Изгои (джен)

Из здания суда они вышли притихшими и как будто бы слегка оглушёнными.

— Я всю жизнь будут расплачиваться, — убито проговорил Саймон.

— Ну почему всю? — возразил ему Ойген. — Если ты будешь выплачивать им по тысяче в месяц, ты справишься за восемь лет и… — он задумался, пытаясь посчитать в уме, — в общем, меньше, чем за восемь с половиной лет.

— А проценты? — уныло возразил Саймон.

— Ну, значит, за десять, — пожал Ойген плечами. Энн фыркнула, и даже Саймон слегка улыбнулся.

— Осталось где-то взять эту тысячу, — сказал он.

— Ну, тут всё в наших руках, — Ойген произнёс это достаточно беззаботно, и они втроём, наконец, рассмеялись, а Фил, скептически поморщившись, заметил:

— В конце концов, у твоего отца же свой бизнес. Да, сфера другая — но вообще рабочие профессии сейчас неплохо оплачиваются. Я читал, что тот же сантехник Лондоне может в запросто зарабатывать в месяц четыре тысячи.

Ойген остро глянул на Фила, и тот ответил ему невозмутимым и чуть насмешливым взглядом.

— Ты полагаешь, у нас ничего не выйдет? — воинственно спросила Энн, сердито глядя на Фила.

— Да нет, почему? — вроде бы сдал тот назад. — Все с чего-нибудь начинали. Лимбус — очень… перспективный проект, — сказал он с несколько покровительственной улыбкой. — Не всем же работать в АйБиЭм или в Гугле. Вообще, своя небольшая компания — это прекрасно: по крайней мере, вы ни от кого не зависите.

— Джобс тоже начинал в гараже, — Энн, кажется, всерьёз разозлилась.

— А у вас есть гараж? — пошутил Фил, и Ойген, разряжая не просто ненужное, но просто опасное для будущего Саймона напряжение, сказал:

— Ха, бери выше!

— Выше? — недоумённо спросил Фил, и Ойген решительно кивнул:

— У нас есть чердак.

Фил широко распахнул глаза, а Энн засмеялась, да и Саймон заулыбался — а большего сейчас Ойгену и не хотелось.

— Мы вас оставим, с вашего позволения, — сказал Фил, обнимая Энн за плечи. — У нас планы.

— Я загляну вечером, — пообещала Энн, помахав им рукой — и они, попрощавшись, ушли. Глядя им вслед, Ойген с неприязнью подумал, что узнаёт самого себя в Филе. Разве он сам в юности не вёл себя так? Не думал и не смотрел на окружающих свысока? Не одаривал их снисходительными насмешками? Хотя и не понимал этого… нет, понимал, но не слишком задумывался — тогда ему просто казалось, что у него для подобного отношения имеются все права.

— Самое неприятное, что он прав, — сказал Саймон, провожая уходящую пару глазами.

— В чём именно? — спросил Ойген слегка раздражённо.

— Да во всём, — вздохнул Саймон. — Хотя, есть вероятность, что и ты тоже можешь вдруг оказаться прав, — улыбнулся он. — Но, честно сказать, у Фила шансов значительно больше.

— Ну, мы же не собираемся становиться конкурентами Голубого Гиганта⁽¹⁾, — легкомысленно возразил Ойген. — Нам вполне хватило бы и четверти их оборота.

Они рассмеялись и отправились к подземке. Уже прощаясь и пожимая Саймону руку, Ойген сказал:

— В конце концов, это было только первое слушанье. Не факт, что судья встанет на их сторону.

— Я, честно сказать, боюсь, как бы не стало хуже, — признался Саймон. — Ты же видел, какие у них адвокаты. Для них же это не финансовый вопрос, а репутационный. И мы ещё не слышали государственных обвинителей. Я упоминал, что меня выпустили тогда под залог? И всё, что я смог — обратиться в Про Боно — на других юристов у меня просто денег нет, а ещё мой счёт заморозили.

