Изгои (джен)

Как бы Ойген ни сожалел о прошлом, но жизнь не стояла на месте и шла своим чередом. Старой миссис Элмонд из дома напротив не суждено было дожить до этого Хэллоуина — она тихо скончалась в своей квартирке. Во вторник, возвращаясь из магазина, Ойген увидел у её дома вместо скорой теперь уже катафалк. Её провожали соседи, дети и внуки, и Ойген задумался, что, случись что, их с Асти и проводить будет некому... здесь, хотя тут же и спохватился — провожать же будет и нечего: сперва их тела попадут в Отдел Тайн, и только потом, даже не известно, когда, всё, что от них останется передадут указанной в документах родне...

Серые низкие тучи сгустились плотней, роняя на него мелкий дождь, и Ойген поднял свой воротник повыше. Пугала ли его смерть? Наверное, нет — и всё же думать о ней было неуютно и неприятно, так что Ойген через какое-то время переключился в мыслях на её оборотную сторону. В конце концов, люди продолжали не только умирать, но и рождаться, и не так давно у Луизы и Уилла Роузмондов родился сын. И на днях Ойген с Рабастаном получили приглашение навестить их в субботу днём — и обдумывали, что можно преподнести новорожденному в подарок. Что ж… людям вообще свойственно продолжать жить — и это правильно.

Так что река жизни как всегда продолжала течь, и её поток не намерен был замедляться. Саймон, потратив несколько тюремных месяцев на размышление, притащил в офис огромный пушистый аспарагус, похожий на большое зелёное облако, от которого Энн пришла в совершенный восторг. Общим решением аспарагус поселили на одном из подоконников в фотостудии — том, что был ближе к расписанной Толлетом стене. С лесом, и он сразу же навел всех на мысли, что неплохо бы подобрать ему какую-нибудь компанию.

Саймон вообще успевал почти всё: отработать смену в кафе, договориться с отцом и снять в квартире у Энн замеры — и с каким же удовольствием он впервые за много месяцев открыл среду разработки! За несколько дней он успел переделать всё, что в Лимбусе откладывалось в долгий ящик, написал приличный кусок логики нецементу, и, ожидая от Энн части с вёрсткой, даже взялся помочь Ойгену с пропавшим бульдогом и его собратьями по несчастью.

Первым делом Саймон доработал Ойгену базу данных, а потом на пару с Джозефом убедил его, что нет смысла заводить каждый раз поддомен. Лучше сделать удобную навигацию с понятными адресами страниц, а на главной странице списком разместить всех, кто сейчас находился в розыске. Тех же, кто уже найден, скрывать, а на самой страничке непременно вешать об этом уведомление. И сам же написал удобную и достаточно простую админку, до которой у Ойгена руки в ближайший месяц точно бы не дошли. Теперь всё, что требовалось самому Ойгену, это привести фотографии в надлежащий вид и, забив данные в остальные поля, отправить их через форму.

Ойген был глубоко признателен, но в то же испытывал перед Саймоном в некотором роде неловкость.

К тому же…

Саймон был на свободе, и ему следовало вернуть ноутбук, но за эти месяцы на него стало завязано слишком много работы, да и сам Саймон, который жил пока у родителей, говорил, что вечерами ему просто не до того.

Но проблему нужно было как-то решать, а значит, искать где-то деньги. Да и вообще, вопрос о средствах, так сказать, производства всё настойчивее вставал перед Ойгеном в полный рост. Он прекрасно понимал, что писать код на своём ноутбуке ещё, может быть, было и можно, но нормально верстать... всё это время их выручал компьютер Саймона с неплохим монитором, но сейчас в студии одновременно было уже три программиста, и нормальные рабочие места были нужны, по идее, всем. А хранить клиентские данные на машинах в кафе было нехорошо, да и ставить там нужный софт — не слишком удобно.

И хотя пока они как-то справлялись, но со всем этим нужно было что-то делать, а значит, снова залезть в деньги, что они откладывали на развитие студии, но осталось их не так чтобы много. Конечно, что-то принесёт нецемент, но нужно было искать заказы.

А ещё подкрадывался Хеллоуин, и на Ойгена легла к тому же часть хлопот с вечеринкой.

На сей раз банда из Лимбуса свой взнос в грядущее мероприятие делала не деньгами, а, к всеобщей радости, помещением, которое теперь не нужно было искать. Еда, выпивка, музыканты, слава богу, в число забот Ойгена не входили, но принимать участие в обсуждениях ему приходилось, и переписка в закрытой рассылке грозила его под собой погрести.

