Изгои (джен)

Когда Ойген с Рабастаном вернулись домой, было уже почти три часа. Не сговариваясь, они отправились на кухню, обедать, и, покуда Ойген возился с курицей и сковородой, тихо сидящий за столом Рабастан грустно проговорил:

— Такая славная девочка. Вот что ей до меня? Нашла себе объект для первой влюблённости…

— А в кого ещё ей влюбляться? — философски заметил Ойген, оборачиваясь к нему. — Давай признаем, что у неё и вправду неплохой вкус, — добавил он иронично.

— Полагаю, в тебя, — усмехнулся Рабастан. — Хотя выбор среди гнилых яблок не слишком невелик.

— Но почему тогда не в ровесника? — вздохнул Ойген.

— Такие в ровесников не влюбляются, — покачал головой Рабастан. — На самом деле, если подумать, ей, в некотором смысле, повезло.

— В каком смысле? — Ойген так удивился, что даже замер с уже обваленной в специях куриной ножкой в руках.

— Представь на моём месте человека, который бы её действительно захотел, — ответил Рабастан. — И хорошо, если исключительно её тело... Это во-первых. А во-вторых — и нам, и ей повезло, что всё выяснилось вот так, как выяснилось. Это могло бы тянуться всё и тянуться — и она бы медленно умирала, пытаясь задушить в себе это чувство… — он покачал головой и спросил негромко: — Знаешь, на что это похоже? Когда не хочешь чувствовать то, что ты чувствуешь — но ничего не можешь с собой поделать?

— Нет, — подумав, признался Ойген. Он поставил курицу жариться и заваривал чай. — А ты знаешь.

— О да, — по губам Рабастана проскользнула странная болезненная улыбка. — Это всё равно что пытаться изжить из себя магию. Ничем хорошим подобные вещи никогда не кончаются. Ты знаешь, кто такие обскуры?

Он сплёл пальцы и, опустив на них подбородок, уставился в окно. Впрочем, когда Ойген разлил им чай, Рабастан встряхнулся и предложил завтра сходить в кино, пообещав посмотреть, что и где идёт интересного. И Ойген, присаживаясь напротив, с облегчением подхватил разговор — у него не было сейчас сил обсуждать всё то, что случилось у Роузмондов. Ему требовалось время, чтобы всё это обдумать и понять, чем его самого так затронула эта, вроде бы, не имеющая к нему отношения история. А она задела его, зацепила больно и тяжело, но у него пока не было сил, да и времени об этом думать: его ждали обед и работа.

Впрочем, нет — кое-что они всё же вспомнили: отпив из своих кружек чай, они переглянулись и дружно признали, что у Роузмондов он был куда лучше.

— Я думаю, пора поискать что-нибудь поприличнее, — заявил Рабастан, морщась. — В конце концов, мы живём с тобой достаточно экономно, чтобы позволить себе хороший чай.

— Ну, или хотя бы просто приличный, — согласился с ним Ойген.

В кафе он пришёл пораньше, не желая опять видеть кислую физиономию Кея. И, едва приняв смену и усевшись за компьютер, кликнул по зелёной иконке и услышал ставший уже привычным трубный протяжный звук.

Главным новшеством, которое Саймон принёс в их коллектив, был совершенно новый подход к общению по работе, которое с каждым днём становилось для Ойгена всё проблематичней. Общаться приходилось значительно больше, однако мобильная связь отнюдь не была бесплатной. Деньги на телефоне таяли, как пломбир в знойный день, и Ойген по-новому начал оценивать состоятельность посетительниц, которые умудрялись часами негромко болтать, придерживая трубку плечом. При отправлении каждой смски Ойгену казалось, будто он швыряет монетки в бездонное озеро, и он уже начинал поглядывать в сторону корпоративных пакетов услуг, но пока не думал, что может себе их позволить. К тому же, ему постоянно звонили клиенты, и ребята из студии дозванивались разве что на телефон кафе.

