Изгои (джен)

Время меняет людей, внешне и внутренне; с первым Констанс не повезло. Ойген снова вспомнил её, застывшую перед большим старинным шкафом, полным очаровательных детских платьев — мода так изменилась за это время. Особенно после войны… и Ойген возблагодарил все высшие силы за то, что доставшиеся ему воспоминания о войне были достаточно смазанными и смутными — и даже ими он не хотел бы делиться ни сейчас, ни когда бы ещё с Рабастаном. В отличие от магглов с их продуктовыми карточками и даже волшебников, два вампира могли бы назвать эти времена... удивительно сытными — и на этом Ойген заставил себя вернуться снова к большому шкафу, перед которым стояла маленькая девочка, которая уже с трудом понимала, сколько ей лет.

…Взгляд Констанс бездумно бродит по детской одежде — и она не может на неё больше смотреть. Где-то в соседней комнате слышен голос Хелены, которая с этой лунатичной лаской её зовёт:

— Малышка! А где моя малышка? Мы же пойдём сегодня снова гулять?

Констанс уже давно не называет её мамой, но та словно бы не обращает на это внимания, живя в каких-то своих мечтах. И не видит и не чувствует, насколько муторно, тоскливо и темно в душе у Констанс…

…Снова лето и снова вечерний парк — нет, это совсем другой парк, не тот, в котором всё началось когда-то — и Констанс смотрит на влюблённые парочки на скамейках, жмущиеся друг к другу, и мрачнеет от понимания, что она сама никогда не будет сидеть вот так. Она смотрит на проходящую мимо молодую маму с коляской — и думает, что у неё самой не будет детей. Никогда. Не будет даже того, о чём не говорят, но без чего не могут обойтись даже приличные леди. Она не вырастет, не постареет, как те старухи, чья кровь совсем не такая вкусная, как ей хотелось бы, но зато за ними никто не следит, пока они медленно чахнут и умирают…

…Они гуляют — и вдруг видят семейную пару с мальчиком примерно лет пяти, который с улыбкой указывает на них пальцем. Он даже меньше, чем теперь навсегда Констанс… и у него такие же светлые волосы, как у неё — и как у её «мамы» Хелены Уоррен.

— Дорогая, ты хочешь братика? — нежно спрашивает её «мама» — и Констанс знает, что, что бы она ни ответила, её не услышат…

— Никто и никогда не слушает детей, — зло перебил вдруг Рабастан. — Как будто это домашние эльфы или предмет интерьера такой. И знаешь — все так удивляются, когда такое кресло тебя вдруг кусает. А это… то, что сделала эта леди, — он почти выплёвывает слова, — это просто подло. Тварь. Я ведь правильно понял, что будет дальше? Всё как у классиков, да?

— Да. Той же ночью Констанс убила «мать», — Ойген кивнул. — Просто, безжалостно и... так буднично... она научилась хорошо убивать...

— А потом она вернулась к сестре? — голос Рабастана прозвучал и напряжённо, и… так задумчиво, будто бы он ожидал вполне очевидный ответ.

— Вернулась, — кивает Ойген. — Вот только сестре было уже глубоко за тридцать, у неё были ребёнок и муж... неприятный тип. Констанс видела, как он ударил её сестру... и больше он домой не вернулся. Не то чтобы Меридит об этом жалела… — Ойген чуть усмехнулся и закончил: — Вот так Констанс поселилась в злополучной квартире, где жил пожилой джентльмен, контуженный на войне.

— Её сестра знала? — спросил Рабастан уже почти спокойно.

— Знала, — кивнул Ойген. — Констанс навещала её по ночам и расчёсывала ей волосы. Она же помнила сестру подростком — а когда вернулась, та была уже взрослой женщиной… а потом вообще старухой. По-моему, Констанс с этим так до конца и не смирилась.

— А Меридит? — Рабастан уселся, наконец, удобнее, облокотившись спиной о ножку стола — они так и сидели с Ойгеном на полу кухни.