— Вообще, чем больше я узнаю о британской судебной системе — тем больше мне хочется побиться лбом об стену, — сочувственно произнёс Ойген. Впрочем, с магическим правом он был знаком не лучше, но, по крайней мере, он точно знал, что подсудимый не общался с тем, кто его защищал, через ещё одного юриста. — Я уже не понимаю, почему она вообще до сих пор работает.⁽²⁾

— Традиция, — вымученно улыбнулся Саймон. — Мы — нация традиций. Пусть даже идиотских… вот и работает. Ладно… будет то, что будет.

Ойген в ответ лишь зубами скрипнул. Он эту фразу уже не мог спокойно слышать — именно её твердил и твердил Джозеф, когда речь заходила об уже почти вплотную приблизившейся предзащите и о том, почему он в очередной раз откладывает репетицию своего выступления. Ойген, может быть, и плюнул бы, но ему было просто обидно за Джозефа, который мог действительно провалить всё дело, как это с ним уже было, разозлившись из-за собственного смущения и психанув. И когда уже вечером он увидел его в кафе, просто поставил Джозефа перед фактом:

— Завтра утром у нас репетиция твоего выступления. Мы с Асти ждём тебя в десять.

— Я ещё не готов, — тут же сказал Джозеф, но Ойген даже слушать его не стал:

— До двадцать восьмого чуть больше недели! А нам нужно будет несколько раз порепетировать — а тебе поправить свою триумфальную речь и заодно похвалиться практической частью. Дальше тянуть просто некуда.

— Но я правда не готов! — запротестовал Джозеф.

— Значит, выступишь не готовым, — Ойген пожал плечами. — Мы же не экзаменационная комиссия, у нас даже секретаря нет, и твою работу мы точно не завернём.

— Я не хочу позориться! — воскликнул Джозеф, и Ойген рассмеялся:

— Перед кем? Перед нами? Ты серьёзно?

— Да! — это прозвучало так трагически, что на сей раз Джозеф засмеялся сам. — Я не могу. Я правда не могу! — сказал он умоляюще, но Ойген возразил категорично:

— Конечно, можешь. Не придёшь — мы оба явимся к тебе домой. И проведём всю эту жуткую процедуру при твоём коте. Поверь, он куда более строгий критик. Как ты будешь смотреть ему после в глаза?

— Ты не понимаешь, — Джозеф стиснул руки. — Ты просто не понимаешь! Мне просто физически плохо, когда они все смотрят на меня и чего-то ждут!

— Джозеф, да кому ты нужен? Поверь, — проникновенно проговорил Ойген, — они думают о том, чтобы поскорей закончить и пойти обедать.

— Нет, ты не понимаешь, — в отчаянии проговорил Джозеф. — Каково это, когда на тебя все смотрят выжидающе.

— Я вообще считаюсь немного тупым — эмоционально и умственно, — покивал Ойген серьёзно, снова его рассмешив. — Завтра. В десять. Да?

— Ну… ладно, — Джозеф тяжело вздохнул. — Но я… Зачем — не понимаю! Я же точно всё провалю! Как обычно.

— Непременно, — Ойген похлопал его по плечу — и категорично сменил тему.

Написав Рабастану он получил в ответ загадочное: «Я подготовлюсь». Теперь уже Ойген ждал завтрашнюю встречу не только ради Джозефа — и досадовал, что вечером застанет Рабастана уже спящим.

Что, конечно, и произошло — а утром Ойген сам проснулся в восемь, и с досадой обнаружил, что Рабастана даже ещё дома нет. Но ему не лежалось, и он, встав, отправился в гостиную поработать над обстановкой — ему хотелось хоть немного воссоздать нужную атмосферу… и только сейчас он понял, что понятия не имеет, как проходит всё это у магглов. Надевают ли, к примеру, мантии профессора? Как вообще всё это выглядит? Пришлось снова гуглить — и разочаровываться, потому что всё это напоминало самое обычное собрание. Никакой особой торжественности…

— Ты сказал, что подготовишься! — встретил Ойген вернувшегося Рабастана. — Я спать не мог от любопытства!

— Напрасно, — сказал тот. — Я погуглил — ничего особенного Джозефа не ждёт. Мы просто немного с ним побеседуем и зададим ему вопросы по теме его диссертации.

— И до ручки видимо доведём? — улыбнулся Ойген.