Саймон снял с него эту проблему совершенно случайно — просто предложив в то время, когда его нет в кафе, писать ему в аську⁽¹⁾.

— Куда писать? — озадаченно переспросил Ойген.

— Это мессенджер такой, АйСиКью, зелёная ромашка на рабочем столе, — с некоторым удивлением ответил Саймон, — видел?

— Видел, — Ойген кивнул.

Он действительно видел этот значок, но никогда не пользовался самой программой, и даже не задавался вопросом, что именно она делала.

— Номер свой пришли смс, — сказал Саймон, — я из дома тебя добавлю, ну, или меня добавь, — предложил он, и написал на листочке шесть цифр.

— Как только зарегистрируюсь, — пообещал Ойген — поскольку он как раз сидел за компьютером, а Саймон только собирался уходить.

Он потратил какое-то время, чтобы понять, где и как именно регистрироваться, и просто разобраться, как всё это работает. Его собственный номер оказался куда длиннее и содержал целых девять цифр. Поначалу его это смутило, и вызвало какое-странное чувство, особенно когда он увидел, что шестизначные номера были выставлены на продажу, впрочем, Ойген просто махнул рукой, решив, что это, вероятно, какая-то часть новой ему культуры, и не слишком уверенно отправил свой номер Саймону.

А через пару минут услышал в наушниках стук.

Два часа спустя Ойген уяснил для себя две вещи: во-первых, общаться в реальном времени намного удобнее, а во-вторых, что этих самых двух часов как и не было, и вместо того, чтобы работать, он всё это время проболтал и даже этого не заметил.

Ведомый смутными подозрениями, при встрече он ненароком узнал, что и Энн и Джозеф в тайну зелёной ромашки были посвящены — и когда Ойген с шутливым возмущением спросил:

— Да что ж вы молчали?! — они пожали плечами в ответ.

— Мы не подумали, — повинилась за них двоих Энн. — Есть же форум, почта… зачем? Да и не все это любят…

Ойген только вздохнул. Помимо очевидного удобства общения, аська имела и другое достоинство: историю сообщений, работать с которой было сплошным наслаждением. Уж не говоря о том, что всё это не стоило ему ни пенса! Его контакт-лист быстро рос, Ойген уже сам обменивался номерами на форуме и отсиживая смену в кафе, как будто не расставался с людьми, которые сидели сейчас где-то у себя дома.

— А-оу! А-оу! А-оу! — услышал Ойген ставшие такими привычными звуки.

— Да, милая, я слышу, что кто-то мне написал, — пробормотал он себе под нос, выписывая очередному посетителю два часа времени в интернете.

Непрочитанных сообщений нападало много, но куда больше всех остальных его интересовал сегодня лишь один адресат. Ойген открыл окно и прочёл:

Набукко (16:02 30/05/2002)

Ну как, надумал?

Среди всех, с кем Ойген успел познакомиться, Питер стоял особняком. Не столько из-за его солидной квалификации, сколько из-за общих интересов и возраста: в отличие от большинства знакомых Ойгена, они с Питером были почти ровесниками, и это давало их общению какой-то дополнительный слой. И пусть они выросли в разных культурах, их прочно связывала любовь к классической музыке и опере, как частном, но самом ярком её проявлении. Пусть встречались они нечасто, но их разговоры всегда были приятным, и доставляли обоим явное удовольствие, и сейчас приносили свои плоды.

О подарке Рабастану Ойген задумался ещё в марте, когда понял, что их проблемы с деньгами в ближайшем будущем могут подойти к своему концу. Ему не хотелось повторять прошлогодний опыт и дарить что-то полезное — он мечтал, чтобы подарок был именно тем, чем и должен быть: подарком, а не тем, что можно и нужно при случае просто купить. И Ойген начал ломать голову над тем, что бы это могло быть. Очевидным представлялось купить что-то для рисования — но он, во-первых, совершенно в этом не разбирался, а во-вторых… Рабастан был сейчас увлечён компьютерной графикой, и Ойген даже не был уверен, что у него дошли руки до красок, подаренных Мэри на Рождество. Нет, здесь шанс промахнуться был слишком велик — а ведь Ойгену хотелось действительно порадовать Рабастана, а не просто так отдариться.

