Изгои (джен)

Ойген держал на руках… жизнь. Крохотная девочка, завёрнутая в тонкое белое одеяльце, казалось, воплощала её собой. Ойген бы даже не мог сказать, красива ли она — сейчас такой вопрос показался бы ему абсурдным. Он заворожённо разглядывал крохотные сморщенные кулачки — и, не удержавшись, очень осторожно взял один из них в ладонь и обхватил его, кожей ощущая тепло.

— Ойген, — услышал он голос Марка и неохотно вернулся в реальный мир. — Правда, она невероятная?

— Да, — прошептал Ойген — и сморгнул, фокусируя взгляд на невероятно счастливом лице Марка. — Она… потрясающая. Это… это самое невероятное на свете… кажется… что я держал в руках вообще, — он мотнул головой и, улыбнувшись нежно и почти так же счастливо, как Марк, подумал, что надо положить малышку в странную пластиковую ёмкость без крышки, которая, видимо, заменяла здесь колыбель. На дне её лежало, кажется, что-то мягкое, но Ойген всё равно не мог никак выкинуть из головы мысль, что больше всего это напоминало ему пластиковую коробку для хранения разного, какую он видел в Икее, с тем отличием, что у той была крышка, и он даже в первый момент растерянно оглянулся в попытке её найти. Но крышки, конечно же, не было, и снова помотал головой и улыбнулся Энн.

Всё произошло довольно быстро — ну, по крайней мере, так ему позже сказали. Самому же Ойгену до сих пор казалось, что в его жизни никогда ещё не было такого долгого дня и вечера. Получив смс от Марка, он приехал в акушерский центр, на котором настояла мама Энн, категорично предпочтя его даже предложенной зятем хорошей частной клинике. Потому что именно здесь успешно родились все её дети, и даже акушерки, кажется, хорошо знали саму миссис Ли.

Именно её-то Ойген первой и встретил: миссис Ли расхаживала по коридору, как тигрица, и, кажется, даже стегала себя по бокам невидимым, но явно рисовавшимся у Ойгена в голове хвостом, и негромко, но очень быстро говорила с кем-то по телефону на китайском. Она улыбнулась Ойгену немного нервно и кивнула на стулья для посетителей, откуда ему устало и нервно помахал Мик. И когда Ойген опустился рядом с ним, ответил на невысказанный вопрос:

— Пока ещё нет.

— Будем ждать, — кивнул ему Ойген

Они помолчали, и спустя пару минут Ойген понял, что просто не выдержит это нервное напряжение в тишине.

— А ты как здесь? — спросил он негромко Мика.

— Ха! — Мик вскинул голову. — Они без меня ничего сделать не могут! — он нервно рассмеялся и добавил: — Я утром от мамы еду привёз, ну знаешь, как Энн любит... Марк ушёл в магазин... мы телек смотрели, и тут Энн палочки отложила и говорит: знаешь, братец, я думаю, я рожаю. Я чуть с дивана тогда не упал... а потом всё так быстро... и вот мы здесь... мама приехала... а теперь вот ты.

Они замолчали вновь, и это было удивительно понимающее и такое… мужское молчание. Ойген смотрел на куда более спокойного, нежели ощущал себя, Мика и думал, что тот в свои пятнадцать ведь знает о родах куда больше, нежели он сам.

— Это может быть долго, — словно угадав его мысли, успокаивающе добавил Мик. — Вот когда мама рожала последнюю из моих сестёр, это продолжалось вообще почти целые сутки! Вот тогда мы испугались, да. Так что, как говорит папа, не суетимся и ждём…

Ойген кивнул, хотя будь его воля, он тоже начал раскашивать нервно по коридору, но он смог заставить себя спокойно сидеть, предоставив хождение миссис Ли.

