Изгои (джен)

Знаменитый цветочный рынок на Коламбиа Роуд Ойгена сначала восхитил — как, впрочем, восхищало его всякая новизна. Здесь было всё, от самых разных растений до керамики и живых музыкантов, игравших прямо на улице — и море, море цветов. Волнами вздымались заставленные ими вертикальные прилавки, и прибоем к ногам толкущихся здесь людей выкатывались расставленные прямо на мостовой ведёрки, вазочки и горшки. А как здесь пахло! Лучше, чем в лесу, в саду, или вообще в каком-либо другом месте.

Ойген вдохнул этот аромат полной грудью, и неожиданно не то чтобы загрустил, но…

— Как ты думаешь, — спросил он Рабастана, когда они бродили между прилавками, — у нас с тобой когда-нибудь будет дом? Свой. В Лондоне? Не в центре, разумеется, а в каком-то тихом приятном месте? Пусть и небольшой, но с садом, и размером отнюдь не с балкон?

— Ты бы хотел? — Рабастан скользил кончиками пальцев по листам растений, мимо которых они проходили.

— Да, — грустно улыбнулся Ойген. — Просто дом… обычный. Двухэтажный, каменный… и старый. С лестницей… и тремя спальнями, наверное.

— Почему именно с тремя? — мягко спросил Рабастан.

— Одна мне, одна тебе, и одна — ну, тебе же нужна будет мастерская. А в гостиной кто-то сможет ночевать… внизу. И даже, может, не один… ну, или мастерскую можно сделать внизу, а спальню сделать гостевой комнатой… что ты смеёшься? — спросил он укоризненно.

— Ты так хорошо себе это представил, что мне кажется, дом просто обязан теперь появиться, как материализация твоих идей, — сказал Рабастан. — На самом деле, это было бы даже неплохо — и нам бы хватило пары спален c тобой на двоих. Я вообще неприхотлив.

— Но три же лучше? — засмеялся Ойген, и Рабастан, кивнув, спросил:

— Так что мы ищем?

— Что-нибудь! Не знаю, — Ойген пожал плечами. — Мы гуляем. Я хочу выбрать что-нибудь… символическое. Но не слишком нежное — чтобы не умерло. Ну, или хотя бы не сразу.

— Лайм? — предложил Рабастан. — Как символ студии. Или лучше лимон.

— Они не слишком любят помещения, — покачал головой Ойген. — Это же деревья. Их нужно выносить на улицу хотя бы… хотя… хотя, — он остановился. — На самом деле, я тоже сразу же подумал о цитрусах. Но, думаю лимон выглядит немного реалистичнее. Как здорово бы было, представляешь? — проговорил он мечтательно. — Просто представь: срезать зимой лимоны и есть их. Свои! Лимонную меренгу сделать… я хочу, — сказал он решительно и, оглядевшись, позвал: — Идём искать лимонные деревья.

Нужную часть рынка они отыскали быстро, и Ойген буквально измучил стоящую за прилавком приятную пожилую леди в очках вопросами — и где-то через час та вдруг сказала:

— А вообще не покупайте деревья тут. Я вижу, вам действительно нужно дерево — по-настоящему, а это всё так, для украшения. Приезжайте-ка лучше к нам в питомник, — она протянула ему визитку. — Мы обычно продаём только компаниям — но я вам подберу там что-нибудь особенное. В это воскресенье можете заглянуть.

— А где это? — спросил Ойген напряжённо, вглядываясь в незнакомый адрес. — Как туда лучше добраться?

— На машине, я полагаю, — уточнила леди-цветочница, и когда он покачал головой, вздохнула слегка озабоченно: — А как же вы его обратно-то повезёте? Да и автобус у нас далеко там… может быть, кого вам есть кого попросить?

— Некого, — ответил расстроенно Ойген. Значит, это за шоссе М25 — внутри заколдованного кольца не так уж было много мест, куда нельзя было добраться на автобусе или подземке. — Простите. Мне жаль.

