Изгои (джен)

Ойген очень любил тот момент, когда он подходил к зданию, в котором когда-то располагалось одно из интернет-кафе Уошла, а теперь были Зеркала, о чём свидетельствовала таблички у входа. Тут многое изменилось, и снаружи, и изнутри: улицу привели в порядок, добавили свежую разметку под парковочные места и стойку под велосипеды. Даже дверь стала куда приветливее, и хотя само здание внешне не изменилось — кто бы им позволил менять его исторический облик? — но теперь оно выглядело как в свои лучшие дни, и окна на всех этажах буквально сияли свежей краской и чистотой.

Внутри же изменения были на порядок сильней, и в прежние времена Ойген бы весьма удивился, как магглы умудряются справляться за такие короткие сроки без магии ну и пары домовых эльфов. Колокольчик на двери они сохранили, однако вместо стойки, за которой он провёл так много часов, и привычного зала кафе Ойген вошёл в небольшой холл с лестницей, уходящей наверх: теперь, чтобы попасть на второй этаж, больше не нужно было обходить здание — достаточно было миновать пост охраны. Как и чтобы пройти насквозь и выйти на задний двор, который тоже существенно отличался от того, каким Ойген увидел его впервые — с кучей строительного мусора и парой луж. Теперь это было место отдыха, куда сотрудники с удовольствием выходили посидеть, перекусить на свежем воздухе, пообщаться или же покурить в перерывах между работой.

Сейчас здесь с учётом разницы в условиях, графиках, командировках и отпусках работало семьдесят человек с лишним, начиная с самого Ойгена и заканчивая уборщицами, без которых коллектив такого размера просто утонул бы в грязи.

Раньше представления Ойгена о работе крупной организации начинались и заканчивались Министерством Магии, о котором у него, честного говоря, осталось довольно предвзятое впечатление. Когда они только обдумывали, что хотят получить, в его голове на первом этаже рисовалось что-то вроде открытого офиса со столами, разделёнными невысокими перегородками, а на втором с комфортом расположилось бы руководство. И даже в его голове кабинетов на всех почему-то всё равно не хватало, зато всё время норовили вылезти злосчастные бумажные самолётики, летающие туда-сюда. Так было ровно до того момента, пока его просто не подняли на смех.

Саймон, успевший поработать в большой компании, объяснил, смеясь, что это не самая удачная идея, и что программисты — они, по сути, как дети, и если оставить их где-то одних, то без своего руководства они быстро найдут, как бы им занять себя чем-то ещё, кроме работы. И здесь, как с детьми, эффективней работать командами, которые бы сидели вместе, делали одно дело и не мешали другим. Так что теперь здание было разделено на удобные просторные комнаты, в которых сидело по несколько человек, занимавшихся своими проектами и заданиями.

Энн, отложив в сторону написание кода, возглавила рекламный отдел, состоящий сейчас из шести человек: их окна располагались в самом конце здания, где когда-то был самый дальний угол кафе. Её муж обитал в другом крыле, возглавляя команду, занимавшуюся пользовательским интерфейсом Зеркал, там, где когда-то была комната отдыха. После переносов всех стен рядом новой серверной расположился Лукас и его ребята, на плечах которых лежали все серверные работы, и, насколько Ойген понимал, команды Джозефа с Саймоном располагались примерно там же, хотя от прежней планировки кафе остались разве что туалеты и серверная.

Второй этаж был более узнаваем. То, что когда-то было фотостудией, стало так называемой точкой сбора и смесью неформального конференц-зала и комнаты отдыха, где на полу хаотично лежали кресла-мешки, чередуясь с обычными креслами и диванами. При необходимости их было легко убрать или сдвинуть, освобождая место, где, как и прежде, можно было провести отличную вечеринку, от которых Ойген как идеолог новой корпоративной культуры и не думал отказываться, тем более, что теперь часть их старой тусовки работала вместе с ним.

При новом ремонте живопись на стенах, конечно же, сохранилась. Впрочем, на других этажах и в других помещениях добавилась новая: облагороженная кирпичная кладка была тем, что всем им нравилось в интерьере — она оставляла место для творчества. К тому же на этом можно было вполне себе сэкономить, и Ойген вполне обоснованно полагал, что именно потому лофт никогда не выйдет из моды. Так что у них были кирпичные стены и много зелени: традиция принести цветок едва не превратила их офис в джунгли, и из права пришлось сделать это практически привилегией.

