Изгои (джен)

Выходной у Ойгена на этой неделе вместо вторника получился в четверг — хотя и неофициально. Джозеф, получивший высший балл на защите, вышел оттуда в состоянии, которое Ойген бы, если бы не знал наверняка, что это решительно невозможно, определил как наркотическое опьянение. Едва дверь аудитории закрылась за ним, Джозеф горячо заявил, что готов сделать для него всё. Нет — для них обоих. Буквально всё!

— Совсем всё? — уточнил Ойген, когда они вышли на воздух.

— Абсолютно, — тряхнул головой Джозеф. — Господи. Они больше не зададут мне ни одного идиотского вопроса, а я не пошлю их к чертям!

— Они — нет, — благодушно согласился с ним Ойген. — А вот я задам, причём прямо сейчас… скажи, что ты думаешь о том, чтобы завтра меня подменить? Пока мы кладём линолеум. Мне хотело бы поучаствовать, и… Если ты сам вдруг не хочешь…

— Да вообще без проблем! — немедленно согласился тот. — Головой я работаю лучше.

И в четверг днём Ойген вместе с Саймоном, Энн и Рабастаном, который вдруг выразил неожиданно горячее желание поработать руками, укладывали в их офисе линолеум. Приятный, с рисунком под дерево, и Ойген втайне надеялся, что когда-нибудь у него под ногами вновь будет лежать настоящий паркет.

— Я, наверное, задам идиотский вопрос, — сказал в какой-то момент Рабастану Ойген, — но у меня сложилось странное ощущение, что ты не в первый раз держишь в руках молоток.

— Рамы, — с некоторым удивлением ответил ему Рабастан. — Ну знаешь, такие штуки из дерева, в которые вставляют картины, перед тем как повесить их пылиться на стене. Разумеется, это можно делать и… без молотка, — он понизил голос, хотя Энн и Саймон сейчас возились с проводами и плинтусом у другой стены, — но… некоторые вещи лучше делать просто руками. И я, честно говоря, по этому очень соскучился… жаль, что наш сад так невелик.

— Можешь еду готовить, — тут же предложил Ойген, и они рассмеялись. — Всю! Если хочешь.

— Мне казалось, тебе это тоже нравится, — возразил Рабастан.

— Нравится, — согласился Ойген.

— Всё! — громко провозгласила Энн. — У нас есть интернет! И пол. По-моему, тут очень уютно!

— Да тут вообще можно жить! — Ойген встал с пола, на котором сидел, и огляделся. — Серьёзно — если бы тут был диван, здесь вполне можно было бы ночевать.

— Диван не поместится, — разумно возразила она. — Мы поставим столы и стулья — и ещё полки, правда, их ещё надо купить. Хоть какие-нибудь. И никакой диван не поместится.

— Футон, — сказал Рабастан, тоже вставая.

Ойген озадаченно на него посмотрел, потом перевёл взгляд на Энн — и спросил:

— Я так понимаю, я один опять не знаю чего-то элементарного?

— Грубо говоря, это такой матрас, — пояснил Рабастан. — В Японии на нём спят — раскладывают на ночь, а потом убирают. Удобно в маленьких помещениях.

— Вот! — кивнул Ойген. — Отличная мысль!

— Ты собрался здесь ночевать? — с любопытством спросил Рабастан, а Энн, вдруг порозовев, хихикнула, и Ойген, сообразив, о что именно было у неё сейчас в голове, тоже слегка смутился.

Нет, эта идея, на самом деле, была не так уж нелепа, как кажется… хотя выглядит она, конечно, на редкость по-идиотски. Но… с другой стороны… Впрочем, нет. Определённо, нет. Будь бы ему лет двадцать… но в его годы нужно просто снимать номер в отеле.

Он вспомнил Кэсси — и подавил вздох. Не то чтобы он был влюблён, нет — но он всё ещё скучал по ней, и жалел, что она улетела так быстро.

— Ты отлично здесь смотришься, — вывел его из раздумий голос Рабастана, — но мы собирались примерно на это место поставить стол.

— Я куда лучше! — засмеялся Ойген, немедленно включаясь в процесс переноски и расстановки уже отмытой и даже высохшей мебели.

— Статуя в таком небольшом помещении смотрится слишком претенциозно, — заметил Рабастан, когда они вдвоём несли стол. — Хотя из тебя вполне вышло бы что-то классическое. Пожалуй, лучше в бронзе.

— Почему? — деланно обиделся Ойген. — Я, вообще-то, сам по себе белокожий!

