительно признак возраста. Старость никого не минует — тут либо поседеешь, либо облысеешь в итоге. Одно из двух.

— Предпочту благородно седеть, — засмеялся Ойген в ответ.

— Это не от тебя зависит, — покачал головой Рабастан.

— А от кого? — Ойген покосился на окно, занавеска на котором была всё ещё задёрнута.

— Я читал, что, прежде всего, от родителей, — Рабастан нажал кнопку на мониторе и поднялся.

— Они бы тоже предпочли, чтобы я поседел! — уверенно заявил Ойген — и вернулся в спальню, одеваться.

А после завтрака они отправились по магазинам. И, не удержавшись, купили к баранине бутылку Вальполичеллы. Красное, сухое, итальянское, да к тому же со скидкой — они не смогли устоять, но главными покупками дня были, конечно же, не продукты.

Перед лицом столь неожиданного противника Ойген и Рабастан, крепя оборону своих рубежей, купили тюль. Они серьёзно и ответственно подошли к этому делу, долго выбирая куски среди остатков за полцены: покупать роскошный тюль, развешенный на дальнем стенде, за полную стоимость они были финансово не готовы. В конце концов, после оживлённой дискуссии, игнорируя странные взгляды молоденькой продавщицы, они взяли три очень плотных отреза — все разные, ведь они же будут висеть в разных комнатах, и поспешили домой.

Самый простой, белый, лишённый любых рисунков, они, испытав его на просвет, решили повесить в гостиной; тот, где на белом поле были хаотично разбросаны серовато-голубые росчерки — словно кто-то расписывал шариковую ручку — в спальню, а на кухню отправился отрез с ромашками. Они оба смеялись, покупая его — но что делать, если не было ничего лучше: достаточно плотного и, в то же не похожего на старушечьи кружева, и тем более без дурацких дырочек. Ромашки были мелкими, с яркими жёлтыми серединками, хаотично рассыпанными по довольно плотной полупрозрачной ткани, и Ойген в шутку попросил:

— Дорисуй тогда уж шмелей?

— Каких шмелей? — они шли по улице, и Рабастан даже остановился.

— Да любых, — ответил Ойген весело. — К этим ромашкам так и просится что-то такое… мохнатое и в полоску. Есть же краски, которыми по ткани можно рисовать?

— Грюмошмели, если ты всё ещё помнишь школьный курс, наводят тоску, так что могу изобразить для тебя енота, впрочем, он не жужжит… — Рабастан вдруг глубоко задумался, и до дома они дошли в молчании, и стоило им переступить порог, практически сразу вернулся к компьютеру, включив его, взял планшет, а затем практически выпал из окружающей их реальности.

Ойгена это не слишком смутило и, в каком-то смысле, было, пожалуй, на руку — шторы он намеревался повесить сам. За стремянкой Ойген отправился в квартиру напротив, рассудив, что если у мистера Перри есть молоток, то и стремянка найдётся, а нет — так он наверняка знает, у кого она точно есть. Дождавшись, покуда тот вернётся с обеда Ойген постучал в его дверь, да и задержался у него, беседуя о соседях. Пока просто так — и, уходя, пообещал вернуть стремянку буквально завтра.

— Никак люстру собрались вешать? — спросил сосед и покивал: — И правильно. Давно пора. Та люстра-то у вас, не обижайтесь, страшненькая. Я ещё прежней хозяйке говорил — вы, мол, не обижайтесь, но уродство же.

— Увы, это не наша квартира, — добродушно ответил Ойген. — Мы снимаем. У родственника покойной. И, боюсь, хозяйка и на том свете будет возражать против таких решительных перемен. Пока что нам позволили разве что поменять шторы.

— Вот что я вам скажу, — почти интимно проговорил сосед. — Плафоны-то у вас позволяют, можно это страшилище шарфом газовым взять и завесить. Выйти может красиво. Я вот и сам… да всё руки никак не дойдут свою-то сменить, — повздыхал он — и поманил Ойгена за собой вглубь квартиры. — Пойдёмте уж, покажу.

Ойген, разумеется, пошёл — влекомый, помимо обычной вежливости, любопытством. Завесить люстру газовым шарфом? Люстры в их квартире его совсем не раздражали: он вообще не видел в них ничего особенного. Сам бы он, пожалуй, не стал выбирать такие — но они не выбивались из стиля и не бросались в глаза: обычные светильники с тремя плафонами матового стекла.

В отличие от той, что украшала потолок гостиной мистера Перри. Ойген, определённо, понимал, почему мистер Перри завесил свой абажур, словно некрасивую женщину, газовой тканью: огромный, плетёный из лозы, тот казался, скорей, перевёрнутой корзиной, ручку от которой давно потеряли и, пожалев выбросить на помойку, подвесили под потолок. Голубой газовый платок напоминал окутывающее её облако и придавал свету слегка прохладный оттенок, делая интерьер ещё более странным.