Минут через пятнадцать он осознал, что на смену сегодня вряд ли доедет — хоть и понимал, что должен, и что у него нет никаких причин сегодня её пропускать. Но у Ойгена просто не было сил встать и куда-то уйти отсюда — и он уже привычно позвонил Саймону, клятвенно себе пообещав, что на следующей неделе непременно отработает за него хотя бы одну смену. Тот, услышав, в чём дело, не только не отказался, не отказал, конечно, породив своим согласием у Ойгена даже лёгкое ощущение вины — и проблема разрешилась. Так привычно…

Спустя ещё пятнадцать минут у Ойгена зазвонил телефон, заставив его нервно вздрогнуть — и с тех пор уже не замолкал. Все, включая неугомонную Хэрриетт, откуда-то вдруг узнали, что он сейчас здесь, в клинике, и одолевали его звонками и сообщеньями. Только позже Ойген сложил два и два, но в тот момент в коридоре в его голове было пусто, и он был действительно удивлён. Но, говорить с людьми … это было неплохо: по крайней мере, ничего, кроме того, как успокаивать их, Ойген попросту не успевал. И не только делать, но даже думать. Прерывался он лишь на болтовню с миссис Ли и Миком, и провожал нервными взглядами проходящих с невозмутимыми лицами туда-сюда акушерок.

Так они провели, кажется, целую вечность. Ойген вставал пройтись и снова садился. Мик принёс им кофе в стаканчиках. Паршивый, но Ойген тогда даже не ощутил вкус. Он просто глотал его и прислушивался к негромким, как и бывает в подобных местах, звукам. Иногда он выцеплял из общего негромкого фона обрывки разговоров миссис Ли — и Мерлин его побери, до сегодняшнего дня он даже не знал, что крем для сосков существует, но был всей душой надеялся с тем, что та марка, которую миссис Ли требовала, кажется, от своего супруга, подойдёт Энн. Из другой беседы он узнал много нового о необходимости бандажей, а ещё каких-то травах, что дают младенцам…

Ближе к вечеру Мика, которого отправили сидеть с младшими, на посту сменил его отец, привезший всё то, что, на взгляд миссис Ли, Энн не собрала в свою «родильную» сумку — а больше ничего и не менялось. Только за окном стемнело…

Акушерки всё так же иногда говорили, что всё идёт хорошо, но Ойген бы многое отдал, чтобы самому убедиться в этом.

Часов в девять ему написала Ролин — узнать, как прошла его встреча и как он сам. Откуда она узнала о том, что Энн сегодня рожает, Ойген даже представить не мог, но полагал, что это особый талант любого хорошего журналиста. В этот уик-энд она вместо своего мини-отпуска, о котором они больше не говорили, работала на каком-то большом фестивале — и как раз на побережье в Дорсете, и Ойген изо всех сил старался не думать о том, что где-то там, совсем рядом — его дом, который ему больше не увидеть. Никогда. Там море, там сейчас хорошая музыка... да и погода стояла тёплая, и Ойген, с одной стороны, был рад за Ролин. Правда, рад. А с другой… нет — он просто запретил себе все чувства, кроме радости за неё. Незачем.

И сейчас, тупо держа в руках телефон, Ойген честно не знал, как ей ответить, тем более Маргарет Коллинз он твёрдо решил на ближайшее время выкинуть из головы. Он слишком уж волновался за Энн, и даже говорить о делах сил и желания у него просто не было.

Так что он просто написал Ролин:

«Мы тут сидим, нервничаем и ждём. Прямо сейчас. Мне почему-то страшно.»

И, лишь написав ответ, вдруг осознал, что боится по-настоящему — так, что внутри у него всё замерло и захолодело. Видимо, это стало, наконец, заметно — потому что Ойген так и замер, сжав телефон в руках и глядя куда-то в пространство, и пришёл в себя, когда мистер Ли подсел к нему с разговором. И Ойген ощутил благодарность за то, что кто-то просто сказал «как я вас понимаю». Просто слушать, как он спокойно и с юмором рассказывает о том, и что хотя его супруга рожала целых пять раз, он сам каждый раз не находил себе места от беспокойства, было… не так тревожно и помогло отогнать страхи и призраков в его голове.

Ойген с благодарностью бледно ему улыбнулся, возвращаясь в реальность, и обнаружил в телефоне непрочитанное новое сообщение от Ролин:

«Не волнуйся. Всё пройдёт хорошо. Ты же там. Напиши мне обязательно, когда всё случится.»