И тогда Ойген вернулся мыслями к засевшему у него в голове образу ирландского паба и почти любовно обнимавшему гитару захмелевшему Рабастану, когда они набрались в честь святого Патрика. И к их разговору о том, что гитара — это вещь не первой и даже не второй и не третьей необходимости, а блажь, и сначала было бы хорошо заплатить за квартиру и оплатить сотовый.

Ближе к концу апреля эти мысли подвигли Ойгена прогуляться по многочисленным музыкальными магазинчикам Лондона — и тут он с некоторой растерянностью выяснил, что гитар действительно много, они разные, и стоят тоже… весьма по-разному. Нет, ему не нужна электрическая гитара, говорил он. Да, акустическая. Хорошая акустическая гитара. Нет, не себе, мой брат — музыкант, и я бы хотел выбрать что-то достойное.

— Вот, — сказал молодой продавец, любезно ему улыбаясь. — Взгляните на эти Гибсоны.

— О-о, — только и смог проговорить Ойген, глядя на ценники, которые явно намеревались его укусить.

— Сто шестидесятые джей. Такие закупали Битлы в Эбби Роуд, — сообщил ему продавец. — Они с ними три альбома записали подряд! — Ойген издал какой-то невнятный звук, и продавец предложил понимающе и безжалостно: — Ну если вам это не по карману — посмотрите тогда Эпифоны… тот же Гибсон, но только уже бюджетный.

— Это ведь греческое название? — на большее проявление эрудиции сил у Ойгена уже не хватило, но почему-то в голове у него всплывал некий монстр.

— Да, греки, — согласился с ним продавец, — но Гибсон их купил ещё в семьдесят пятом, и делают их сейчас в где-то в Южной Корее…

Быстро осознав, что всё это ему сильно не по карману, Ойген отправился смотреть гитары, которые бы не стоили как полгода квартирной платы. И если дорогие инструменты были выставлены на отдельных стойках, то те, которые он бы теоретически себе мог позволить, висели, как туши свиней на рынке, и Ойген, растерянно вдоль них побродив растерянно почесал голову, не представляя, как из них выбирать.

Но главное — они ему просто не нравились, казались какими-то безликими и лишёнными души полыми деревяшками. С девства он привык к тому, что у инструмента должна быть душа и история. В их музыкальной гостиной стояло прекрасное немецкое пианино, с инкрустированным перламутровыми цветами ореховым корпусом и ажурными бронзовыми канделябрами. Он помнил, как по вечерам мама зажигала в них свечи, и её пальцы касались клавиш, рождая музыку. Ещё она немного играла на арфе, и в детстве Ойгену нравилось разглядывать её резную деку и, тихонько трогая струны, слушать их негромкий звон.

Отец его, правда, ни на чём не играл, и в этом Ойген пошёл, скорее, в него, или ему просто не хватало усидчивости, зато оба они с отцом были чуткими и благодарными слушателями. А вот среди итальянской родни, кажется, каждый на чём-нибудь да играл — и Ойген привык к тому, что даже самый простой инструмент нёс на себе отпечаток владельца. И сейчас смотреть на эти одинаковые фабричные поделки ему было попросту неприятно. Одно дело дешёвые кроссовки — и совсем другое гитара. Гитара, которую он собирался дарить. К тому же, сам Ойген в гитарах совершенно не разбирался, и не в силах был отличить на звук один демонстрируемый продавцом инструмент от другого — тем более что продавец явно фальшивил. Возможно, даже намеренно.