— У меня даже замена есть, — гордо сказал сосед. — Но надо мастера, что ли, позвать. А я всё никак не соберусь.

— Да, с мастерами всегда сложно, — поддакнул ему Ойген, оглядывая гостиную — самую обычную, если не считать диковинного абажура и сиреневой бархатной скатерти с длинной бахромой, покрывавшей круглый стол.

Они ещё немного поболтали, прежде чем Ойген вернулся к себе — и следующий час, если не больше, вешал шторы. К концу у него ныли затёкшие руки, но удовлетворение от сделанной работы перевешивало неудобство — и он, немного походив по комнатам, не выдержал и попытался отвлечь так и не отлипавшего от своего планшета Рабастана:

— Асти, я всё повесил, ты посмотри!

Но тот, рассеянно кивнув, никак больше не отреагировал, и Ойген, решив его всё-таки его не дёргать, сложил снятые весёленькие занавески в шкаф, помыл и поставил в один из кухонных шкафчиков купленные днём бокалы и, поскольку заняться ему по причине оккупированного компьютера было решительно нечем, соорудил сэндвичи и решил перед работой заглянуть в книжный магазин. Уже выходя из дома, он пристально посмотрел в окно соседнего дома, надеясь, что смутил любых непрошеных наблюдателей, и только потом неспешно отправился вниз по улице.

Ещё после своего разговора с Россом Ойген понял, что ему крайне не хватает элементарных знаний о том, как же ведутся такие дела, и что же действительно кроется за неясными ему до конца, как третий закон Голпалотта курсе так на шестом, термином «Маркетинг». Да, ему вновь следовало взять и почитать что-то не слишком заумное.

Впрочем, раз уж Ойген занялся этим вопросом, он пошёл уже по знакомому ему пути, купив комплект их трёх книг: приличный «кирпич», рассчитанный на тех, кто хочет разобраться пускай и с нуля, но основательно, словарь-справочник и, конечно, макулатуру из его любимой серии «для идиотов», где всё то же самое, что в «кирпиче», описывалось схематично-просто. Конечно же, за счёт тотального упрощения и нюансов — но ведь надо же с чего-то начинать.

На работу Ойген пришёл почти на целый час раньше — и провёл его в комнате отдыха за чтением, прервавшись только для того, чтобы принять смену, а потом некоторое время сидел за столом и просто смотрел перед собой в пространство, и с непривычным чувством глубокого уважения думал о Люциусе Малфое, который не просто проживал нажитое своими предками состояние, а успешно вёл финансовые дела, вкладываясь во что-то — и, Мордред его побери, прекрасно понимал, что именно делает! Как это всё, оказывается, непросто… но, пожалуй, увлекательно, решил Ойген. И не важно, думал ли он так на самом деле, или просто решил думать так в тот момент — он открыл свой «Маркетинг для идиотов» и продолжил читать о законах рынка, делая прямо на страницах пометки. В детстве ему за такое попадало от родителей — но одно дело передаваемые по наследству книги, и совсем другое — то, что он сейчас в руках. И, честно говоря, возможность писать прямо в книгах ему невероятно нравилась и приносила почти физическое удовольствие. Поступать так с волшебными книгами бывало просто опасно, и хотя в тех же учебниках Северус вполне себе увлечённо писал, вряд ли он мог служить достойным примером. Самого Ойгена родители за такие порывы ругали, не желая, чтоб он привыкал к подобным вещам, развивая опасную и дурную привычку. Маггловские же книги в мягких обложках могли разве что упасть со стола, да и помешать Ойгену было теперь просто некому.

Ойген потратил на чтение добрую половину смены — и чем больше он читал, тем яснее понимал, что всё это ему кое-что напоминает. В какой-то момент, прикладывая теорию к собственной ситуации и прикидывая свои возможные шаги, Ойген ощутил, будто сидит за незримым карточным столом с неизвестными ему игроками. Что ж, он умел неплохо считать, подмечать карты и знал, как именно нужно ставить — не то чтобы он гордился именно так и проведённым в юности временем, но игроком был неплохим. Не важно, были ли это подрывной дурак в школе, уважаемые в их чистокровном кругу пикет, вист и брэг, или презренный магляцкий покер, в который наследникам приличных семей было играть неуместно, но их это, обычно, не останавливало.

Если ты умел вдумчиво следить за игрой, блефовать и рисковать, когда это нужно — и, в то же время, мог заставить себя вовремя сказать пас и выйти из-за стола, у тебя были весьма неплохие шансы не остаться без мантии, а если бы большую часть этих действий совершать с холодной и ясною головой, то преуспеть было совсем не сложно.