Больше всего споров почему-то вызвало обсуждение меню — и камнем преткновения стало сладкое. Тот же Лукас, как известный его любитель, сперва предложил заказать большой, нет, огромный торт человек на тридцать, покрытый чёрной мастикой и отделанный чёрными же летучими мышами, оранжевыми марципановыми тыквами и окутанный паутиной из сахарной ваты. Однако идею это в процессе обсуждения забраковали почти что все, остановив выбор на маффинах в виде маленьких и глазастых тыкв — во-первых, потому что на прошлом сборище было не меньше шестидесяти человек, а во-вторых, есть торт навесу попросту неудобно. Да и, как показывала практика, там, где рекой льются пиво и сидр, или что-то покрепче, сладкое всех интересует в последнюю очередь — куда актуальней что-нибудь посытней, вроде пиццы, сэндвичей и ирландских пирогов, о которых, к облегченью для всех, вспомнил Ойген.

Хэллоуин в этом году выпадал на четверг, и Ойген заблаговременно позаботился о том, чтобы освободить себе вечер, поменявшись сменами с Эмили.

— И слава всем британским святым, — прокомментировала та своё согласие. — Дома находиться будет ну совершенно же невозможно: дети каждые пять минут трезвонят в дверь. Ты знаешь, сколько я обычно трачу на конфеты? А ты молодой — тебе положено развлекаться.

— С меня — лучший тыквенный маффин, — пообещал Ойген. — У нас наверху в студии вечеринка — и позволь, к полуночи я закажу для тебя такси? Ходить в одиночку такими ночами даме может быть небезопасно.

— Даме, — улыбнулась она довольно. — Скажешь тоже.

— Ну конечно, даме, — он склонился и поцеловал ей руку, и она, засмеявшись, потрепала его по щеке. — Ну, или я сам провожу тебя.

— Ты полагаешь, что я откажусь? — спросила Эмили? — И не подумаю! Такси — это прекрасно. И маффин, конечно, — важно кивнула она и шутливо спросила: — А можно мне два? — конечно же, получив немедленное согласие.

Однако приготовления к вечеринке для Ойгена на этом лишь начались — так же, как и сюрпризы.

В субботу утром, Ойген, после встречи с клиентом, пришёл, как обычно, в офис и не обнаружил там никого — зато услышал какой-то непонятный шум в той части здания, где было сложено барахло Уолша.

И он конечно же направился прямиком туда, он заглянул в одну пустующую комнату, затем в другую, и с изумлением обнаружил Толлета и… Мика, укладывавших на пол… старый ковёр.

— Привет, — не скрывая удивления, сказал им Ойген.

— Я тебе нужен? — спросил Толлет, кивнув в ответ.

— Да нет… а что тут происходит? — спросил Ойген — но получил лишь новую порцию странностей:

— Уолш разрешение дал, — туманно пояснил Толлет. — Это временно — мы уберём потом.

— Уолш? — переспросил Ойген.

— Да — он очень смеялся, — Толлет закончил разворачивать ковёр и деловито огляделся.

— Ну… ладно, — Ойген, поняв, что, кажется, никто не рвётся ему хоть что-нибудь объяснять, ушёл и успел даже пару часов проработать, когда услышал странный ритмичный стук, а затем, приглушенный стенами грохот и звон.

Донельзя заинтригованный, он вышел вновь в коридор и, идя звук уже знакомым маршрутом, обнаружил, что теперь туда тянутся по полу провода. Он остановился у входа в ту комнату, который теперь закрывала старая и довольно массивная дверь, впрочем, не висящая на петлях, а просто прислонённая к проёму изнутри, и на ней под самым носом у Ойгена висело сейчас объявление: «Осторожно! Не закреплено! Стучите!». И он постучал — сперва негромко, потом, сообразив, что его внутри не слышно, уже громче. За дверью стало тихо, а потом дверь дёрнулась и немного сдвинулась в сторону, открыв небольшую щель, в которой появился глаз Толлета.

— Что у вас там творится? — нетерпеливо спросил Ойген, и услышал:

— Пока секрет. Я же сказал: мы обо всём договорились с Уолшем.

— Но я же тоже хочу знать! — воскликнул Ойген, и Толлет хмыкнул:

— Извини. Узнаешь — на Хэллоуин. Если я тебе не нужен, я пойду? Звони — у меня телефон в кармане на вибрации.

— Ладно, — несколько обескураженно ответил Ойген и всё-таки спросил: — Скажи — ведь это барабаны? Я же не схожу с ума?

— Ну, ты кажешься мне вполне нормальным… на первый взгляд, — ответил Толлет — и дверь задвинулась обратно.

Попытки расспросить вечером в аське Мика тоже ни к чему не привели — но и оставить всё как есть Ойген не мог. В конце концов, его ведь не просили никогда туда не заходить и не подглядывать? Как когда расписывали в фотостудии стены? Нет, не просили! Поэтому ночью, после смены он поднялся наверх — и, сдвинув стоящую на сей раз по эту сторону проёма дверь, заглянул внутрь. Там было темно — но, всё же, не настолько, чтобы не разглядеть в глубине барабанную установку. Протиснувшись в неширокий проём, Ойген вошёл и, включив перекочевавший сюда один из прожекторов Толлета, обнаружил в комнате, кроме него, ещё непривычного вида мягкую табуреточку и пару стульев.

