Изгои (джен)

Аккуратные расспросы Ойгена помогли ему увидеть картину немного яснее. Роузмонды переехали сюда лет пять назад, когда скончалась старая миссис Роузмонд, выкупили квартиру аккурат над собой и многое переделали, к неодобрению некоторых соседей.

— Пижоны, — вынес мистер свой вердикт Перри. — Года четыре потом наверняка выплачивали кредит. Уилл только в прошлом году наконец сменил этот свой Форд Мондео на триста седьмой Пежо. Но я-то помню! — он поднял вверх указательный палец.

Ойген, честно говоря, всё ещё слишком хорошо разтличал маггловские автомобили, и даже значки по рекламе выучил далеко не все, но ему показалось, что за словами мистера Перри таилось что-то такое, статусное, одной природы со старыми Чистомётами и новыми, сияющими от воска Нимбусами, и он решил непременно погуглить и даже, может быть, расспросить у Энн о неписаных маггловских правилах владения автомобилем.

— Значит, лишь в прошлом году? — Ойген предпочитал не задавать прямых вопросов, и просто позволял Перри болтать обо всём, и лишь изредка осторожно направлял его монолог, повторяя обрывки фраз с вопросительной интонацией. Это всегда позволяло производить впечатление прекрасного слушателя, даже в школе.

— Ну да! — воскликнул Перри с некоторым торжеством. — А Луиза, та на жуке ездит, — он состроил презрительную мину, и Ойген побоялся переспрашивать. Понятно было, что речь о какой-то модели авто — но которую из них, Бастет подери, зовут «жуком»? И почему?

— Зато их дочка точно ходит пешком, — пошутил Ойген, пытаясь сместить акценты и перейти к тому, что ему действительно интересно.

— Да года не пройдёт, как будет гонять на этих мопедах, а потом, глядишь, толком-то не научатся и сразу за руль, — возмутился тот. — Кто вообще девкам права выдаёт, а? Вот всё с этого начинается, а потом телевизор не включишь, то одно, то другое. Куда спешат!

— Ну, многие ездят учиться, — предположил Ойген.

— Моя матушка, — возразил Перри. — Как война началась — так работать пошла, а потом за приличного человека замуж вышла, — добавил солидно он, — и с тех пор ни дня не проработала! Мы все под приглядом выросли! А сейчас все бабы как с ума сошли: родят — и на работу! — он осуждающе покачал головой.

— Так время изменилось, — возразил Ойген. — Ваши дочки учатся же?

— Ну, куда деваться, — вздохнул Перри. — Учатся. Но я бы… Но они-то стараются, а эта целыми днями пялится вон в окно, почеркушки свои рисует…

И он пустился в рассуждения о том, что мир с каждым годом портится, и где те старые добрые времена, когда мужчина зарабатывал, а женщина детей растила да занималась домом, и все попытки Ойгена вернуть его в жизни семейства Роузмондов провалились.

Зато с мистером Уилсоном Ойгену повезло куда больше. Пока Бальфур неспешно обнюхивал его левый ботинок, Ойген сперва выяснил что мистер Фишер схватил где-то грипп и третий день лежит дома с температурой, а затем очень осторожно, после долгих бесед о других соседях, подобрался к нужной теме — менее всего он желал обнаружить свой интерес, лишь вскользь упомянув Роузмондов, и их двухъярусную квартиру. Так Ойген узнал, что Уильям Дж. Роузмод был архитектором и весь проект квартиры разработал сам. А ещё что его жена, Шарлотта Луиза, милая женщина, не любила своё первое имя и работала где-то в Сити в сфере продаж. Их дочь звали Изи, и она училась в школе для девочек и занималась искусством. И в целом они были приятной и крепкой семьёй.

Впрочем, показания соседей немного разнились: так, миссис Браун, которой Ойген в очередной раз помог вынести на улицу коляску с крепко спящим младенцем, в отношении Роузмундов была настроена куда менее оптимистично:

— Ну, я не знаю… — покачала она головой, неспешно толкая коляску. — Не просто же так пишут, что единственные дети в семье склонны к инфантильному и эгоистичному поведению, и взросление даётся им тяжело! Мой врач отговаривал рожать меня второй раз, с моим-то зрением, — она коснулась дужки толстых очков. — Но я родила! — произнесла она тихо, но с гордостью, и Ойген тут же покивал головой и шёпотом восхитился мирно спящим в коляске упитанным малышом и такой самоотверженностью его мамы. — Детей в доме должно быть много. Минимум двое — поймите, и детям, и родителям это идёт лишь на пользу, — она остановилась и поправила сползшее одеяльце. — Нет, конечно же, я не хочу сказать, что ничего хорошего из единственных детей не вырастает, но, — она вновь покачала головой и поджала губы. Да Ойген, многое бы мог рассказать об этом — и, пожалуй, даже с нею согласится. Вот, к примеру он сам. Да и большая часть членов их джентльменского клуба…

А ведь и в самом деле, с некоторым удивлением понял он. Большая часть тех, кто носил метку, были единственными детьми. Хотел бы он знать, почему так вышло, и значит ли это что-то — или же это обычное совпадение.

Впрочем, подумать об этих материях у него ещё будет время, а вот проблема с мисс Роузмонд и её навязчивым интересом висела над ними сейчас. Но то, что он знал теперь её имя, и то, что она единственный ребёнок в семье… Толку от этого было мало. Оставалось ещё искусство, и, конечно же, школа Сент-Мэри, в которую, судя по форме, ходила не только их прекрасная Розамунда, но и внучка пожилой леди «Кось», а значит, следовало побеседовать с Фейтфул-средней, которая наверняка знает, с кем общается дочь.

