Изгои (джен)

В некотором смысле пасхальное ожидание чуда, которым было наполнено для Ойгена воскресенье, оправдалось — вот только на Небесах кто-то, наверное, спутал бланки, и благую весть вострубили не для него, и уже в понедельник она разлетелась если не над всем Лондоном, то над скромной сетью простых интернет-кафе.

От кого Ойген услышал впервые её услышал, он даже толком не мог сказать — новость как-то вдруг возникла сама по себе, словно бы выплыв из ноосферы, и позже Ойген мог вспомнить только, как они все сидели на кухне и обсуждали, что Уолша, пожалуй стоило бы поздравить. Процесс, который тянулся ещё с тех пор, как Ойген устроился к нему на работу, внезапно закончился его победой в суде. Точкой в многолетней тяжбе стало решение о выплате предыдущим владельцем здания Уолшу денежной компенсации за несделанный, согласно условиям, по которым здание покупалось, ремонт.

Для Уолша эта новость была, несомненно, хорошей, а вот для Ойгена и остальных…

Внезапно и очень не вовремя перед Лимбусом встал вопрос о поиске нового помещения — было совершенно очевидно, что Уолш в какой-то момент начнёт… или, вернее, продолжит на втором этаже капитальный ремонт, а значит, им придётся сниматься с места. И хотя пригодное к аренде помещение в этом районе найти было не так чтобы сложно, проблема оплаты грозила стать серьёзным препятствием… для всего. Никто и никогда не сдал бы им тут даже комнату за те деньги, что они платили Уолшу за, по сути, целый этаж, не говоря уже о быстром и практически бесплатном для них интернете и даже кофе.

Однако вымотанный судебными тяжбами Уолш не выглядел слишком уж довольным — похоже, что сумма, фигурирующая в решении суда, оказалась не так велика, как он рассчитывал, хотя, конечно же, смогла покрыть судебные издержки за все эти годы, так чтобы осталось хотя бы часть ремонта. Впрочем, пока Уолш не горел желанием что-либо предпринимать, тем более одно дело — выиграть суд, а другое — получить сами деньги. Так что говорить с Уолшем стоило аккуратно, и делать это предстояло, разумеется, Ойгену — и он сперва про себя, а потом и вслух пошутил, что, кажется, постепенно становится настоящим экспертом в смешанных чувствах.

— С одной стороны, — говорил он, разливая по кружкам с чайными пакетиками кипяток, — я рад за Уолша. Правда! Но куда же деваться несчастным нам, когда на наши почти что родные земли вторгнутся чужаки? Рано или поздно Уолш пригонит сюда бригаду строителей, и нам придётся искать другое пристанище. И моё внутренне око цинично подсказывает, что это больно ударит по бюджету нашей маленькой скромной студии.

— Раз так в десять сильней, — поддакнул Толлет.

— Ты весьма оптимистичен, — Ойген вздохнул. — Я примерно знаю, сколько стоит в этом районе аренда, но мне кажется, что со всем, что мы хотим — раз в десять — это если нам повезёт.

— Мне кажется, не надо так расстраиваться заранее, — сказала Хэрриетт. — Вы же давно здесь, и вообще…

— Да я не то чтобы расстроен, — Ойген снова вздохнул и рассмеялся. — Просто… ну, однажды это же должно было случиться.

Но почему, почему именно сейчас, подумал он уже про себя. Когда расходы так быстро росли, а доходы, наоборот, не то что бы падали — скорее, просто не успевали или зависали где-то в бездонном пространстве между счетами клиентов и их... Ойгену неловко было даже целиком посчитать, сколько он, в конце концов, должен в итоге был Толлету — ну хотя бы он был уверен, что они расплатились с ним за Л-Сити Ньюс. А ведь ещё нужно было платить из чего-то Амине — учитывая заметно возросшие с момента их договора площади и кухню, за которой приходилось следить несколько больше, чем за остальными освоенными Лимбусом помещениями. Та же микроволновка всегда оставалась чистой отнюдь не сама по себе, и он уже её слегка задолжал. А ведь ещё подходил срок выплаты той скромной платы, что полагалась стажёрам.