Ему совсем расхотелось что-то покупать. Это было так… несправедливо! Это чувство было таким острым, что Ойген даже стиснул кулаки.

— Ещё раз простите, что отняли у вас время, — очень вежливо и любезно проговорил Рабастан и даже поклонился — слегка. — И спасибо вам за столь щедрое предложение — к сожалению, мы не сможем им воспользоваться: мой брат не переносит автомобильный транспорт. Мы просто туда не доедем, — он развёл руками.

— Да, — Ойген был очень расстроен и зол, но всё равно изумился такому простому и идеальному объяснению. — Простите.

— Ох, понимаю, — неожиданно сочувственно проговорила женщина. — У моей близкой подруги дочь такая — так в детстве мучилась, бедняжка! Но родила — и всё прошло, вы знаете, вот как отрезало!

— К сожалению, — очень серьёзно и проникновенно проговорил Рабастан, — моему брату этот способ никак не подходит.

Ойгену пришлось приложить гигантское усилие, чтобы не фыркнуть. Да уж. Определённо, некоторые вещи просто не для него.

— Ладно, — женщина махнула рукой и как-то заговорщически подмигнула им. — Приходите утром в субботу. Прямо к открытию! К восьми. Я привезу вам то, что нужно. Куда вы его ставить-то собираетесь?

— Пока на подоконник, — ответил буквально просиявший Ойген. — Пусть подоконники у нас большие, но слишком крупное дерево нам не нужно — но мы очень хотели бы, чтобы оно уже плодоносило.

— Так-так-так, — женщина потёрла руки, и они с Ойгеном друг другу заулыбались. — А как же вы его отсюда повезёте? А? — спросила она с хитрой улыбкой.

— На такси, — ответил Рабастан. — Я повезу — а брат доберётся подземкой. Я бы сам к вам съездил, да от меня толку чуть, — соврал он без зазрения совести, — я знаю о растениях лишь то, что у них есть листья, и они зелёные. Мне что угодно можно вручить вместо лимона… помнишь, как я купил вместо орегано розмарин? Кустом?

Ойгена рассмеялся и, конечно, кивнул:

— О да. Он правда ничего не понимает в этом.

— Но довезти отсюда дерево я в состоянии, — заверил Рабастан пожилую леди.

— Ну хорошо, — согласилась она и попросила: — Оставьте-ка мне, джентльмены, ваши контакты.

— Мы будем здесь в субботу в восемь утра, — пообещал Ойген, протягивая ей визитку. И спросил: — Скажите, а у вашего питомника есть сайт?

— Нет, — она покачала головой. — Всё это слишком сложно… мы с мужем слишком старые для этого. Весь этот интернет… — она махнула рукой.

— Да что вы! — заверил её Ойген. — Вовсе нет! — И прикинув в голове, что им вряд ли нужно буде сложнее визитки, вдруг предложил: — Вы знаете, без сайта в ближайшем будущем любому бизнесу будет не просто. Если хотите, мы вам могли бы вам сделать? Недорого? И сами можем его поддерживать — а может быть, вы после сами сможете разобраться…

— Недорого? — переспросила она, сощурившись. — Молодой человек, что вы хотите сказать вашим «недорого»? Я же не первый день торгую на рынке. Да и не разберёмся мы. Нам дочь поставила компьютер… муж так включать боится, а мне всё сложно далось, — она покачала головой.

— А заезжайте к нам? — предложил ей Ойген. — Утром в субботу. Вы же всё равно поедете — а тут не очень далеко. Зайдёте — я вам всё расскажу и покажу похожие сайты. Вдруг вам понравится. И про рекламу ещё.

— И заодно вам деревце вам доставить, да? — она засмеялась и погрозила ему пальцем. — Забесплатно!

— Не надо забесплатно! — горячо возразил он. — Если у вас есть доставка, мы с удовольствием всё оплатим!

— Да как-то мы так раньше с мелкими заказами и не связывались, — она задумалась. — Всё как-то здесь да здесь… тут есть свои ребята — они доставляют, если надо. Я думала вас к ним отправить. Но… я посоветуюсь с супругом, — пообещала она. — И позвоню вам вечером. Вам что-нибудь ещё понадобится? Удобрения?