— Я думаю, так далеко мы заходить не будем, — серьёзно возразил Рабастан. — Знаешь нашу с тобой принципиальную ошибку? — спросил он, и когда Ойген помотал головой, сказал: — Нам нужно было попросить нам хотя бы его презентацию. Тогда мы хоть немного представляли, о чём именно спрашивать. А теперь у нас будут проблемы.

— К следующей репетиции мы исправимся, — пообещал Ойген. — А сейчас мы можем изобразить ту часть комиссии, что текста не читала — я подозреваю, таких большинство.

— Три человека, Ойген, — напомнил ему Рабастан, — у магглов всё по-другому.

— Что ж, — Ойген пожал плечами, — в любом случае, раз уж мы понятия не имеем, о чем он пишет, сегодня нам предстоит допрос на две бессмертные темы — о важности и актуальности, чем бы там Джозеф не занимался, и как это может изменить мир.

Он тоже нервничал — ему действительно хотелось помочь Джозефу, и осознание того, как, на самом деле, мало от них с Рабастаном зависит, Ойгена расстраивало. А мысль — нет, гаденькая предательская мыслишка о том, что, если Джозеф провалит свою защиту и закончит обучение так и не получив степень, он окажется куда сильней привязан к их студии, в какой-то момент проскользнувшая в голове Ойгена, его взбесила.

Джозеф появился у них подавленный, бледный и, кажется, совершенно разуверившийся в себе. Глядя на него Ойген решил, что с этого момента они будут проводить репетиции ежедневно. Чтобы Джозеф привык, и ему всё это просто надоело, и он немного расслабился — иначе, пожалуй, на настоящей предзащите Джозеф просто замкнётся в себе или пошлёт всех к Мордреду на рога, а потом откажется отправляться туда повторно. Нет уж — по крайней мере, в этом они с Рабастаном могут ему помочь. О чём и сообщил Джозефу, когда они закончили обсуждать как, математическое моделирование осчастливит в ближайшем будущем всю планету, и пили на кухне чай — верней, фактически, отпаивали им Джозефа. И Ойген пожалел, что не заварил отдельно ромашку, чабрец и мяту.

— Ты хочешь мне все нервы вымотать? — слабо возмутился Джозеф. — Я же рехнусь!

— Сначала да, — мирно кивнул Ойген. — А через неделю тебе это надоест. И ты уже будешь не нервничать, а просто ждать, когда оно закончится. И это лучше.

— Я на это не подписывался, — пробурчал Джозеф — но на следующее утро конечно же появился. И на следующее. И потом… а в понедельник, прямо накануне предзащиты, когда они в последний раз репетировали его речь, мрачно сказал: — По-моему, это была дурацкая затея. Легче мне не стало — только меня теперь ещё и тошнит от своей речи. И кажется, что ничего более идиотского я в жизни не писал и вряд ли напишу.

— Ты неправильно подходишь к этому, — возразил Ойген. — Кому какое дело, что ты об этом думаешь? Важно мнение комиссии. Они-то твою речь услышат в первый раз.

Похоже было, что его слова Джозефа не убедили, и ушёл он мрачным — и когда за ним закрылась дверь, Рабастан сказал:

— Теперь я знаю ещё одно занятие, которое точно мне не подходит.

— Сидеть на защите у магистрантов и с присущим большим учёным апломбом задавать им вопросы точно тебе не грозит, — улыбнулся Ойген. — Для этого как минимум следует иметь самому эту степень, а у нас с тобой, по местным стандартам, нет даже полного среднего образования.

— И слава Мерлину, — решительно заявил Рабастан. — На редкость бессмысленное времяпрепровождение.

Впрочем, во вторник результата они оба ждали с нетерпением — и, когда время подошло к пяти часам, а никаких известий от Джозефа так и не было, Ойген, у которого был выходной, встревоженно произнёс:

— Боюсь, там что-то пошло не так.

— Ну, значит, отыграется, когда это будет уже по-настоящему, — ответил Рабастан, не отрываясь от экрана компьютера, за которым он работал уже третий час, отдав утреннее время Ойгену. — Почему ты так переживаешь? — спросил он через некоторое время.

