Изгои (джен)

В офис Ойген в компании Энн и Толлета вернулись, смеясь, уже через час — и на вопрос Джозефа:

— Ну? Как прошло?

Ойген шутливо пожаловался:

— Это попросту несправедливо! Это же я его спас — а он уткнулся в Энн, словно её подмышка — самое безопасное место на свете! Мы его еле развернули, чтоб сфотографировать. Так и снимали у неё на руках…

— По-моему вышло неплохо, к тому же красивых девушек и котов снимать одно удовольствие, — добавил Толлет.

— Жаль только, что кот, в отличие от Энн, в сторону клубники даже не посмотрел, — продолжил Ойген. — Вообще-то он её ужасно любит — но сейчас не обратил внимания. Абсолютно.

— Он просто испугался, — примирительно проговорил Толлет.

— И спрятался в Энн, — кивнул Ойген.

— Потому что я добрая, — вмешалась Энн. — И вкусно пахну.

— А я ужасный, злой и страшный — просто исчадье ада какое-то! — воскликнул Ойген трагически. — Хотя, пожалуй, так и есть: те малолетние идиоты могли бы дать какому-нибудь мистическому изданию знатное интервью.

— Ну вот видишь, — подтвердила Энн. — А он просто кот и ничего не понимает, кроме того, что я милая.

— Вот и бери его жить к себе, — предложил Джозеф.

— Я об этом думаю, — ответила вдруг Энн. — Но вот так запросто решить не могу. Это всё-таки живое и разумное существо. У меня ещё есть время?

— Конечно, — обрадованно сказал Ойген. — Сколько хочешь… в любом случае, нам надо знать, здоров ли он — а до вынесения вердикта ещё два дня. Так что время есть — а я, вообще, хотел вам что-то рассказать, — он потёр руки. — Я тут во вторник встречался с Лукасом. У него есть кое-что интересное на продажу…

Он говорил и говорил, расхаживая по переговорной, а остальные сидели зачарованно на диване и слушали, кажется, даже не сделав и глотка чая — просто держали кружки в руках. И Ойген с упоением видел, как рождается в их глазах то же желание, что сжирало его самого — заполучить два скромно стоящих у дивана системных бока в квартире у Лукаса и мониторы к ним. Не просто абстрактную технику, а именно этот набор трубок, транзисторов, проводов и всего того, что составляло их суть, заключенную в железо, стекло и пластик. Как волшебник не может творить без волшебной палочки, так веб-программист не может развернуться без нормальной машины. Это было нужно всем им, это было нужно их студии. Два новых нормальных рабочих места не просто решили бы многие их проблемы, но и — что казалось Ойгену даже более важным — дали бы возможность развиваться и дальше. Технологии не стояли на месте — и возможностью тестировать сайты на мониторах, размер которых скоро станет доступен всем, на операционной системе с последними обновлениями совсем не стоило пренебрегать, учитывая, как спешно им пришлось исправлять собственные огрехи, после того как они увидели собственные творения на экране у Толлета.

Кто первым произнёс слово «кредит», Ойген не запомнил — может, это был как раз Толлет, невольно втянутый в обсуждение их проблем? — но да, всё шло именно к этому. Хотя Ойгену этот выход и не нравился вовсе. Он, конечно, знал, что многие так поступают, но всё его существо восставало против идеи оказаться сейчас в должниках. Его семья всегда была достаточно обеспечена, чтобы не нуждаться в ссудах, и сколько бы Ойген ни пытался примириться с тем, что в маггловском мире действует иной набор правил, и кредит здесь — дело вполне обычное: это не было стыдно, это не было странно, банков вокруг было много, и гоблины ни за кем не придут — всё равно, пересилить себя Ойгену было сложно.

Наверное, зря Ойген позволил протянуться этим липким нитям к тем воспоминаниям, которые он старался не бередить лишний раз. В поездках с семьёй они с мамой на сувениры могли и тратили куда больше, да что там — было время, когда он мог позволить себе в карты за один вечер больше спустить. Как-то само собой его мысли перекинулись на их семейный сейф и на то золото, что лежало там теперь мёртвым грузом. Если бы он мог до него добраться! Хотя бы до малой его части. Знать, что где-то здесь, совсем недалеко, почти под боком в сейфе лежат… Нет, не груды — у них не было принято сваливать золото на полу, но стоят вполне достойные сундуки, шкатулки, чаши и амфоры, содержимое даже одной из которых легко решило бы все их проблемы, давило на него всем весом этого самого золота. Это будило в нём такую досаду, что Ойген просто запретил себе об думать об этих вещах. Толку никакого — лишь расстраиваться…

Но и предлагать всем отказаться в ноябре от зарплаты попросту было нечестно. И даже если Ойген с Рабастаном — с тем доходом, что был у того — могли себе это позволить, то по отношению к тому же Саймону, на котором к тому же висели еще и остатки судебных долгов, было бы совсем некрасиво. Как всё забавно повернулось, думал Ойген: похоже, самой состоятельной в их партнёрстве теперь была Энн.

Ещё какая-то мысль крутилась у него в голове, не давая покоя, но он никак не мог ухватить её за хвост. А ведь ещё открытым оставался вопрос с сервером…

Какое-то время они ещё спорили, но так и не пришли к окончательному решению и остановились на том, что ещё подумают, вероятно подспудно ожидая от Ойгена, что он предложит им самый правильный вариант. Он же смог озвучить лишь, всем очевидное: им нужно поскорей взять крупный и хороший проект, потому что поддержка и реклама — это, конечно же, замечательно, но хотелось бы не только покрыть расходы, а получить парочку серьёзных и так нужных им платежей. Тем более что почти что на носу Рождество.