— Да, это было бы чудесно, — ответил Ойген. — Остальное у нас есть… скажите, сколько оно будет стоить? Какое-нибудь… вот такое примерно? — он указал на обвешенное жёлтыми лимонами деревце чуть выше фута высотой, стоящее на прилавке.

— Сто десять фунтов, — ответила она. — Но я должна предупредить: плодов на нём будет немного. Зато дерево не истощённое и вправду здоровое, — она неодобрительно посмотрела на выставленные деревья. — Они не должны так обильно плодоносить, — она покачала головой. — Мы делаем так для улучшения продаж — но это неправильно. Это истощает дерево, и оно потом долго в себя приходит и не цветёт. Я вам отдам одно из тех, что мы ещё не подвергали такой агрессивной выгонке.

— Спасибо, — тепло улыбнулся ей Ойген. — Мы будем очень ждать вашего звонка.

— Вечером, — сказала им пожилая леди. — Часов в восемь. Мы с мужем всё обсудим за обедом и позвоним.

Они простились и отправились протискиваться сквозь толпу — и Ойген, когда они отошли уже достаточно далеко и миновали уличное кафе, не смог скрыть восторг:

— Ты гений! С транспортом! Это же идеально!

— В определённых ситуациях, — кивнул Рабастан. — Сложнее будет объяснить, к примеру, почему ты не можешь доехать на поезде до другого города — или до аэропорта. И там полететь.

— Ну, всегда можно сказать, что и в поезде мне тоже плохо — но не так. И я могу его выдерживать — недолго. Ну, или не только поезд… но, главное, недолго. Как и ты!

— Вполне, — согласился Рабастан. — Я давно обдумывал, как людям объяснять, что мы не можем никуда поехать. Конечно, мы можем сказать, что освободились условно-досрочно, и выезжать куда-то не имеем права — но ведь это же не навсегда. Ну и у полиции подобное вызовет совсем не нужную нам реакцию. Я всю голову сломал, подбирая хоть что-то более-менее правдоподобное в качестве отговорки — и когда в аптеке увидел таблетки от укачивания в транспорте, я вспомнил, как однажды меня вдруг стошнило в «Ночном Рыцаре» — хотя прежде никогда, не укачивало ни разу. Но я был, признаться, пьян… И я помню, как страдали некоторые другие.

— Мне обычно везло — квиддич, он закаляет. Асти, ты гений, — повторил Ойген убеждённо. — Правда! Мне даже в голову такое не пришло!

— Не спорю, конечно, я гений, — легко кивнул Рабастан. — И ещё редкий талант.

— И скромник, — подхватил Ойген.

Рабастан шутливо кивнул, и спросил:

— Ты куда сейчас?

— Домой — у меня с десяток звонков, писем и обед. А потом на танцы, — блаженно улыбнулся Ойген, и они двинулись по направлению к подземке.

Остаток дня Ойген работал в саду, прервавшись лишь на обед, и вышел из дому около шести вместе с Рабастаном. Впрочем, они почти сразу же разошлись: тот пошёл пешком, а Ойген нырнул в подземку и вышел на станции Ватерлоо, и отправился прямиком на набережную, где сегодня, он знал, танцевали, ориентируясь на Лондонский Глаз.

Ранний вечер был очень тёплым, почти жарким, и на Ойгене были лёгкие хлопковые брюки, футболка и сандалии, а в рюкзаке лежала сменная одежда — потому что он прекрасно представлял, каким мокрым станет уже через полчаса, не говоря о вечере, и вовсе не желал возвращаться в подобном виде.

Пульсирующий зажигательный ритм Ойген услышал издали, и лишь потом увидел за прогуливающимися по алле людьми танцующих на набережной людей.

Сама Набережная здесь была довольно широкой, и сейчас заполненной людьми: и некоторые из них останавливались и смотрели на танцующих, а кое-кто даже и присоединялся, так что знакомых Ойген увидел, только когда уже клал рюкзак к другим вещам.

