Изгои (джен)

На следующий день Ойген сумел заставить себя проснуться вовремя, и, зевая, пришёл в кафе к семи утра, и увидел через окно как раз домывающую у стойки пол женщину. Одежда под фирменным фиолетовым халатом на ней была тёмной, так же, как и покрывающий голову платок. Больше в кафе никого не было, разве что за стойкой дремал, надвинув на глаза бейсболку, лопоухий чернокожий студент, работающий в ночную смену.

Ойген вошёл, стараясь не слишком громко звенеть колокольчиком на двери, и остановился на высохшем пятачке.

— Привет, Майк, — негромко произнёс он, и тот в ответ сонно поднял руку в приветствии, но позы не изменил, а затем повернулся к женщине: — Добрый день, вы Амина?

— Да, — она выпрямилась, посмотрев на него и стараясь при этом не поднимать глаз слишком высоко. При их разнице в росте это было не слишком удобно.

— Я — Ойген Мур, — представился он. Её губы заученно растянулись, кажется, в привычной полуулыбке, но чёрные глаза остались внимательными и спокойными, лишь на мгновение поднявшись, чтобы увидеть её лицо. — Работаю тут, — пояснил Ойген. — Мне о вас Эмили говорила.

Вот теперь она смотрела уже на него. Он знал, что мусульманке, скорее всего, вряд ли пристало пожимать руку чужому мужчине, поэтому просто слегка поклонился, прижимая ладонь к груди.

Этот разговор — такой обычный, в общем-то — дался Ойгену неожиданно нелегко. Во-первых, потому что ему прежде никогда не доводилось кого-нибудь нанимать, в особенности, прислугу — до сих пор он в этой роли имел дело лишь с домовыми эльфами, и даже состоя в ближнем круге вербовкой тех, кого за глаза называли «мясо», он не занимался. Если же дело касалось того, чтобы нанять рабочие руки дома, то эту роль обычно на себя брала его мама, которой для этого не требовалось ментальных искусств — лишь темперамент, чутьё людей и её яркое обаяние.

А вот Амина не смущалась. Она была действительно молода — ей, кажется, не было ещё и тридцати — и не слишком красива: такое восточное, но абсолютно незапоминающееся лицо, разве что брови густые, а ресницы достаточно длинные, и по-английски она говорила не слишком хорошо. Впрочем, вполне достаточно, чтобы они понимали друг друга, и предложение Ойгена явно было ей интересно — особенно когда он спросил у неё, как бы она хотела получать оплату, наличными или, возможно, чеком. Одного взгляда им было довольно, чтобы заранее угадать ответ — и когда она серьёзно сказала:

— Наличный, — Ойген кивнул.

Они прекрасно осознавали оба, почему ответ не мог быть иным. Налоги. Которые с наличных можно было бы не платить — и ей, похоже, это было действительно важно. Что ж — Ойген сам не то что бывал когда-то, он отчасти до сих пор был на её месте: в конце концов, согласно контракту, с собаками по утрам гулял Ойген Мур, а вовсе не получающий пособие Рабастан Лестер.

Они с Аминой поднялись наверх и, показывая ей комнаты и туалет, Ойген сперва вспомнил о том, что обещал Толлету ключ, а затем задумался, кто будет впускать сюда по утрам Амину. Можно, вероятно, попросить Эмили открывать ей офис, если дежурит она… или Рабастана попросить заглядывать сюда по дороге… хотя нет — он уходит раньше, а приходит позже…, значит, остаётся лишь Эмили — ведь никто из них сюда не приходит так рано…

Да, думать в такую рань было тяжело, и он так и не пришёл ни к какому решению — и, раз уж он всё равно пришёл в офис в такую рань, Ойген решил прибраться. Не сидеть же сегодня в грязи — а Амина работать начнёт только завтра… только надо будет решить всё-таки, кто и как будет открывать ей дверь.

Он подмёл, а затем протёр тряпкой пол, потом вымыл её и ведро — и, уже уходя, вспомнил, что нужно полить цветы. Их же поливают с утра… Налил воды в лейку — Энн принесла чудесную жестяную лейку с длинным тонким носиком, белую, с нарисованным на боку букетиком лаванды — и буквально завис перед цветами, очень и очень неспешно поливая их и вспоминая, как они с Рабастаном покупали лимонное деревце.