— Сначала Меридит думала, что это сон, потом... мне кажется, она уже тогда начала терять грани реальности, и приняла возвращение семилетней сестры словно данность. Примерно тогда она начала говорить, что её сестра стала феей. Знаешь, пожалуй, Констанс оказалась куда лучше сестры приспособлена к жизни... или её подобию. Она ведь после смерти «матери» жила одна — и замечательно справлялась: тихо путешествовала по стране, тихо, не привлекая внимания, питалась старухами и стариками, лишь иногда срываясь на более питательную... добычу, но всегда хорошо подчищала за собой... Платила по счетам, даже сестре помогала.

— А откуда она брала деньги? — задал вполне логичный вопрос Рабастан, и Ойген сглотнул неприятный привкус снова взбунтовавшегося желудка.

— Она была умна, практична и небрезглива. А маггловские бумажки — сор не только для нас.

— Был, — вздохнул Рабастан.

— Да уж, — усмехнулся Ойген, поняв, как забавно он оговорился. — Затем квартира досталась наследнику старика, и его должны найти, скорее всего, на том пожарище... Или не найти, если Аврорат хорошо поработал. И да, ответ на вопрос «почему Конни Фейтфулл росла без отца» я теперь, к сожалению, знаю.

— Тоже мёртв? — понимающе предположил Рабастан.

— Почему же сразу мёртв? — почти улыбнулся Ойген. — Нет, он угодил в психушку, а потом, когда его выпустили, переехал далеко-далеко, — он слегка помахал рукой, то ли шутливо с тем прощаясь, то ли отгоняя образ крупного нескладного фабричного мужика, на которого не повезло уродиться похожей его несчастной дочери.

Ойген подумал, что совсем немного знает об отце Северуса — он и видел-то его, наверное, всего два раза — но, похоже, это какая-то такая общая порода, портящая своим детям жизнь.

— Почему в психушку? — спросил Рабастан.

— Так сложилось…

…Иногда Констанс надоедало жить на одном месте, даже рядом с дорогой сестрой — и тогда она отправлялась в путешествия, и терялась иногда во времени, и вернуться могла только через несколько месяцев или даже лет. В тот год она вернулась из поездки в Европу и не застала Меридит.

Сперва она напугалась, а затем разозлилась, узнав, что же произошло. В квартире всего две комнаты и четыре жильца. Да, её Меридит была слегка не от мира, даже того, в котором приходилось существовать самой Констанс… бедняжке в лечебнице будет лучше — сказала та ирландская выскочка с первого этажа, с которой Меридит дружила со школы. Сказала это мужу её племянницы, и тот даже раздумывать долго не стал. Подонок и мразь. Даже вещи её увёз. Их с Мерри-можно-можно-мне-тоже-померить вещи… Конечно, Констанс не пожелала смириться с подобным поворотом — и Меридит вернулась домой, а с мужем и с соседкой разобрались… птицы. Птицы — и ещё немного той ментальной магии, которой мастерски владеют вампиры. И если зятя Меридит увезли в сумасшедший дом и заперли там как буйно помешанного, то соседку она оставила доживать в рабстве у канареек. Стая, которая преследовала её попятам и никогда не давала расслабиться. Разве что когда та доставала школьную фотографию и мучилась чувством вины. Констанс постаралась, чтобы она хорошо усвоила свой урок. К тому же канарейки — это так мило. Птицы ей всегда очень нравились.

— Канарейки тётушку Уолша и доконали, — жестокое и чужое веселье странно отозвалось в Ойгене, и всё же он не мог не отдать должное остроумию Констанс. Лет в шестнадцать он бы и сам с удовольствием устроил кому-то подобное развлеченье. — А квартиру отмывать пришлось нам. Впрочем, Констанс винила себя, что уехала так надолго, и ей было больно видеть, как изменилась Меридит. Её это ужасно выбивало из колеи… но они так как-то прожили сколько-то лет со всеми этими криками «Кось» из окна — покуда не пришёл я и не опубликовал эту историю, — он вздохнул. — И не начал общаться с её двоюродной внучкой, и вообще… она за мной следила, знаешь. Долго… я теперь вспоминаю некоторые вещи — и… Кстати, в соседней квартире я думаю, найдут сгоревший саймонов ноутбук… она тогда в парке… нет, ничего такого... просто смотрела, как меня бьют… они тоже её слегка удивили... а потом забрала у придурков рюкзак, и они об этом даже не вспомнили. Так у неё оказались мои ключи, и она открыла дверь без всякой Аллохоморы…

— Зачем ей твой ноутбук? — Рабастан действительно удивился.