Там же, на втором этаже, располагались переговорные разных форматов, которые редко оставались пустыми: производственные совещания, встречи, брифинги хаотично чередовались межу собой, создавая привычный рабочий круговорот.

Помимо ещё нескольких команд программистов, здесь находился и многочисленный шумный отдел, отвечавший за модерацию и техническую поддержку пользователей Зеркал под руководством неугомонной Хэрриетт, в котором совмещал с колледжем начавшуюся задолго до их взлёта карьеру первый наёмный сотрудник Ойгена — брат Энн Мик.

Кабинет Ойгена располагался в той части, где ещё год назад обитало барахло Уолша, лежал строительный мусор и вновь накопившиеся пустые бутылки. Теперь мусор выбрасывался будто бы сам собой, полы и окна были всегда идеально чисты, цветы политы, кофе в кофейных машинах не заканчивался, как и печенье, пакетики с чаем и вода в кулерах. А Амина носила приличный строгий костюм и появлялась, словно по волшебству, чтобы спасти беспомощных программистов почти от всех ужасов жизни, вроде засорившейся новенькой раковины в туалете, и Ойген пребывал в лёгком восторге от того, сколько связей нашлось у неё, чтобы их мелкие бытовые проблемы быстро и эффективно решались.

В бывшей же кухне теперь находилось рабочее место Толлета, которому действительно требовалось уединение, и его развлекала живопись на стенах, в то время как сама кухня перебралась в отремонтированный подвал, в котором так же нашлось место для столиков, стульев, теннисного стола, мини-хоккея и ещё кучи настольных игр и проектора. При желании там можно было собраться и посмотреть кино, что происходило по вечерам минимум два раза в неделю.

Впрочем, сам Ойген такого удовольствия был почти что лишён. Его день был обычно расписан от и до, и он в какой-то момент даже завёл секретаря, на которого постепенно сбросил огромное количество мелких организационных вопросов и текучки.

С секретарём Ойгену, он считал, действительно повезло. Вытащила из каких-то неизвестных бездн Хэрриетт, и, на первый взгляд, он не произвёл на Ойгена впечатления серьёзного работника: худощавый высокий парень лет тридцати с серебряным колечком в левом ухе и стянутыми в хвост густыми пшенично-светлыми волосами. Звали его Роберт Роберт — Ойген даже в первый раз переспросил у Хэрриетт, решив, что ослышался, и в ответ услышал грустную историю об искромётном чувстве юмора родителей мистера Роберта, назвавших и сына, и его младшую сестру Робертом и Робертой.

— До чего же жестокие люди, — возмущалась по этому поводу Хэрриетт. — Вы только представьте, каково им было учиться в школе! И, вообще. Но Берт хороший, и мне кажется, он вам понравится — только не называйте его, пожалуйста, Бобом, — попросила она. — Он этого почему-то ужасно не любит.

— Да, ему можно только посочувствовать, — согласился Ойген и попросил: — Ты предупреди про Боба и остальных. Кстати, что насчёт Робина?

— Нет, точно нет. Знаете эту жуткую детскую песенку про людоедство?

Песенки Ойген не знал, но покивал всё равно с большим пониманием — нет ничего страшней детских песенок и стишков, если тебе не повезло оказаться героем.

В деле мистер Роберт оказался по-настоящему хорош, и влился в их стремительно растущий коллектив легко и быстро. Его единственным недостатком, если это можно было так назвать, была удивительнейшая невозмутимость, и Ойгену порой казалось, что вывести Роберта из себя можно только называя его Бобом, Робином или жуткой комбинацией из них двух, и ещё спросить, не ел ли он мясника на завтрак.

— Доброе утро, мистер Мур, — Берт символически привстал ему навстречу, и Ойген помахал ему рукой. — Как вчера прошла встреча с RBS⁽¹⁾?

— Ну, теперь, с нашим-то темпом развития и капитализацией, все хотят поддержать наш стартап, — довольно фыркнул Ойген. — Всю встречу чувствовал себя каким-то мифическим единорогом.