— Не знаю, — подумав, признался Ойген. — Я очень хочу, чтобы всё это, наконец, закончилось. Ну сколько можно мучиться?

— О, — усмехнулся Рабастан. — Некоторые всю жизнь это делают.

В дверь вдруг позвонили, и когда Ойген услышал голос Джозефа, он в нетерпении даже выскочил на лестницу — и, едва увидев выражение его лица, просиял, спросив:

— Ну?!

— Ты знаешь, это было даже как-то обидно, — ответил Джозеф, входя в квартиру. — Мне задали пяток вопросов и сказали, что будут рады видеть меня на защите. Честно говоря, у вас вышло куда страшнее.

— Ну ты сравнил, — смеясь и обнимая его, воскликнул Ойген. — Порядочных травоядных профессоров и опытных террористов!

— Идёмте праздновать куда-нибудь, а? Я приглашаю! — предложил Джозеф и пошутил: — Я сперва думал купить вина, сыра, шоколада — но потом решил, что мы не в тех отношениях, — он посмотрел со значением на потолок и Ойген захохотал.

— Асти! Ты слышишь? — прокричал он со смехом. — Нас праздновать зовут!

— Я слышу, — сказал тот, выходя из комнаты. — Поздравляю, — он протянул Джозефу руку. — Я рад, что наши репетиции имели смысл.

— Ребят, а можно будет устроить ещё генеральную? — попросил Джозеф. — Уже перед защитой!

— Можно, — переглянувшись с Рабастаном, ответил Ойген. — Если не сложно, расскажи человеческим языком, о чем там всё-таки речь. А то мы ощущали себя идиотами… хотя, боюсь, тут не в этом дело.

Они, перешучиваясь и смеясь, собрались и отправились в небольшой, но уютный паб. Где, увы, примерно в районе того, как симпатичная официантка приняла их заказ, разговор сам собой перескочил, конечно же, на дела студии и накопившиеся вопросы — и вялые попытки Ойгена уйти от этой темы потерпели фиаско. Впрочем, они всё равно отлично посидели — и даже Рабастан, похоже, не чувствовал себя неловко, чего боялся поначалу Ойген.

Расставались они в прекрасном настроении. Рабастан, глядя на часы, решил, что сразу отправится на прогулку, а Ойген, хотя у него и было полно работы, увязался с ним, сказав, что имеет право отдохнуть в свой собственный выходной. Тот не возражал — и Ойген, наконец-то, познакомился не только с пуделями, но с эрделем Бенсоном, о котором так много слышал.

Домой вернулись они уже в сумерках, и Ойген с удивлением сказал:

— После такого обеда я не должен бы хотеть есть до утра — но я голоден.

— Ты слишком мало и редко гуляешь, — упрекнул его Рабастан. — Но, впрочем, против ужина я бы возражать не стал.

— Когда прикажешь мне гулять? — спросил Ойген — и тут раздался дверной звонок.

— Джозеф, — сказали они друг другу хором — и Ойген, смеясь, отравился в коридор и спросил:

— Кто там? — и услышал в ответ незнакомый и напряженный голос:

— Добрый вечер. Это Уилл и Луиза Роузмонд, ваши соседи из дома напротив. Вы не могли бы открыть, это важно.

1) Big Blue — распространённое прозвище компании IBM.

Вернуться к тексту

2) В Англии есть два типа юристов — солиситор и баристер (solicitor and barrister). Барристер — это юрист высокой квалификации, который имеет право выступать в суде. Британская судебная система устроена так, что вы не можете напрямую общаться с барристером. Барристера инструктируют ваши юристы (солиситоры). Они же и заключают договор с барристером от лица своей компании. Солиситоры после 1990 года тоже получили право выступать перед судьёй, если у них есть специальный сертификат. Хоть солиситор (с сертификатом) и имеет право выступать перед судьёй, таких солиситоров очень мало, и практика сложилась таким образом, что обычно для выступления перед судьёй всё-таки привлекают баристеров. Cолиситор не может выступать в суде выше уровня High Court — то есть, солиситоры не выступают в апелляционном (Court of Appeal) и высшем суде Англии (Supreme Court).

Вернуться к тексту