— Мы, брат мой, поставили Констанс в тупик — она никак не могла понять, что мы такое и что можем знать. Наверное, если бы она читала магические газеты, мы бы могли стать пищей намного раньше. Она действительно заботилась о племяннице и сестре.

Ойген даже вздрогнул, вспомнив ощущение её растущего раздражения и беспокойства, перерастающих в злость, которым она тоже поделилась с ним. Что ж, теперь он вполне понимал её…

— Мы взбаламутили её сонный пруд? — Рабастан наклонил голову вбок.

— Можно и так сказать, — Ойген дёрнул плечом. — Она считала, что мы привлекли к ней внимание кого-то из таких, как она… Констанс была в безопасности, пока о ней просто никто не знал. Как о факте… но… Все эти городские легенды и фото… её заметили, и она принялась подчищать следы. Все, кто её когда-либо знал или просто видел… Она не торопилась — схема у неё была уже отработана… старые люди, они вообще имеют склонность чахнуть и умирать. Но… кольцо стягивалось… Все эти туманы, донимавшие нас последний месяц, и то, что случилось с её сестрой… она действительно растерялась и разозлилась. Мы в её списке были последними. Но она никак не ожидала, что за ней придёт Аврорат. Я бы многое отдал, чтобы увидеть передовицу «Пророка».

Он умолк, качая головой. Рабастан тоже молчал — а потом вдруг хмыкнул:

— Все беды в мире от юных прекрасных барышень.

— Да ну не все, — нервически улыбнулся Ойген.

— Все, — категорично повторил Рабастан. — Возьми любые катаклизмы — и там непременно будет хоть одна.

— И чем она юней и прекрасней, тем больше должна быть дуга, по которой нужно её обходить, — Ойген улыбнулся немного расслабленнее и шире.

— Вот-вот-вот, — Рабастан назидательно воздел палец. — И должен признать: ты перещеголял меня по молодости своей тайной дамы.

— Да ей давно за восемьдесят! — возмутился Ойген шутливо, отчётливо чувствуя, как обруч, сжимавший голову, начал медленно разжиматься.

— Это тоже своего рода рекорд, — и не подумал сдаться Рабастан. — И я вряд ли его когда-нибудь побью.

— Да, полагаю, это без шансов, — глубокомысленно кивнул Ойген — и они снова нервно расхохотались. — Слушай, — он потянулся вверх, стащил со стола кухонное полотенце и вытер им всё ещё мокрые волосы, — а я, пожалуй, не пойду сегодня ни-ку-да. Нет у меня сил работать, пока не вытрясу остатки этой дряни из своей головы. Так и рехнуться совсем недолго.

— Ты знаешь, я одного только понять не могу, — Рабастан склонил голову уже к другому плечу.

— Всего-то одного? — иронично уточнил Ойген.

— Почему они нас не забрали. И вообще…

— Вообще что? — Ойген поёрзал, устраиваясь поудобнее. Ему хотелось лечь — но ведь не здесь же! А до гостиной или спальни ещё нужно было дойти… Впрочем, можно было, например, вытянуть ноги поудобней под стол. В детстве прятаться под столом же было здорово — почему им тут сейчас сидеть нельзя?

— Почему они так вовремя пришли, и вообще у нас объявились, — закусил губу Рабастан.

— Думаешь, они следят за нами? — спросил Ойген. Ему это не однажды приходило в голову — ещё со времён той истории с детективом Блэком.