— Мы соглашаемся или нет? — произнёс спокойный низкий голос, и в дверях приёмной возникла широкоплечая фигура Питера, в привычно идеально сидящем на нём костюме.

Питера они переманили из Интела директором по разработке, как только набрали первый десяток новых сотрудников, и рабочий процесс начал грозить превратиться в хаос. Они быстро сообразили, что им нужен кто-то с действительно высокой квалификацией, который сможет привнести в их почти что клуб по интересам стандарты промышленной разработки ПО, без которых, как быстро выяснилось, крупные команды просто не могут работать. К некоторому удивлению Ойгена, Питер согласился почти сразу, и за это время проделал замечательную работу, от которой сам же получал огромнейшее удовольствие.

— Такую же зарплату мы сразу тебе не предложим, — сказал Ойген, когда звал его ещё осенью. — Зато можем предложить адский объём работы и блистательные, по оценкам аналитиков, перспективы роста компании. Хочешь сменить стабильность на большое количество нервов и хронический недосып?

Одними перспективами светлого будущего Ойген, конечно, не ограничился, и в этот раз это уже не была салфетка — это была вполне официального вида бумага и опцион на три процента компании, одобренный полным составом их нынешнего совета директоров, увеличившегося на целого Уолша. Всё, что Ойген мог пока предложить человеку, который навсегда впишет своё имя в эффективную организацию индустрии, напишет не одну книгу, и прочитает не один курс, а также в скором времени будет вынужден компенсировать «чудовищную аэрофобию» мистера Мура, мешающую ему лично вести переговоры вдали от Лондона. Но этому ещё только суждено было произойти, а тогда Питер взял время на размышления, а потом перезвонил и пригласил Ойгена на «Фауста» Гуно. И перед спектаклем, когда они стояли у окна в фойе Ковент-Гардена, сказал:

— Ты знаешь, я почитал, подумал и решил рискнуть. В конце концов, в своё время ещё Стив Джобс доказал, что многие взрослые и серьёзные люди глубоко в душе хотят подняться на пиратский корабль и отправиться в бурное море, — белозубо улыбнулся он. — Но мне бы не хотелось обрубать концы, так что я бы ушёл спокойно в конце года, всех предупредив заранее. Впрочем, я могу начать пока неофициально, просто как будущий акционер, — он белозубо улыбнулся.

— Как скажешь, — Ойген просиял. — Не нужно обрубать концы, конечно, — поддержал он Питера. — Расставаться нужно хорошо, когда это возможно.

— Я тоже так считаю, — согласился Питер и открыл программку. — Ты обратил внимание на то, кто сегодня исполняет Зибеля?

— Я не успел, — смущённо признал Ойген, открыв свою. — О. Марич, — он заулыбался. — Я знаю, ты фанат!

— О да! — охотно согласился Питер. — И надеюсь перетянуть тебя в наш лагерь.

— Это будет достаточно просто, — улыбнулся Ойген. — Я уже практически там.

Опера как будто бы дразнила его: если денег Ойгену теперь хватало на более чем приличные, приличные, пусть и не самые дорогие билеты, то со временем была беда, и даже хотя бы один вечер в месяц у него никак не выходило выкроить. Впрочем, Ойген обещал себе всё время, что потом, когда их растянувшийся на год аврал закончится, он всё наверстает — а пока что его жизнь и так отнюдь не была скучной.

Впрочем, опера могла подождать, а прямо сейчас Ойгена занимали куда более приземлённые и далёкие от искусства вещи.

— Мы ждём бумаг, всё изучаем, потом думаем и голосуем, — сказал Ойген и попросил: — Роберт, чаю завари, пожалуйста! У нас с мистером Грантом производственное совещание ближайшие минут сорок.

— Всенепременно, — к чему, к чему, а к этому Роберт уже привык. — Мистер Мур, у вас сегодня ужин с представителями Virgin в центре, — напомнил он.

— Во сколько? — а вот об ужине Ойген действительно позабыл.

— В семь. Вот адрес, — Роберт протянул ему жёлтый стикер. — Я напомню вам ещё раз в пять часов.

— Спасибо, — Ойген улыбнулся. Всё-таки Роберт его уже отлично знал.