Они разошлись без двадцати два — Ойгену позвонили, он отвлёкся на какое-то время, а когда вернулся в реальность, то обнаружил, что они с Саймоном остались только вдвоём: Энн и Марк ушли обедать, Джозеф убежал в другое кафе срочно что-то починить, а Толлет сорвался на какую-то встречу. Так что пиццу заказали одну на двоих — однако собеседник из Саймона сейчас был не самый лучший, и Ойген видел, как задумчиво он хлопает себя по карману, но ничего не сказал. Вместо этого, оправляя очередной кусок пепперони в рот, Ойген так и этак крутил в голове ситуацию. Всё это было конечно же замечательно, но он прекрасно понимал, что из воздуха проекты отнюдь не берутся — особенно крупные. Хорошо, конечно, что Росс постоянно подкидывал им всё новые задачи по развитию своего магазина, и у Бассо то и дело возникало что-то тематическое и креативное, но всё же это было немного не то. А всё остальное они уже привели в порядок, и теперь имели дело, в основном, с рутиной, не требующей особенной квалификации: поменять ассортимент на сайте могла бы даже мартышка. Ну, или домовый эльф… И воображение тут же нарисовало ему сидящих за ноутбуками эльфов, неловко перебиравших длинными узловатыми пальцами клавиши.

За этими размышлениями Ойген провёл весь день — и на другой ни погода, ни ситуация не изменились, и он не нашёл на дороге дипломат с деньгами мафии, как это случилось с очередными героями очередного фильма, что показывали, словно издеваясь с утра. Работа с документами сегодня не шла: он отвлекался, путался в реквизитах, и конце концов потерял в номере счёта последние пару цифр, а потом спешно и, конечно, героически сумел их найти. Так что, помассировав переносицу, Ойген закрыл Эксель, скинул кроссовки, завернул ноги в плед, и занялся тем, чем мог бы заниматься даже не приходя в сознание — принялся обзванивать самых перспективных клиентов, пытаясь ненавязчиво настроить в беседе на что-то новое, интересное, и полезное и им самим, но в первую очередь, способное принести прибыль Лимбусу. Работать языком у него всегда получалось лучше.

— Чай, — услышал Ойген, когда очередной разговор был закончен, и, повернув голову, увидел вошедшего в переговорную Марка с кружкой в руках. — Чёрный сладкий.

Он не заметил, когда тот сегодня пришел — и, сказать по правде, весьма удивился. Потому что сегодня, если верить календарю четверг — а Ойген помнил, что по четвергам Марк трудился по волонтёрской программе в своём детском центре.

— Спасибо, добрый человек, — улыбнулся ему Ойген. — А ты что здесь? Ты же ведь сегодня с детьми? — Марк с каким-то усталым и явно печальным взглядом отрицательно покачал головой, и Ойген, тут же подобравшись, спустил ноги на пол, подобрал плед и жестом предложил Марку сесть с ним рядом. И спросил сочувственно: — Случилось что?

— Да глупая история такая, — Марк опять вздохнул расстроенно — и улыбнулся, опускаясь на диван. — Правда глупая — но в ближайшее время я свободен по четвергам... и по субботам тоже.

— Расскажешь? — скорее предложил, нежели спросил Ойген, забирая у него кружку и ставя её пока что на край журнального столика, думая, что Марк точно не рад своей неожиданной свободе.

— Да глупость на самом деле. Я так до сих пор и не понимаю, что вообще случилось… — он покачал головой. — Ты знаешь, я работаю с детьми-инвалидами в социальном центре — я, наверно, говорил?

— Да, ты рассказывал, — кивнул Ойген.

— Ну вот, — Марк сплёл пальцы. — Дети, которые к нам приходят — особенные. Они замечательные и все такие разные. С ними иногда бывает непросто, и им самим тоже непросто — каждый из них уживается со своими особенностями по-разному. За этим мы и нужны, чтобы дать им возможность попытаться найти себя, и заодно чему-нибудь научиться. Кому-то многие вещи даются проще, и они сами хотят общаться, с некоторыми бывает сложно, словно открываешь устрицу канцелярской скрепкой… но ключи можно при желании подобрать ко всем. Нельзя вот так запросто взять и заслужить уважение в чьих-то глазах, и, конечно, доверие. Нужно терпение, желание, время и интерес. А им ведь действительно интересно то, чем мы занимаемся с ними. И я верю в них, понимаешь, в каждого, — в его голосе было столько тепла, что Ойген улыбнулся невольно.

Он не так часто говорил с кем-то о детях, и самым частым его собеседником на подобные темы оказывался всегда Северус, который чаще изливал Ойгену собственное негодование относительно невнимательности, лени и нежелании заставить работать свои мозги. В редкие дни кто-то действительно был способен заслужить его одобрение, и тогда лучшая из похвал звучала как «Он хотя бы не так безнадёжен, как весь этот курс» или «Она, по крайней мере, способна разобраться в теории…»

Наверное, поэтому сейчас Ойген испытывал сложную гамму чувств, и не решался перебить Марка.