Хотя, конечно, без удачи было не обойтись.

Впрочем, всю жизнь Ойген считал, что Фортуна к нему благосклонна — и тот факт, что он был сейчас жив и, в определённом смысле, даже свободен, говорил о том, что он в этом не ошибался.

Маркетинг его увлёк — тем более, что его хитросплетения казались Ойгену куда понятней и проще, чем объектно-ориентированный подход. Так что, справедливо решив, что текучку они в какой-то степени победили, весь следующий день Ойген убил на чтение, попутно выстраивая в своей голове коварный план. А ещё через день, отложив свой кирпич, открытый где-то на методах прогнозирования, Ойген по-новому взглянул на полученный от Росса совет, и, погуглив, составил список своих конкурентов: такие же небольшие и не слишком давно возникшие компаний, с тем же примерно профилем. А затем начал их методично обзванивать.

Ойген мило болтал по телефону с людьми на том конце провода: за спрос, как известно, денег брать не принято, а что они сами решили, что он их потенциальный заказчик, так причём же тут он? Он им ничего не говорил такого. В конце концов, не представляться же ему «здравствуйте, я ваш новый, голодный и злой конкурент»! К концу дня перед ним лежал вполне развёрнутый «анализ рынка», если этот термин был применим к десятку исписанных им стикеров. Всё, что Ойген обсуждал во время этих сомнительных переговоров, он записывал — отмечая галочками то, что, на его взгляд, было им уже теперь по силам, и подчёркивая вещи ему непонятные. Общение вышло весьма продуктивным и навело Ойгена на простую мысль, что было бы, пожалуй, правильно взять и перезаключить старые договоры с клиентами Энн и Джозефа. Конечно, слегка изменив условия, а заодно повысив цену под видом новых услуг — в конце концов, они же ведь теперь не просто три желающих подработать типа, а почти солидная организация! Да, сейчас они могут больше, чем прежде каждый из них. К тому же, инфляция…

Когда они в следующий раз собрались у него на кухне, он представил Энн и Джозефу распечатки с описанием новых услуг.

— Вот. Я думаю, нам стоит перечислить всё это на нашем сайте, с которым нельзя затягивать — торжественно проговорил он, едва дождавшись, пока они прочитают. — Мы ведь всё это можем?

— Ну, пожалуй, да, — сказала Энн. — Но Ойген, мы правда готовы вот так запросто разбираться с чужими сайтами, которые писали не мы? Так обычно не делают…

— Ну, — Ойген пожал плечами. — Посмотри на эту ситуацию с другой стороны. Это для нас неприятно разбираться в чужом и не слишком хорошем коде, но к нам же не наши коллеги приходят. К нам приходят люди вроде Бассо — которые в таких вещах не понимают ни-че-го. Им важно, чтобы с тем, что осталось у них на руках от таких горе-разработчиков как, скажем, я, можно было бы ещё что-то сделать. Не написать новый сайт, а помочь разобраться. Заставить его воскреснуть из мёртвых, взять на себя всю эту мороку с хостингом и продлением имени. Из всех, кого я обзванивал, только трое не пытались впарить мне новый сайт. Мы будем на этом фоне выгодно выделяться…

— …и прославимся как какой-то приют для убогих, — фыркнул Джозеф.

— Ну и что? — улыбнулся Ойген. — Я посчитал, сколько мы в среднем тратим на написание нового сайта, и сколько нам за прошлый месяц принесла поддержка уже существующих. И знаете что — именно это и сделает нас богаче. Мы же работаем для тех, кто ничего не понимает в сайтах. Те, кто знает, что им нужно — вроде Росса — обращаются, скажем прямо, в компании покрупнее. Большинство из них. К нам придут те, кто хочет сэкономить — и их будет меньше, чем начинающих. Они придут к нам со своими калечными каталогами и неработающими больными формами, как тот Росс, и мы примем их. А через какое-то время, почувствовав вкус к хорошему, они захотят новый сайт. И пока мы его не запустим, будут нам исправно платить за тот, что у них пока есть. Давайте хотя бы попробуем? — почти что попросил он.

— Ну, не знаю, — Джозеф шумно вздохнул.

— А что, — сказала Энн. — Вообще-то это звучит логично. Правда чем-то напоминает мне наркоторговлю.

— Первая доза бесплатно? — с сомнением уточнил Джозеф.

— Бесплатно, — энергично кивнул Ойген. — Только не доза, а аудит. Пока что мы не доросли до того, чтобы нам платили ещё и за критику. К тому же, разве это не показатель нашего уровня — способность вникнуть в чужой, незнакомый код и заставить его работать?

— Ладно, — Джозеф слегка поморщился. — Убедил. И если вы оба считаете, что это наш путь в Эльдорадо — я не против.