И как Толлет совсем принёс авокадо в супнице.

Самой настоящей фарфоровой супнице.

Белой, с розовыми цветочками на боку. Ойген даже брови приподнял, увидев, как Толлет держит её за фарфоровые же ручки.

Причём авокадо было не одиноко — словно под пальмой на необитаемом острове, рядом с ним торчал печальный, кривой и немного подсушенный кактус, похожий на маленький колючий зеленовато-коричневый помятый банан, чей вид вызвал у Джозефа целую бурю эмоций. Он так напустился на Толлета, что тот даже втянул голову в плечи и сказал очень виновато:

— Да, садовник из меня никакой… пусть уж лучше тут обитают, пока до них не дотянулся с вершины своей пищевой цепочки граф Масси. И не то чтобы он не пытался.

— Этот кустик, — авокадо на тот момент никто из них не опознал, — выглядит неплохо, — сказала Энн, словно защищая Толлета. — Джоз, ну кактус просто старый, и…

— Это мамиллярия, — буркнул тот сердито. — Которую чудовищно залили — и я удивлён, что она вообще ещё жива. Кто, кто сажает авокадо к кактусу?!

— А это авокадо? Ух ты! — восхитилась Энн. — Толлет, а откуда оно у тебя?

— Да случайно вышло, — тот всё ещё выглядел виновато, и Джозеф под этим его взглядом начал остывать, хоть и всё ещё сопел сердито и расстроенно. — Я как-то кинул косточку в стакан с недопитой минералкой — и забыл… а когда вспомнил, увидел, что она набухла, кожа съёжилась, и пустила какой-то росток. Я пожалел выкидывать — и сунул вот сюда. У меня дома нет других растений — этот-то достался мне ещё с предыдущей квартирой, а потом уехал со мной.

— Варварство какое, — буркнул Джозеф и заявил безапелляционно: — Я сейчас схожу куплю горшок и приличной земли — авокадо пересажу и оставлю тут, а леди-кактус заберу, уж извини. Её откачивать и приводить в себя не один месяц! Вот бедняга! Оживёт — верну сюда, — он сурово поглядел на Толетта, и тот поднял руки:

— Если ты в них понимаешь, хочешь — себе оставляй. Я уже сказал: я не садовник ни разу.

— И оставлю! — тут же решил Джозеф и ушёл в цветочный магазин. С тех пор авокадо зеленело на окне в компании фикусов, а леди-кактус, которую Джозеф окрести Боудикой, обитал у него теперь дома.

Ойген так ярко вспомнил эту сцену, что поймал себя на том, что засыпает прямо с лейкой в руках — и, встряхнувшись, закончил с цветами, запер офис и уже собирался идти досыпать, когда увидел вдруг свет в кабинете Уолша, одно из окон которого выходило с их стороны.

Пожалуй, это был знак судьбы. Терять такую возможность было глупо — и Ойген решительно снова вошёл в кафе и отправился прямиком в Уолшу. Поговорить. Необходимость разговора между ними давно уже назрела. Прежде всего, Лимбус остро нуждался в своём телефоне — потому что счета за сотовую связь уже грозили разорить их. Ну и обсудить вопрос с ключами тоже было не лишним.

Против телефона Уолш ничего не имел, сказав, что Джозеф знает, как выделить им добавочный номер, благо внутренняя телефония в кафе была настроена хорошо, и Ойген мог не занимать основную. Они разговорились о бизнесе, и Ойген рассказал ему, что у них появился дизайнер, и спросил, не будет ли Уолш против того, чтобы тот получил свой ключ. Уолш не возражал — так как брать на их этаже было решительно нечего, кроме их же вещей, и Ойген, воспользовавшись его благодушным настроением, рассказал ещё и о том, что они позволили себе воспользоваться ещё одним помещением — буквально на один раз. И сложили там пока оставшиеся после съёмки материалы.

— Мур, мне кажется, или вас становится всё больше и больше? — хмыкнул Уолш.

— Вы надеялись, что мы к осени обанкротимся? — улыбнулся Ойген, думая, что был бы очень не против, чтобы Толлет и вправду присоединился к их студии на постоянной основе. Но они его услуг сейчас, конечно же, не потянут — да и своя студия с именем у него тоже есть, и зарабатывает он явно неплохо!