В конце концов Ойген ушёл, ничего не купив, и спустя какое-то время столь же бесплотных поисков, задумался, кто мог бы ему помочь. Но в кругу его знакомых не было музыкантов! Разумеется, за исключением Рабастана — но не его же об этом спрашивать! Единственный кого он сумел неожиданно вспомнить, оказался младший брат Энн. Мик, который, как выяснилось, готов был давать гитарные консультации даже бесплатно.

В аське он носил гордый и пафосный ник, и к заданному вопросу подошёл очень ответственно.

Нойзмастер (17:31 13/05/2002)

Конечно же, Гибсон… ну или Фендер тогда… Но я думаю, что Гибсон, конечно, круче… Если акустика — Мартин, конечно, хорош…

Когда количество выдаваемой Миком информации окончательно превысило мыслительные способности Ойгена, тот, с некоторым трудом сдерживая желание написать что-нибудь резкое, попросил указывать не только названия, но ещё и примерные цены гитар, с учётом того, что он пока не Стив Джобс. И увидел уже знакомые тысяча триста, тысяча четыреста и так до бесконечности фунтов, хотя гитары по ссылкам были, конечно, красивые.

Впрочем, это было уже хоть что-то: по крайней мере, Мик дал ему список моделей. А с остальным должен был помочь справиться Гугл и сайты объявлений — в том числе и зарекомендовавший себя с унитазным бачком Е-бей. В конце концов, хороший инструмент необязательно должен быть новым.

Однако и здесь Ойгена ждал сюрприз: очень быстро выяснилось, что некоторые старые инструменты были даже дороже, чем новые. Иногда — в несколько раз. И речь шла отнюдь не об исторических артефактах времён основателей — это бы Ойген понял, и даже не об инструментах знаменитых владельцев — в конце концов мётлы звёзд квиддичного пантеона уходили после ожесточённых торгов с молотка. В какой-то момент Ойгену уже хотелось завыть от безысходности — потому что денег ему ни на что приличное не хватало — и он уже хотел сдаться, и просто купить что-то полезное, когда поздним воскресным вечером он поделился своей тоской в чате с Питером. Они как раз обсуждали блюзовых гитаристов, и Питер вновь служил Ойгену достойным проводником в не слишком знакомые ему области. Если он когда-то и слушал блюз, то было это, в основном, в гостях на пластинках. Затем они переключились на британские музыкальные лейблы и даже современную систему ценообразование, а потом они вновь коснулись не слишком приятной темы:

Набукко (19:24 19/05/2002)

Послушай, ведь твой брат — не Джон Леннон и даже не Ричи Блэкмор?

Йоген (19:25 19/05/2002)

Определённо, нет :-)

Набукко (19:26 19/05/2002)

Тебе нужно, чтобы у гитары был просто достойный звук?

Набукко (19:28 19/05/2002)

Нужно. Но я не хочу эдакое добротное порожденье, свалившееся несколько раз с конвейера. На эти деньги я лучше куплю приличную куртку, а на гитару скоплю к Рождеству.

Конечно, Ойген прекрасно понимал, что то, о чём писал Питер, было рационально и даже, наверное, правильно, и что это будет всё равно хороший подарок — но… но это было обидно. Так же, как второе место в кубке за квиддич. Уж лучше тогда последнее.

Впрочем, на поиски у него оставалось чуть менее двух недель — куртку он успеет купить и накануне. Тем более, что Ойген представлял примерно, какую и где.

А в понедельник Ойгена ждало в аське сообщение:

Набукко (16:00 20/05/2002)

Знаешь, есть один инструмент. Хочешь взглянуть?

1) Честно говоря, термин «Аська» это всё-таки стилевая вольность. Как ни странно, англичане называли ICQ именно ICQ, потому что очень любят аббревиатуры, а конкретно эта ещё и имеет удобное для них звучание I seek you, на которое и опирались сами разработчики.

Вернуться к тексту