И как расплатиться со всеми, чтобы Лимбус не остался без оборотных средств, Ойген, честно говоря, не представлял. Но если перед Толлетом ему было просто неудобно — он знал хотя бы, что тот не голодает и, в целом, эти деньги для него, скорее, всё же приятный бонус, нежели основной доход, — то для Амины был важен каждый пенни. Он ещё слишком хорошо помнил, как это, стоять и выбирать, купить картошку или баночку детского мясного пюре. Оставалось лишь носом рыть землю в поисках хоть какого-нибудь инвестора, и он просто не мог позволить себе и дальше быть таким же щепетильным. И всё же, как бы он ни был занят теперь, Ойген был хотя бы на вечер позволял себе забыться в объятьях Ролин.

Пережив потрясения понедельника, вторник Ойген начал с очередного бизнес-мероприятия в Сити. Ему, честно говоря, было сложно сосредоточиться — мысли его постоянно сбегали от пустой болтовни к делам, и спикера Ойген слушал лишь краем уха, пытаясь понять, что действительно хотел бы получить, тратя своё время на этом круглом столе.

Да, он всерьёз начал рассматривать инвесторов с большой долей, так сказать, иностранного капитала. Нет, разумеется, Ойген и прежде не то чтобы, что называется, перебирал, но всё же с осторожностью относился к тем, кому посылал коммерческие предложения и заявки. Понятие «отмывать деньги» не стало для него каким-то особым открытием. Хотя в том мире, где он прежде жил, Ойген почти с этим почти не встречался — если кто-то становился обладателем кровавого сундука с золотом, тому достаточно было просто полежать в сейфе одно… может быть, два поколения, после чего никто бы не стал вспоминать, откуда он там появился. В конце концов, в семейных хрониках Мальсиберов тоже встречались не слишком красивые эпизоды, впрочем, подобное смело можно было бы утверждать о любой другой достаточно старой семье — и кто-то это скрывал, а кто-то и гордился... Магглы же старались жить намного быстрей, и хотели пользоваться своими деньгами ещё при жизни, так что Ойген, составив своё мнение по фильмам и новостям, был твёрдо намерен не рисковать и связываться с чем-то подобным.

Однако количество хоть сколько-нибудь достойных инвесторов было, к сожалению, не бесконечно… и эти достойные люди пока что не выразили согласия считать таковыми самого Ойгена и его Зеркала. Ни один. И хотя Ойген начал снижать свою планку какое-то время назад, результата это не принесло.

Он как раз держал в руках в руках брошюру совсем неизвестной ему «АйТи Гранд Инвест Гроуп» в руках, когда услышал позади голос:

— Не рекомендую связываться с этими русскими.

— Русскими? — Ойген с удивлением перевернул брошюру и ещё раз посмотрел на напечатанные сзади английские адреса.

— Компания принадлежит русскому олигарху, — ответила стоящая сзади него женщина. Эффектная женщина, подумал он, оборачиваясь и глядя на неё снизу вверх. Густые, иссиня-чёрные волосы, уложенные в стильную короткую причёску, даже с вида были тяжёлыми, и оттеняли яркие, красивые, но показавшиеся Ойгену холодными глаза. И тёмно-красная помада на губах казалась там единственно уместной. — Ну, вы же знаете, как много эти русские инвестируют, чтобы получить золотую визу, — добавила она, светски ему улыбнувшись. — И, кто бы что ни говорил, не все из них настолько отсталые, чтобы инвестировать лишь в недвижимость, облигации и футбольные клубы. Будущее за высокими технологиями и молодыми стартапами. Кое-кто из них это всё-таки понимает.

Ойген благодарно кивнул, испытывая сложные чувства. Он уже решил, конечно, не быть слишком уж разборчивым, однако же упоминание русских его смутило. Не то чтобы он знал многих, но ему вполне хватило знакомства с Долоховым, чтобы у него сложилось о них некое впечатление. Да и новости он тоже читал — финансовые в том числе…

В офис Ойген вернулся хмурым: сегодня он получил всего два потенциально полезных контакта, а потерял целых четыре часа, которые мог бы потратить, например, на работу и выбивание из клиентов просроченных платежей. В конце концов, все члены Лимбуса усердно работали, чтобы их получить. К тому же нужно было рассчитаться с Толлетом и Аминой, и хорошо, хотя бы на выплаты по кредиту Ойген закладывался отдельно. А теперь вот эта негаданная проблема с офисом, которая дамокловым мечом повисла над ними…

Навалившись всё вместе, это вызвало у него особое огорчение и тревогу. Такие, что вместо того, чтобы, отсидев перенесённую с пятницы смену, пойти домой, Ойген из чистого упрямства перебрался в пока ещё их офис, чтобы добить очередную заявку, форма которой оказалась несколько более бесконечной, нежели показалось ему сначала.