— Очень уж Луиза над ней трясётся, — Ойген с миссис Фейтфул случайно возвращались вместе из магазина. — Нет уж, попомните моё слово, ничем хорошим это всё не закончится! Потакают ей во всём — совсем избаловали девчонку! Сперва пианино, затем художественная та студия, — крайне недовольно принялась перечислять миссис Фейтфул, — а она всё носом крутит, всё-то ей не так! Вон другие девочки гуляют в её годы, а она сидит с карандашами, да в окно пялится — да разве ж это нормально?

— Ну, что дурного в том, чтоб рисовать? — мирно спросил её Ойген, стараясь, чтобы его улыбка не выглядела натянуто.

— А вы знаете, что она сто занятий перебрала, прежде чем этим своим рисованием заняться? Все над Изи трясутся — ах! Наш талант! А на деле-то, что, ну вот что она там умеет? Ничего! Глазами только хлопать — тут она да, горазда!

В воинственном пыле миссис Фейтфул явно было что-то личное, так что Ойген осуждающе покачал головой, а затем спокойно продолжил:

— Так она не с детства рисовала? Всё перебирала?

— Так я вам о том и говорю! — воскликнула его собеседница, и её дородное тело возмущённо заколыхалось. — То, я помню, в детстве её всё на конный спорт возили. Им-то хорошо — они богатые, — она недовольно зыркнула в сторону соседского дома. — А о том, что и другие девочки из класса захотят, они не думали!

— Люди порой так безответственны, — заметил Ойген, надеясь, что это прозвучало не слишком фальшиво.

Так вот в чём дело! Значит, они действительно учатся в одном классе. Не то чтобы он никогда не видел такого в Хогвартсе. Интересно, как он сам выглядел бы со стороны…

— Эти Роузмонды ни о ком вообще не думают! — изливала своё возмущение соседка. — Помню, затеяли они там ремонт, так месяц же, месяц же громыхали! Подумаешь, мы им бумажку какую-то сперва подписали, мол де не возражаем, так кто же знал! Тоже мне — великий архитектор, тьфу! — она даже сплюнула по-настоящему, и Ойген остро пожалел её дочку. Хотя, конечно, может быть, она не менее эмоциональная юная мисс… — Одно название он, этот ваш Вилли Роузмонд, а не архитектор, — с непонятным ему злорадством сообщила миссис Фейтфул. — Будки трансформаторные он строит, да очистные сооружения! — она даже всплеснула руками. — Ассенизатор почти — а туда же! «Архитектор»! Каким в детстве был, таким и остался. И дочка его вечно нос задирает, тоже мне, городская выставка у неё! — миссис Фейтфул воинственно фыркнула. — Хочу, говорит, рисовать, поступлю в Королевский колледж исскуств. Да что бы они там понимали, в этом их королевском колледже! — в её голосе прозвучало… что? Обида? И Ойген, кажется, начал догадываться о причинах такой горячей неприязни к Роузмондам.

— Классические учебные заведения часто бывают весьма косными, — сочувственно произнёс он, желая поскорей вернуться домой.

Она явно хотела было согласиться с ним, но в этот момент у Ойгена зазвонил телефон, и ему пришлось с ней попрощаться, и закрыть за собой дверь. Впрочем, чувство какой-то гадливости осталось, увы, вместе с ним, и ему хотелось просто поскорей вымыть руки.

Может быть, ему и на руку была явно длившаяся не первый день неприязнь миссис Фейтфул, и он мог бы к ней при случае обратиться, но Ойген оставил это на крайний случай. Крайний из крайних случаев. С такой риторикой он сталкивался неоднократно: что-то подобное он слышал от оборотней, слышал от егерей, и от того свеженабранного в ряды Пожирателей Смерти отребья, которое ему приходилось ставить на место в девяносто седьмом. Эти воспоминания поднялись внутри него неприятной мутью, и он вышел подышать и успокоиться в сад. Плана у него всё ещё не было, и это ему тоже не нравилось — но что он мог с этим сделать?

Ему и так приходилось делить своё время между соседями и работой. Ойген достал телефон — на часах была половина первого. Нужно было приготовить что-то к обеду, и отправляться в кафе, иначе он снова ничего не успеет. В четыре часа, когда начинался его рабочий день — тогда как у всех остальных он уже начинал подходить к концу, и это было не слишком удобно.

Уже выходя из дома, он увидел заходящую к себе Изи Роузмонд. Их взгляды пересеклись и, видимо, на лице Ойгена отразилось что-то такое, что она, стушевавшись и вздрогнув, опустила голову и проскользнула в дверь… а когда Ойген на мгновенье застыл на месте услышал мужской голос:

— У вас что-то есть к моей дочери? Какие-то проблемы?

От неожиданности Ойген дёрнулся всем телом и, обернувшись, увидел в окне первого этажа высокого мужчину с длинными тёмными кудрями, — как у дочери — собранными в практичный хвост.

— Нет, — коротко ответил ему Ойген.

— Я надеюсь, — почти угрожающе сказал мужчина — и скрылся, опустив со стуком окно.

А Ойген почувствовал себя ужасающе неуютно. Всё вышло так неловко и глупо — но что ему следовало сказать? Объяснить Роузмонду, в чём дело? И как бы это выглядело со стороны? Выходила какая-то глупость… Он отлично мог её понять отца: его самого бы встревожило и насторожило, если б его дочь вздрагивала и убегала от незнакомого мужчины. Но…

Но что же им с этим делать?