Когда Питер ушёл, Ойген задумчиво посмотрел на свой усталый портрет за авторством Изи Роузмонд, висевший теперь за стеклом в алюминиевой икеевской рамке, вздохнул и несколько часов посвятил входящей корреспонденции. Письма, письма… разговоры… С тех пор как Ойген, осознал себя владельцем неожиданно выстрелившего в Британии стартапа, он стал к тому же внезапно для самого себя медийной фигурой, и уже более чем удовлетворил свою тоску по светской жизни, однако же та и не думала заканчиваться. Напротив, становилась лишь интенсивнее — а ведь всё началось, как Ойген понимал сейчас, с того самого интервью на студии у Ролин… с которой он сегодня очень надеялся пообедать несколько позже обычного: если они с ней встретятся в два, то она успеет на эфир в четыре, а у него останется время ещё немножечко поработать, а потом можно будет заехать домой — переодеться к ужину. Они с ней ещё позавчера договорились, но в час Ролин ему перезвонила и расстроенно сказала, что у неё сегодня перед эфиром образовалась встреча, так что на обед она не успевает. Может, завтра?

Ойген грустно повздыхал, но с ним самим подобное происходило слишком часто, чтобы он не мог понять Ролин. Он просидел в кабинете до пяти, пообедав пиццей, и засиделся бы и дольше, если бы Роберт не напомнил ему об ужине. Так что Ойген, поглядев в окно, за которым накрапывал пусть летний, но всё же неприятный дождь, вызвал такси и добрался до дома сухим, и к тому же быстро. И с порога уже привычно едва не споткнулся о вьющегося в ногах Базиля, который всегда каким-то непостижимым образом узнавал, что Ойген вернулся, и выходил его встречать.

Базиль завёлся у них сам собой. В буквальном смысле: Ойген как-то раз в начале осени просто проснулся и обнаружил того спящим у себя на голове. Вспоминать и рассказывать об этом было смешно, но в тот миг Ойген совсем не веселился: когда он, проснувшись, ощутил, что у него на голове что-то лежит, он принял это нечто за подушку и смахнул было её, но потом «подушка» замурлыкала. И Ойген в первый миг похолодел и, резко дёрнувшись, почти подпрыгнул, развернулся и уставился на невозмутимо глядящего на него чёрного зеленоглазого кота.

— Бастет, — пробормотал Ойген, откидывая дрожащей всё ещё рукою волосы со лба. — Откуда ты вообще?

Кот, к счастью, не ответил, но это и не требовалось: открытое окно и ветка дерева неподалёку говорили за себя.

Сначала Ойген с Рабастаном решили, что кот принадлежит соседям. И, поскольку тот не обнаруживал ни малейшего желания покидать их дом, Ойген в тот же день развесил всюду объявления, а заодно купил лоток и корм — на всякий случай, абсолютно убеждённый, что от силы через пару дней они уже нужны не будут. Но как бы ни так: на объявления никто так и не откликнулся, и через неделю Ойген с Рабастаном решили, что теперь это, видимо, их кот. Тем более что тот чувствовал себя в их дома так, словно жил там с самого рождения, и даже успел обзавестись любимыми местами, вынудив освободить для него кухонный подоконник и не занимать левый, если смотреть от двери, угол дивана в гостиной. Спать кот приходил к Ойгену, а с Рабастаном любил сидеть на лестнице и наблюдать, как тот рисует.

Оставалось только выбрать имя. Ойген с Рабастаном спорили о нём почти две недели, но решение пришло само в тот миг, когда они увидели, как их новый тогда ещё постоялец жадно объедает листья фиолетового базилика, ещё даже не извлечённого из пакета.

— Коты не едят базилик! — воскликнул Ойген. — Асти, он же пахнет! Базилик. Коты не должны есть пряности!

— Едят же они мяту, — возразил Рабастан. — Кошачью, правда…

Он наклонился было, чтобы забрать базилик, но Ойген его остановил:

— Подожди! Пусть ест — мне интересно, сколько в него влезет.

— Паста без базилика? — осведомился Рабастан, и Ойген махнул рукой:

— Ну, ведь не съест он всё. Давай посмотрим? Асти, ну ведь это нонсенс — чтобы коты ели базилик!

Рабастан в ответ лишь философски пожал плечами и предложил:

— Давай так его и назовём?