— Ну, можно и в мраморе, — покладисто согласился Рабастан — а Ойген уже в который раз подумал о том, насколько легко тот шутит об их потерянных возможностях. Это было, определённо, здорово… хотя и вызывало лёгкие уколы зависти каждый раз.

Закончив, они вчетвером сгрудились у самого входа, оглядывая вполне уютный и симпатичный офис с тремя столами и пятью стульями, чья разномастность на фоне кирпичных стен неожиданно привнесла в интерьер стильной оригинальности, напомнив Ойгену фото из какого-то строительного журнала.

— Парочку компов бы сюда, — Ойген шутливо вздохнул.

— Я, кстати, думал пока перевезти свой, — сказал Саймон. — Стационарный. Ноут всегда со мной, а вот комп стоит и пылится — я сейчас дома сплю разве что. А нам тут пригодится.

— Тебе помочь? — тут же предложил Ойген, но Саймон отмахнулся:

— Отец подвезёт как-нибудь… и, кстати — в эти выходные он не сможет, так что окном он займётся двадцать второго. Мебели тут немного — просто сдвинем её к стене и плёнкой закроем.

— Тогда и комп привезёшь, — улыбнулся Ойген, но Саймон вдруг возразил — очень легко и ненавязчиво:

— Да нет, я думаю его привести вечером в понедельник. Всё равно же сидеть работать. Или, может быть, в выходные.

Ойген не нашёлся с ответом, побоявшись нарушить ту хрупкую лёгкость, которой, очевидно, Саймон сейчас предпочитал придерживаться. Последнее заседание по его делу — прения и оглашения приговора — должно было состояться уже в пятницу двадцать первого, почти что через неделю. Солнцестояние… Граница, рубеж — и хотел бы Ойген быть уверен в том, что переход его будет к добру, а не к худу. Впрочем, результаты последнего слушания дарили на это надежду — и потом, даже если Саймон и проиграет, разве они не помогут ему быстрей выплатить этот долг? Если, конечно, у них будет шанс достаточно заработать на это.

Впрочем, об этом думать было пока что рано, хотя Ойген, любуясь почти что готовым офисом, и не мог удержаться от самых радужных надежд. Конечно, в мире море подобных Лимбусу крохотных студий — но ведь кто-то из них потом рос, рос, и вырастал в нечто большее. Почему бы этим «кем-то» не быть именно им? В конце концов, у них есть Саймон — а Ойген лучше многих умеет договариваться. У них точно был шанс! Если бы он умел уговаривать судьбу так же, как самого себя! Но, по крайней мере, себе Ойген настроение поднял, и по дороге домой предложил Рабастану зайти за мороженым.

Впрочем, одним мороженым дело, конечно, не кончилось: раз уж они оба дошли до магазина, разумно было купить сразу продукты на следующую неделю или даже полторы.

— Лето, — заметил Ойген, когда они вышли из магазина с пакетами. — Почему мы с тобой не ходим на рынок?

— В самом деле, — Рабастан оттянул воротник футболки — хотя день и клонился к вечеру, было жарко. — Я ведь даже хожу практически мимо — нужно только свернуть на параллельную улицу. Не знаю, мне как-то не приходило в голову.

— Тем более, что ты же ведь бываешь там по утрам! — воскликнул Ойген. — Рынки же открываются рано.

— Я зайду, — пообещал Рабастан. — И, поскольку мне уже скоро идти гулять, — напомнил он, когда они как раз подошли к дому, — я первый в душ.

Возразить было нечего и, пока Рабастан отправился в ванную, Ойген отнёс пакеты на кухню и успел не только сунуть в морозилку мороженое, но и почти разобрать покупки, когда тот позвал его — и его голос звучал странно тревожно.

— У нас протечка? — спросил Ойген, заходя в ванную комнату и первым делом глядя на потолок.

— Нет, — Рабастан протянул ему полотенце, и Ойген, недоумённо забрав его, машинально отметил, что оно было влажным.

— А что тогда? — спросил он, и Рабастан кивнул на полотенце:

— Посмотри, — и, отвернув край, показал на чёткий чёрный след — словно от туши или подводки — Ойген не до конца разбирался в косметике. — Как ты понимаешь, это некому было оставить.

— Некому? — переспросил Ойген — и уставился сперва на полотенце, а после на Рабастана. — Ты забрал из прачечной чужое полотенце? — спросил он.

— Нет, конечно, — сказал Рабастан с досадой. — Это наше полотенце — но оно мокрое и грязное. Им вытирались — совсем недавно. Не я и, полагаю, не ты, если я не знаю о тебе что-то новое.