Он провозился почти до двух часов, и сил идти куда-то у него просто не было — да и потом, завтра в девять утра ему нужно было быть у той дамы с экологичной химией, с которой они, судя по всему, всё же разорвут договор. Так что он, написав сообщение Рабастану о том, что остаётся спать прямо здесь, достал пледы, улёгся на пол и практически мгновенно уснул.

Однако спал Ойген плохо: сначала ему снилось, будто он проспал подписание договора с теми самыми инвесторами. Потом — что Уолш решил открыть здесь, над кафе, тир, где вместо мишеней стреляли по бокалам, причём тем, кто сумел перебить им ножку, полагался в качестве приза час бесплатного интернета в кафе или один бесплатный урок рисования у Рабастана или Толлета — на выбор. А Лимбусу… им всем теперь нужно было выметаться с вещами — и, главное, как-то забрать с собой все разрисованные стены. Потому что они не числились в описи — и нужно срочно было найти место, куда бы можно было их поставить потом. А ещё найти, чем их тут заменить — потому что же нельзя просто взять и забрать стену, не оставив взамен ничего!

Ойген как раз пытался узнать, можно ли взять в Гринготтсе кредит, чтобы за стены как-нибудь расплатиться, но гоблин устало твердил, что у него нет водительских прав, и в этом месте Ойген как раз проснулся — и не понял сразу, от чего именно. Полежал немного, ёжась от прохлады и пытаясь понять, способен ли он уже встать и всё-таки пойти домой, или всё же не хочет и…

А потом сообразил, что где-то… в кухне, кажется — зажегся свет. А значит, было уже утро, просто тёмное и раннее. И надо бы встать… или хотя бы добрести выпить чаю. Да.

Он поднялся, морщась и вздыхая, и побрёл на горящий на кухне свет. Откуда пахло чем-то таким… аппетитным — вот только Ойген никак не мог определить, чем оно было. Больше всех аромат напоминал ему, что-то из тех колоритных вещей, что готовила иногда Ролин — но ведь не пришла же она сегодня сюда в шесть утра, чтобы накормить его завтраком?

Никакой Ролин на кухне, конечно же, не было — в столь ранний час там обнаружилась лишь Амина, как раз раскладывавшая по тарелкам рис с мясом и пряными специями.

— Доброе утро, — сонно поздоровался с ней Ойген. — Приятного аппетита. Я вам тут не очень помешаю, если чай заварю?

Когда у них только появилась кухня, он предложил Амине чувствовать себя там по утрам совсем свободно и, если понадобится, пользоваться всем, что есть. И завтракать, например — потому что кухня ведь для этого и создана, не так ли? Она приходила в кафе едва ли не к пяти утра — и, значит, встать должна была когда? В четыре? Невозможно же, наверно, в это время завтракать?

С этого и началось их общение — очень осторожное со стороны Амины и чрезвычайно деликатное со стороны Ойгена. О чём-то ему удавалось узнать у неё, о чём-то от Эмили, которая имела привычку знать многое и обо всех…

Амина жила с дочерью и мамой у её родни — и они с ней вместе работали в клининговом агентстве, делая всё, что только могли, чтобы Джана училась в самой лучшей школе из тех, куда она смогла попасть.

Амина была спокойной, упорной и очень старательной, однако к тому же ещё не только умной, но еще и достаточно образованной. Она была родом из Першавара, и до того, как сбежать от войны, которая, казалось, никогда не кончалась, даже если никто официально не воевал, никогда не думала, что будет рада мыть просто полы, чтобы её дочь могла расти в спокойном и безопасном месте.

Сама Амина выросла в более или менее светской и не самой бедной семье. У них были компьютер, автомобиль и книги. Много книг. И — что когда-то поразило и несколько выбило из Ойгена колеи — Амина окончила педагогический университет, а потом работала учительницей младших классов, как всегда и мечтала.

Ойген помнил своё изумление, когда Амина призналась ему, что очень ценит их беседы — для неё это такая ценная и, как ни странно, редкая здесь языковая практика. Тогда-то она ему и рассказала и про университет, и про свою работу — и про то, что всё переменилось, когда она вышла замуж.