— Базиликом? Почему бы и нет: будем всем говорить, что он у нас тут… пророс и остался! — радостно согласился Ойген — и так кот обрёл своё имя, очень быстро сократившееся до Базиля.

Вскоре выяснилось, что, помимо базилика, из странного кот ест ещё картошку — в основном в виде пюре и чипсов — спагетти, малину и кофе с молоком. Последнее они обнаружили случайно, когда у них гостили Энн с малышкой, и с тех пор Рабастан по утрам наливал в маленькое блюдце немного молока, разбавлял его водой и добавлял совсем чуть-чуть кофе и угощал кота.

— Асти, я дома! — крикнул Ойген, подхватывая кота на руки.

— Смотри, что у меня есть! — крикнул сверху Рабастан, и Ойген, сбросив лёгкие ботинки, побежал наверх.

В комнате у Рабастана, кроме кровати, стоял большой… очень большой стол, за которым тот работал. Обычно он был завален набросками, рисунками, карандашами и чем-то ещё, чему Ойген не знал даже названия, и лишь край у стены, как правило, был свободным, потому что там располагался унаследованный от Толлета Макинтош, доставшийся Рабастану после того, как его прежний хозяин взял себе станцию помощнее.

— Мне тут поступило предложение с ITV по поводу веб-сериала про принцессу, — сказал Рабастан, и Ойген заулыбался. В сериале уже насчитывалось шестнадцать серий, и Ойген давно мечтал, чтобы его показали… где-нибудь. — Они считают, что у него есть шанс повторить успех Маппетс Шоу, — добавил Рабастан. — Я, конечно, делю их слова на два… или уж на десять, если пошло, но…

— Говори с ними о чём угодно, — сказал Ойген, — но без наших юристов ничего не подписывай. Пожалуйста!

— Ойген, мне не три года, — вздохнул Рабастан. — И я знаю, что маггловские контракты бывают пострашнее магических. Там-то если что — просто покроешься волосами сразу, а тут и не заметишь, как окажешься прикованным за ногу к рабочему столу и проведёшь за созданием мультиков остаток жизни. — Ойген открыл было рот, но Рабастан сделал упреждающий жест: — И даже не напоминай мне про авторские права на музыку! А ты сегодня что так рано? — сменил тему он.

Кот вывернулся из рук Ойгена и запрыгнул на подоконник, где тут же принялся вылизываться.

— У меня сегодня встреча с людьми из Virgin, — ответил Ойген. — Хочу передохнуть и привести себя в приличный вид. Нарисуй мне какое-нибудь напутствие, а? — шутливо попросил он.

Эта традиция зародилась случайно: как-то ещё прошлым летом, когда Ойген шёл на важную встречу, и заметно нервничал по этому поводу, Рабастан нарисовал ему на визитке смешного зайца с плакатом: «Я же лучше всех!» и вручил со словами:

— Держи. В тяжёлые моменты он тебе напомнит, кто ты.

Визитку эту Ойген благополучно потерял, и к следующей встрече попросил такую же, но Рабастан, конечно же, не повторился, и Ойген получил довольного собой ежа. Затем спаниеля, потом воробья, быка, гиппопотама, курицу, лосося, поросёнка, лебедя, лисицу и много других тварей божьих, включая парочку геральдических — и с тех пор собирал эти визитки в отдельную коробочку, решив, что когда наберёт сотню, устроит маленькую выставку на Зеркалах. Правда, визитки Лимбуса к осени закончились, и теперь Рабастан рисовал на новых фирменных с логотипом Зеркал.

— Момент, — Рабастан, у которого в ящике стола тоже была уже специальная коробочка, достал визитку, посмотрел на вытянувшего вверх заднюю лапу кота, и буквально одной линией изобразил его на карточке, а затем протянул её Ойгену, и оба они рассмеялись.

Затем довольный, как нарисованный кот, Ойген отправился в ванную и долго стоял под душем, тщательно выбрился, а потом немного повалялся перед телевизором на диване — и в четыре минуты седьмого пошёл собираться. Ужин предстоял серьёзный, и Ойген надеялся, что он станет началом очередного плодотворного сотрудничества.

1) Королевский Банк Шотландии.

Вернуться к тексту