— Наконец-то! — воскликнула выступавшая обычно организатором подобных мероприятий Алиса, невысокая темноволосая женщина неопределённого возраста, из тех счастливиц, что выглядят молодо почти до самой старости. Она была одним из самых известных лиц в движении уличных танцев и, кажется, едва ли не одной из основательниц. — Куда ты пропал? Тебя не было сто лет!

— От силы неделю, — возразил он, уже начиная пританцовывать в такт музыке. — Я работал — у нас был ремонт… возьми, — он протянул ей несколько визиток студии, и Алиса, сделав с Ойгеном пару па, убежала к рюкзакам — убрать их. А Ойген, пританцовывая под какой-то бразильский мотив, подошёл к одной из тоскующих в нетерпенье без партнёра дам, отметив, что Фионы пока нет, и пригласил её. И…

И как же это было здорово — здесь танцевать! На берегу, у Темзы, у воды, от которой тянуло прохладой и влажным лёгким ветерком, среди таких же, как он, счастливых и влюблённых в музыку и танец людей! Ойген бы не останавливался вовсе — но он уже хорошо знал сам себя, и в какой-то момент сделал паузу и, легко двигаясь в такт синкопам, отошёл попить воды и передохнуть пару минут. Ну и просто постоять и посмотреть на всех — танцующих под шум маракасов и переборы гитар, на прогуливающихся и сидящих на широком парапете туристов и просто людей…

Его внимание привлекла тонкая темнокожая женщина с шапкой густых вьющихся волос, рядом с которой стояла Алиса. Она что-то сказала ей, они посмеялись, и Ойген на мгновенье поймал на себе взгляд больших тёмных глаз. Его кто-то окликнул, он отвлёкся — и вернулся на площадку. Танцуя, он пару раз оглядывался, снова и снова ища взглядом темнокожую босую незнакомку в лёгком и простом светлом платье, взиравшую на них на всех со своего высокого парапета.

Её кожа была не такой уж тёмной, и он подумал, что, если Кэсси была шоколадом горьким, то сейчас он любовался оттенками молочного. Ойген скользил взглядом по линии плеч и фигуре, напомнившей ему миртовые деревья, которые он ещё утром разглядывал: изящная, стройная, устремлённая вверх, с такой же густой шевелюрой-кроной… Это была экзотичная, яркая и притягивающая к себе красота.

Отзвучала очередная мелодия, и, воспользовавшись возникшей паузой, уже слегка задохнувшийся Ойген подошёл к ней и вкладывая в свою улыбку не то утверждение не то вопрос:

— Вы не танцуете.

— Нет, — её глаза смеялись в ответ.

— Но что же вы тогда делаете? — спросил он, положив руку на парапет в паре футов от её руки.

— Я коллекционирую интересных людей, — ответила она. У неё был необыкновенный, глубокий, тёплый голос, и такая же улыбка, в ответ на которую губы Ойгена начинали жить собственной жизнью, растягиваясь в ответ, а глаза сами собой лукаво прищуривались.

— Но если вы не танцуете, как же вы всё поймёте? — спросил он, и она вновь улыбнулась и подняла с парапета пару босоножек за тоненькие ремешки:

— Вы меня приглашаете?

— Да! — воскликнул он и, поклонившись, протянул ей руку. Она, продолжая улыбаться, вложила в неё босоножки, и он, опустившись на одно колено, надел их на её ноги, задержавшись взглядом на её узких лодыжках и вздрогнув от прикосновения своих ладоней к её прохладным светлым ступням, таким узким и изящным с необычно длинными пальцами, на одном из которых было надето тонкое серебряное колечко.

Едва босоножки оказались на своём законном месте, незнакомка легко спрыгнула с парапета на землю — и Ойген едва ли не впервые в жизни посмотрел на женщину пусть и совсем немного, но всё-таки снизу вверх. А потом вновь предложил ей руку — и увёл с собой.

На набережную.

В горячий джайв.