Теперь они просто молча смотрели друг на друга, и Ойген ощущал, как волоски у него на предплечьях и вдоль позвоночника встают дыбом.

— Да ну нет, — выговорил, наконец, Ойген. — Ну так же не может быть.

— Почему? — Рабастан пожал плечами, и по его губам скользнула ироничная улыбка, хотя глаза всё ещё глядели остро и настороженно.

— Потому что… да кто?! — Ойген развернул полотенце и внимательно осмотрел, однако ничего, кроме этого чёрного мазка на краю, не нашёл. — Оно точно наше?

— Да, — Рабастан огляделся. — Ты его вместе со мной покупал. И здесь мылись, — повторил он. — Воздух влажный. Хотя остальные полотенца, шторка и сама ванна сухие. А ещё посмотри сюда, — указал он в ванну, где рядом со сливом лежал длинный, наверное, в фут, если не больше, неестественно красноватый волос.

— Это… — Ойген даже не нашёлся что сказать — и Рабастан сам продолжил:

— …было в сливе. Я не думаю, что он принадлежит тебе. Или мне, — добавил он с некоторым сомнением, запустив пальцы в волосы.

— Асти, это какой-то бред, — помотал головой Ойген, кидая полотенце на край ванны. — Ну серьёзно. Погоди, — он вдруг похолодел, побледнел — и бросился в гостиную, где распахнул шкаф и подрагивающими руками расстегнул на кофре замки. И выдохнул, обессиленно облокотившись о полку при виде спокойно лежащей внутри гитары.

— Да, я тоже об этом первым делом подумал, — Рабастан вошёл следом за ним в гостиную. — Компьютер и деньги тоже на месте. На первый взгляд, вообще ничего не пропало.

— Дверь, — пробормотал Ойген — и побежал в спальню, где, откинув почему-то задёрнутые сейчас шторы, дёрнул за ручку двери — и с облегчением, было, выдохнул, но потом, вспомнив детективы, наклонился к замку и, изучив его изнутри, открыл дверь и всмотрелся на него уже с другой стороны. — Я не вижу никаких царапин, — сказал он. — А ты?

— Нет, — согласился с ним Рабастан, тоже приглядевшись.

— Не знаю, — проговорил Ойген с сомнением. — Может, у кого-то ещё есть ключ?

— Конечно, есть, — согласился с ним Рабастан. — У мёртвой старушки.

— Ну, или это мог быть волшебник, и он воспользовался банальной Алохоморой, — улыбнулся Ойген, и они рассмеялись.

— Сумасшедший волшебник? — уточнил Рабастан.

— Почему?

— Ну кто в здравом уме придёт сюда? — спросил Рабастан, отодвигая шторы. — И зачем? Если у тебя есть палочка, ты всегда можешь снять комнату в «Дырявом котле».

— Да, согласен… это какой-то бред, — растерянно проговорил Ойген. — Или… розыгрыш, — он с облегченьем заулыбался. — Не знаю, чей… но, в принципе, это в духе Лукаса, устроить такое вот идиотство. Он бы наверняка мог.

— Зачем? — очень удивился Рабастан.

— Не знаю, — Ойген, на самом деле, вовсе не был уверен в своей версии, но это было, по крайней мере, достоверное объяснение, пусть и притянутое. — Не представляю даже. Но он мог бы. По крайней мере, я могу себе это вообразить. У тебя есть какие-нибудь другие версии?

— Нет, — вынужденно признался Рабастан.

— Возможно, на спор, — без всякой уверенности предположил Ойген. — Асти, я не знаю. Я просто больше не могу ничего придумать. Я сейчас ему напишу, — он достал телефон, но, подумав, сунул назад в карман. — Хотя он, скорее всего, не признается… а если это не он, я буду выглядеть идиотом. Но я правда не знаю, кто ещё это мог бы быть. Хотя… может, это ещё одна влюблённая в тебя девица?

— Изи уехала ещё во вторник, — возразил Рабастан. — Остались только твои.

— Мне точно не до девиц, — хмыкнул Ойген. — У меня то суд, то ремонт, то защита. Хотя вот меня буквально вчера одна милая девушка лет четырнадцати угостила конфетой. Как думаешь, это считается?

— По-моему, это наказуемо, — с некоторым сомнением сказал Рабастан. — Хотя я и не поручусь.

— Ну, других нет, — развёл Ойген руками. — Не представляю, кто это ещё может быть.

— Принцесса в изгнании, — задумчиво проговорил Рабастан.