— Скорей, хочу предупредить, что если я выиграю этот чёртов суд, то после ремонта вам придётся ужаться до оговорённых в контракте площадей — или арендовать остальное, — беззлобно хохотнул Уолш. — И, кстати. Раз у вас теперь приблудился дизайнер — нарисуйте-ка баннеров для кафе в счёт той самой недовычтенной с вас аренды. И кофе, — он хохотнул снова, и Ойген посмеявшись с ним, пообещал, что они всё сделают в лучшем виде — и разместят где надо по себестоимости. А потом спросил осторожно:

— Мы тут подумали немного привести в порядок заодно коридор… так — чисто внешне. Без существенных доделок. Может быть, тоже линолеум положить, возможно, стены немного… облагородить. Если вы, конечно, не против.

Уолш только хмыкнул:

— Если ты считаешь, что, когда речь всё же зайдёт о расширении арендуемых вашей бандою площадей, мне станет стыдно требовать с вас слишком много, то весьма ошибаешься.

— Вовсе нет, — горячо заверил его Ойген — хотя он в самом деле рассчитывал, что после того, как Уолш выиграет-таки свой суд, он не станет слишком сильно поднимать расценки.

— И правильно. Не станет, — подтвердил Уолш. — Я к вам загляну на днях, — пообещал он, — познакомиться с вашим дизайнером. И посмотреть, что вы там устроили.

— Он тут не всегда сидит, — предупредил Ойген. — Вы заранее предупредите — а то…

— Мур, — хмыкнул Уолш. — Я начинаю тебя подозревать.

— В чём? — невинно поинтересовался Ойген.

— В чём-то, — веско уронил Уолш, постучав пальцем по календарику с флагом Ирландии на столе — впрочем, видно было, что он, конечно же шутит. — Буду в этих краях завтра днём. Перед обедом.

— Будем ждать, — пообещал Ойген — и, подумав, решил, что специально к этому визиту они готовиться не будут. В конце концов, пусть видит всё как есть.

Так что Ойген ограничился тем, что предупредил Толлета, попросив его быть завтра в это время в офисе, и сам пришёл туда же к десяти. Потому что понятие «перед обедом» — вещь весьма условная. И застал в весьма бурную деятельность, которую Ойген в первый момент определил для себя как прокладку кабеля.

— Что это? — спросил он, разглядывая катушку с намотанным на неё толстым проводом.

— Силовой удлинитель, — деловито пояснил Джозеф. — Если Уолш увидит нашу гирлянду из пяти сетевых фильтров, которую мы протянули тогда, он нас закатает в небетон.

— Я всё равно собирался его привезти, — добавил Толлет. — На самом деле, надо было сделать это сразу — то, что мы в прошлый тянули всё без него — неправильно.

— Мы проводку проверяли, — напомнил Ойген. — Но я плохо в этом разбираюсь, так что…

— …отойди и не мешай, — хором заявили ему Толлет с Джозефом, и он послушно отошёл.

Знакомство Уолша с Толлетом началось трогательным:

— Здравствуйте, мистер Уолш! — от застывшей со своей лейкой в руках Энн, которая была сегодня по случаю в каком-то достаточно милом платье. Это как-то сразу всех настроило на весёлый и лёгкий лад, и встреча прошла в дружеской атмосфере. Под конец Уолш вдруг разговорился с Толлетом о тех самых знаменитых пони и юных наездницах, которым уже довелось отметиться как персонажам мультфильма, о соревнованиях, внучке, и они как-то само собой договорились о фотосессии в пони-клубе исключительно на дружеских основаниях, так как кофе Толлет тоже любил и ценил.

— Я смотрю, у вас тут уют буквально просачивается сквозь стены, — заметил Уолш, задумчиво разглядывая диван в переговорной.

— Он заразен, как оспа, — подтвердил Ойген. — Но, если вы желаете, мы вызовем санслужбу.

— Я что-то слышал о существовании полезных бактерий, — иронично ответил Уолш. — У меня пока что слишком мало об этом данных — надо ещё понаблюдать за вами. И тогда уж принимать решение.

А уже уходя, Уолш остановился на лестнице, и внимательно осмотрев провожавшего его Ойгена с головы до ног, спросил:

— Валлиец, значит? Где ты таких откапываешь? Вам осталось только поднять над моим кафе весёлого Роджера, капитан Мур.

— Мы будем грабить только английские корабли — пообещал, прижимая руку к груди, Ойген.