— Или за ней, — разумно возразил Рабастан. — Не исключено, что мы пропустили что-то из текущей межвидовой политики. Свои её вычислили, вокруг штабелями сплошные трупы — и вот навели Аврорат на след… а те решили с поличным героически брать, приходят спасть заложников… а тут… ты да я вместе в одной кровати, — он хмыкнул, и Ойген почти заржал:

— Бедные авроры. Такой сюрприз… Нашей репутации ниже уже падать-то просто некуда, а им теперь с этим жить. И всё же… — он сбросил напускную весёлость и задумался, вспоминая: — А знаешь… может, ты и прав, и так и было. Один… я даже голос, вроде, узнал, но вряд ли вспомню, чей он — он спросил, а не мерещится ли ему. Второго… я точно прежде не видел. И они оба похоже, что до последнего момента знали, кого найдут, пока не посветили палочкой мне в лицо…

— Ну, то есть мы с тобой везунчики, — подытожил Рабастан, опять вставая. — Но эта какая-то сомнительная удача. Принести тебе сюда телефон?

— И налей, пожалуйста, чаю.

Рабастан поднялся и отправился в спальню — а Ойген так и остался сидеть на полу, думая, что здесь, пожалуй что, вполне удобно. Вернувшийся Рабастан кинул ему телефон и большое полотенце, а затем, налив им обоим уже остывшего чая, снова рядом с Ойгеном устроился на полу — было в этом что-то уютное…

Первым делом Ойген позвонил Саймону. Конечно, правду ему Ойген рассказать не мог — пришлось немного приукрасить их ночной пожар.

— Какое-то у вас там проклятое место, — сочувственно пошутил Саймон. — То старушки падают во двор, теперь вот пожары…

— Ты знаешь — мы с Асти тоже задумались не позвать ли священника, а может и просто съехать, — попытался пошутить Ойген, не совсем понимая, где именно кончается шутка и начинается здравая мысль, — И, в общем, как-то всё это непросто было… меня до сих пор потряхивает. Ты не можешь…

— …выйти за тебя? — добродушно усмехнулся в трубку Саймон. — Выйду, разумеется. Ты позвонишь Уолшу?

— Да, конечно, я с ним всё улажу, — заверил его Ойген.

Уолш ему тоже посочувствовал, и на сообщение об очередной замене отреагировал на удивленье благосклонно — так что к Рабастану Ойген повернулся с радостным:

— Мне кажется, нам нужно это всё отпраздновать. У нас же найдётся бутылка вина?

— У нас и виски есть, — ответил тот. — И пиво ещё в холодильнике. И вообще почти что нормальный бар… и да — отметить определённо нужно. Ты знаешь, — добавил он, когда они уже уютно устроились на той же кухне на полу, но уже не с чаем, а с вином, сыром, яблоком и апельсином, — я всё думаю… может быть, нам как-то задуматься о переезде всерьёз?

— Я бы с радостью, — признался Ойген, делая глоток вина и думая, что уже не помнит, когда так пил в последний раз. Где-нибудь в заброшенном классе? — Но на что? — на самом, Ойген сидя вот так, с бокалом в руке считал, что сейчас это было бы очень вовремя и уместно — но только вряд ли они с Рабастаном смогут в обозримом будущем себе подобную роскошь позволить, потому что где они ещё найдут нормальную квартиру за такие деньги?

— Ну, прошлой зимой мы об этом даже не задумались, — напомнил Рабастан.

— У нас тогда вещей всех было — пара сумок и компьютер, — возразил Ойген. — И, честно говоря, тогда мы попросту сбежали. Сейчас, мне кажется, это будет сложнее, — он обвёл взглядом комнату. — И денег сейчас нет — совсем. Но давай и правда подумаем в эту сторону?

— Давай, — кивнул — и вдруг поднял бокал и торжественно провозгласил: — И да, с днём рождения, Ойген!

— Так ведь через три недели же? — Ойген удивлённо округлил глаза.

— С нашим новым общим днём рождения, — возразил Рабастан, и они засмеялись. — Я уже со счёта сбился, честно говоря, сколько раз в год нам полагается с тобою праздновать, учитывая, сколько раз мы остались живы. Но этот день я предложил бы всё же запомнить — и отмечать вдвоём.

— Кто бы на моём месте стал возражать, — Ойген тоже поднял свой бокал и повторил: — С днём рождения, братец! Дай Мерлин, Салазар Слизерин и Господь, чтоб не в последний раз…