«Конечно, напишу — ответил он. — Как только это, наконец, закончится.»

Ойген даже точно не знал, сколько он там просидел, когда к ним вышла улыбающаяся акушерка и сказала, что Энн родила здоровую девочку. И почти сразу — или так почудилось? — к ним вышел Марк, и они все вместе смеялись, обнимались и жали друг другу руки — и договорились, что Ойген приедет завтра утром, потому что Энн сейчас очень устала и вообще…

Так что домой, спать Ойген вернулся ближе к полуночи. И, к собственному изумлению, заснул, едва коснувшись головою подушки. Проснулся он ещё до будильника без пяти семь, а в девять утра уже входил к Энн и Марку в палату. И теперь сидел там, в кресле и держал на руках самое удивительное создание в своей жизни.

— Она такая крохотная, — сказала Энн, когда Ойген, наконец, положил девочку в прозрачную колыбель и подошёл к ней. — Я помню младших — мне казалось, они были больше. Но врачи говорят, она, — Энн рассмеялась, — вполне стандартная: почти двадцать дюймов ⁽¹⁾. Но мне кажется, они меня обманывают.

— Она такая же невероятная, как ты, — сказал Ойген, осторожно обнимая Энн. Она выглядела неожиданно обычной — разве что слегка уставшей, но не слишком. И, конечно, сдувшейся, будто воздушный шарик — и всё же… всё же что-то в её лице неуловимо изменилось. Ойген не мог не то чтобы определить — даже поймать это, он даже, скорее, это ощущал, чем видел.

— Надеюсь, она будет лучше, — улыбнулась Энн. — Но вообще я хотела тебя спросить о новостях, — добавила она. — Ты ведь ездил вчера на встречу с этой акулой Коллинз. И как всё прошло? Найдётся на морском дне для нас какой-нибудь старый сундук дублонов?

— Ну, — Ойген сделал неопределённый жест, — если коротко, мы взяли паузу подумать. Но это точно не то, что я хочу делать сейчас, — он рассмеялся и обнял Энн, прячась за объятьями от ответа. Нет, не сейчас, попозже — ему просто нечего пока было ей сказать. Всем им. Ойгену просто необходима была пауза — хотя бы до вторника.

Посидев с Энн, Марком и малышкой, у которой ещё пока что даже имени не было, Ойген отправился в офис, решив там поработать и подумать в тишине. Решение не казалось ему простым, и ему не хотелось никого видеть. На долгие выходные все хотели разъехаться… ну, по крайней мере, говорили об этом… Но тишины не получилось: в переговорной обнаружился Саймон, встретивший Ойгена, самым предсказуемым из вопросов:

— Ну как там всё?

— Сложно сказать, — начал, защищаясь с порога Ойген. — До конца не определились… Решили до вторника паузу взять. Сам понимаешь… — бессовестно соврал он, пожимая Саймону руку.

И тут Саймон странно на него посмотрел:

— С чем не определились? Вроде девочка родилась?

— Девочка, девочка, — Ойген рассмеялся немного нервно. — Прости, у меня в голове всё уже в кучу. Я думал ты о делах и об этой зубастой леди… Но давай сегодня не будем говорить о делах. Я, возможно, слишком суеверен — но я бы предпочёл пока что помолчать на эту тему. Вот во вторник соберёмся и поговорим — я ведь только от Энн... Кстати, сам-то ты чего здесь? Воскресенье же вроде?

— Деб сегодня у родителей, — ответил Саймон, впрочем, он выглядел слишком довольным, похоже больше обычного, и его глаза вдруг засияли. — Слушай… я не собирался никому рассказывать пока, но тебе скажу… ты знаешь, что я сейчас делаю?

— Даже предположить боюсь, — улыбнулся Ойген, уже обрадовавшийся было, что тему сменить удалось, но от предчувствия новостей, о которых он смутно уже догадался, у него тоскливо засосало под ложечкой. Всё словно бы нарочно — один к одному…

1) Около 50 см.

Вернуться к тексту