— Кто? — губы Ойгена дрогнули в невольной улыбке.

— Принцесса, — повторил Рабастан. — Ты же видел косметику на полотенце — это определённо была дама. Обычно мужчины не красят глаз… или губ. И волосы эти ещё… Не важно. Или, может быть, не в изгнании, — его взгляд слегка затуманился, как бывало, когда он что-то обдумывал.

— А где? — подхватил Ойген игру. Представлять в их душе принцессу было по крайней мере не страшно, и даже не отвратительно.

— Возможно, она… сбежала, — предположил Рабастан неспешно. — Или просто ушла… за чем-нибудь. Или всё же сбежала… не знаю. Как ты думаешь? — он посмотрел вдруг Ойгену прямо в глаза, и тот вздрогнул, словно его вызвали на уроке — неподготовленным.

— Может, ей надоело сидеть во дворце; она поругалась с отцом, обиделась на него и ушла познавать этот мир, — выпалил он первое, что пришло ему в голову.

— Почему с отцом? — уточнил Рабастан, и Ойген помотал головой:

— Не знаю! Тогда с мамой. Или с ними обоими. И с бабкой, и…

— И ушла, — перебил его Рабастан. — Ночью. Надела клетчатую серую юбку…

— А почему юбка клетчатая? — удивился Ойген

— Не знаю, но мне почему-то кажется, что клетка ей очень идёт, — Рабастан задумчиво взялся за подбородок, словно пытаясь представить её себе. — Чулки зелёные и… не знаю. И ушла. Ночью. Они проснулись — а её нет… Стащила рюкзак у стражника…

— Зачем стражнику рюкзак? — Ойген уже совершенно отвлёкся от странности произошедшего, и смотрел на Рабастана почти заворожённо: его словно вдруг впустили в святая святых, и он мялся на пороге, не зная, как здесь положено себя вести.

— Не знаю, — отмахнулся Рабастан. — Не важно. Она просто собралась и ушла — но у неё есть с собой карта… вероятно. И ещё что-нибудь полезное. Ещё что-то ненужное, что-то милое… и вот она тут живёт, в Лондоне — и ей надо же где-то мыться, — он серьёзно посмотрел на Ойгена, и, когда тот согласно кивнул, закончил: — Вот она и заходит в чужие дома. А что ей ещё остаётся? Денег и вещей не берёт — она же принцесса, а не воровка — но может взять еду, полагаю. У нас пропала какая-нибудь еда?

— Нет… не знаю. Идём посмотрим? — предложил Ойген, и добавил: — Асти, я думаю, нам стоит проверить счётчик на воду.

— Я сейчас посмотрю, — предложил Рабастан. — Я примерно представляю, сколько там может быть.

Ойген кивнул — и, прекрасно понимая, какой же всё это бред, пошёл первым на кухню и честно начал с проверки холодильника — впрочем, до того, как они вернулись с продуктами, красть там, честно говоря, было нечего. А вот на полках…

Ойген распахнул дверцы — и замер, буквально онемев. Потому что вскрытой буквально вчера пачки спагетти, всегда лежащей на нижней полке, не было.

— Чего не хватает? — голос Рабастана заставил его очнутся и ответить с нервной усмешкой:

— Да нет, ничего. Я просто сунул их не туда.

Ойген открыл соседние дверцы, потом наклонился, распахнув шкафчики — но знакомой синей пачки нигде не было. Но ведь он точно помнил, что вчера открывал новую! Наверняка помнил — и поэтому сегодня они купили лишь одну.

— Так что забрала принцесса? — с усмешкой спросил Рабастан, и Ойген ответил растерянно:

— Спагетти. Я вчера открыл новую пачку. Но Асти, это же уже настоящий бред. Кому вообще могли понадобиться спагетти? Не варила же они их прямо здесь, а потом помыла посуду?

— Она просто хорошо воспитана, вот и всё, — пожал он плечами. — И чрезвычайно чистоплотна.

— Что там было? — вскинулся Ойген. — Сколько?

— Судя по тому, что на счётчике, набежало она мылась по-королевски — не меньше часа, — усмехнулся Рабастан. И спросил словно вскользь: — Ты утром, уходя, закрывал шторы в гостиной?

— Конечно, нет, — удивился Ойген. — Зачем?

— Значит, наша гостья была ещё и стеснительна — и, видимо, любопытна, — с усмешкой сказал Рабастан — и, подойдя к окну, отодвинул закрывавшую его лёгкую штору, и Ойген только сейчас осознал, что в кухне всё это время было непривычно темно.