Значит, их тут трое, да? Толлет, Мик и… кто ещё? Джозеф, Ойген помнил, пел когда-то в хоре — значит, и на чём-то играл? Это его установка? Или чья?

Ойген подошёл поближе и тихонько щёлкнул ногтем по краю тарелки. Раздался мелодичный звук, Ойген щелкнул ещё раз, чуть посильнее — и вспомнил, как когда-то в школе, курсе на шестом, мечтал научиться на чём-то таком играть. Почему они его сюда не пускают? Это было ужасно досадно — у Ойгена даже настроение испортилось, правда, ненадолго. Ладно — до Хэллоуина чуть меньше недели, а потом он всё непременно узнает. И потребует хотя бы показать.

Больше он сюда не приходил, и никаких вопросов никому не задавал, не желая оказываться в роли жалкого просителя — нет, он подождёт. Но так было совсем нечестно!

Впрочем, ему и так было, чем заняться: вечеринка требовала серьёзной и местами неожиданной подготовки, начиная с доставки продуктов и заканчивая собственным костюмом, потому что в конечном итоге, вечеринка стала вдруг костюмированной.

Верней, костюмами, потому что он хотел быть с Ролин, сколько он ещё её будет прятать — и костюмы, раз уж они были вместе, им полагались парные. Сперва они с ней выбирали между Гомесом и Мортишей Аддамс — сам он этот фильм пропустил, а вот она его любила, и с удовольствием посмотрела его уже вместе с Ойгеном — и «просто вампирами». На них, в конце концов, и остановились — вернее, это Ойген с определённой долей иронии уговорил Ролин остановиться на них, рассказав, что кое-кто видит в нём вампира.

— Тебе пойдёт, — легко согласилась она, отводя ладонями назад его волосы. — Нужно будет только выбелить лицо… а вот я останусь так, как есть — и я знаю, где взять краску.

— Краску? — переспросил он с шутливой опаской.

— Театральный грим — я знаю, где его купить. Понадобится ещё красный — и, пожалуй, чёрный, — сказала Ролин. — Но чур я сама тебя накрашу! И обещай, что наденешь вампирские клыки.

— И ты! — потребовал он — и она, оскалившись, шутливо щёлкнула зубами. А потом вздохнула:

— Я хотела бы тебя потом позвать остаться со мной в моём склепе — но в пятницу у меня встреча в девять утра, к которой нужно еще и готовиться. Зато в субботу я целиком свободна, — добавила с улыбкой Ролин.

— Я сохраню костюм, — тут же решил Ойген. — Арендую его до понедельника.

За костюмом они отправились вместе — и Ойген, разглядывая себя в зеркале, ощущал чудовищную ностальгию. По сюртукам и плащам — и как жаль, что вампиры не носят мантий! — и по общей старомодной элегантности, которой ему, оказывается, ужасно не хватало.

— Тебе невероятно идёт, — сказала Ролин, проводя по его плечам ладонями. — Ты словно так и родился…

— Вампирами разве рождаются? — нет, ему категорически не хотелось грустить и ностальгировать. Точно не сейчас!

— Ты знаешь, есть разные версии, — глубокомысленно заметила Ролин — и следующие полчаса они обсуждали, может ли вампир зачать или родить — и, в целом, что вообще происходит у них в организмах, существует ли так называемый «вирус вампиризма» и всё такое. И Ойген не мог не думать о том, что пусть они изучали вампиров на ЗОТИ, и ещё, кажется, на истории магии, делали это вскользь. Впрочем, Бинс на Истории Магии изо всех сил прививал им прежде всего аллергию на бесконечных гоблинов, а на ЗОТИ обучали от вампиров, прежде всего, защищаться. Но, в конце концов, вампиры — это разумные существа с правами, а не фауна вроде каких-нибудь гриндилоу. По крайней мере, по принятым международным нормам. И, в отличие от оборотней, предметом дискуссии в обществе никогда не являлись, и вряд ли это было возможно без усилий с их стороны.

Теперь это Ойгену представлялось странным, но на уроках механизм передачи самого вампиризма почти не затрагивался, разве что некоторые детали про кровь, и, кажется, волшебники в массе своей особо не задумывались о том, как человек может быть мёртв, но при этом вполне живым. Так бывает — и им всем было этого вполне довольно. Магия… им всем всегда это казалось универсальным объяснением, а остальное — для кабинетных учёных.

В конце концов, ведь есть же инфери… но они как раз точно мертвы — они не думают, не чувствуют, и с ними не поговорить и не пообщаться.

Но ничего подобного он, разумеется, рассказывать ей не стал. Нет, определённо маггловские теории были куда приятнее…

Желая устроить сюрприз всем, и Рабастану в том числе, костюм свой Ойген оставил у Ролин — тем более, что он собирался заехать за ней.

Впрочем, до четверга у него оставалась еще целая куча дел.