Изгои (джен)

Ойген сам не ожидал, что у него выйдет так здорово. Нет, в самом деле! Он сидел и любовался на только что переделанную новостную страницу — и ловил себя на том, что не до конца верит в то, что сделал это. Сам. Один! Почти один — потому что он несколько раз консультировался с Джозефом, а над оформлением они работали вместе с Рабастаном. Но всё равно, главное и основное он ведь сделал сам! Сам написал на PHP скрипт, который соединялся с базой, вычитывал записи и выводил их в аккуратную ленту, разбитую на страницы по двадцать штук. И это было сродни магии — да нет, это, в общем-то, и была магия! Он плохо знал, как создаются заклинания — потому что никогда этим особенно не интересовался — и теперь ему казалось, что это должно происходить как-нибудь похоже. Такая же кропотливая и нудная работа — а в итоге возникает нечто новое и почти самостоятельно живущее… или же, по крайней мере, функционирующее.

Ойген погладил кончиками пальцев экран и улыбнулся. Завтра он проверит всё ещё раз — и можно будет брать заказы уже совсем иного уровня. Наверное. Или ещё подумает… потому что, может быть, тут можно сделать…

Но это потом. Сегодня ему хотелось просто радоваться — и эту радость с кем-то разделить. С кем-то кто её поймёт… С кем только? Можно было бы, конечно, написать на форуме таких же, как и он, осваивающих премудрости веб-мастерства любителей, и получить свою порцию восторгов и критики, но всё это было не то. Нет, он, конечно, это сделает — но не сегодня. Если бы ему было, с кем разделить радость в реальности… хотя, может, Рабастану это будет интересно. По крайней мере, он за него обрадуется… Хотя это было всё равно не то: Ойгену хотелось, чтобы собеседник мог бы оценить его успех! И понять, насколько это для него большой шаг.

Он, конечно, понимал, что, объективно, это достижение это не слишком-то выдающееся, и он сделал то, что делают даже не десятки и не сотни — тысячи людей. Но ведь не десятки тысяч и не миллионы? И потом, даже если и так, он всё равно был горд собой, и решил, что завтра они с Рабастаном это как-нибудь отпразднуют. И что он пойдёт с ним в галерею, а потом они, возможно, пройдутся по центру Лондона — если, конечно, дождя не будет.

Вспомнив о дожде, Ойген невольно заулыбался ещё шире. В прошлом ноябре они жили в Хейгейте, и Рабастан тогда не то что с ним не разговаривал — он не был в состоянии дойти даже до туалета, и как раз в то время Ойген узнал о существовании подгузников и впитывающих пелёнок, и жизнь ему казалась совершенно беспросветной. А сейчас, всего-то год спустя, он раздумывает, идти ли им гулять! И эта мысль делала Ойгена по-настоящему счастливым. Если за год они прошли такой путь, значит, к следующему Рождеству они точно будут жить в каком-нибудь нормальном месте. Вряд ли в доме, но квартиру в тихом симпатичном районе они точно смогут снять. Всего лишь через год! А то и раньше.

А ещё можно будет ходить на нормальные свидания.

Он до зуда в мышцах соскучился по взглядам, шуткам, недомолвкам, по красивым женским лицам и телам, по всей той лёгкости и ускользающей пикантности, что складываясь, составляет флирт. Когда никто и ничего не ищет и не ждёт, кроме приятных минут или часов, когда можно, поцеловавшись… или нет — не так уж это важно — разойтись спокойно, вернувшись к себе домой, и просто лечь спать так и тогда, когда захочется. И с кем. На самом деле, ему не столько хотелось секса, сколько лёгкости и той свободы, от которой он добровольно отказался, получив взамен худшие стороны брака. Нет, он по-прежнему считал, что дело того стоило, и что цена, которую он платил, была приемлема — но как же он устал! От постоянных ссор, от вечного недовольства Мэри всем на свете, и даже от её то ли любви, то ли влюблённости — теперь, потеряв способность ощущать такие вещи, Ойген затруднялся с точным определением её чувства.

Но как съехать, он не знал. И теперь дело было не только в деньгах, которых, он считал, уже довольно скоро могло бы хватить на съём какого-нибудь скромного жилья… может быть, похожего на то, в котором они жили в Хейгейте — но в доме и районе поприличней. Не в центре города, конечно, и уж тем более не где-нибудь на севере или на западе — но рядом со вторым кафе, где работал Ойген, такое жильё можно было бы найти. Хотя финансово им будет тяжело. Но просто развернуться и уйти Ойген полагал… неправильным, а для того, чтобы сделать это не просто, требовалось время. Потому что самые простые способы — вроде вызвать у Мэри ревность достаточно сильную, чтобы она выгнала его сама — представлялись ему неприемлемыми. Да, конечно, это было лучше, чем просто её бросить, но тогда он точно убедил бы её в том, в чём Мэри и так была почти уверена: что все мужчины лгут и изменяют. А ему вовсе не хотелось делать с ней что-то подобное. Он бы научил её обратному — но как? Если ему больше не подчинялись чужие чувства, а весь опыт Ойгена к Мэри был неприменим: он был совершенно искренен, утверждая, что прежде не встречал таких. И хотя стратегия ему была ясна, тактику он подобрать никак не мог.

И посоветоваться ему было не с кем.

Но, впрочем, об этом он думал регулярно, а сегодня ему всё-таки хотелось праздника — и он решительно поднялся и подошёл к сидящей в самом углу высокой худощавой девушке, чьи длиннющие чёрные, как смоль, волосы были собраны в толстый хвост.

— Привет, Эни, — шепнул он. — Как дела?

— Погоди, — буркнула она, не отрываясь от экрана, занятого строчками какого-то кода.

— Загляни потом, — попросил он, отходя было, но она вдруг обернулась и окликнула:

— Чего?

Плод любви британца и гонконгской китаянки, Энн пошла лицом в мать, а ростом и характером — как она сама и утверждала — в отца, и была одним из лучших программистов в окружении Ойгена. Одно время он гадал, почему она работает в кафе — с её умениями у неё не должно было быть проблем ни с покупкой своего компьютера, ни с хорошим интернетом дома — и когда спросил, услышал:

— Мне лучше работается в толпе. Создаётся такой фон, — она поводила рукой вокруг головы. — А дома то малышня лезет, то полы помой, то ещё чего-нибудь…

Энн где-то училась — Ойген почему-то всякий раз забывал спросить, где именно — и жила с родителями, у которых, кроме неё, было ещё четверо детей, и, конечно же, работать в такой обстановке было сложно.

— Почему ты не съедешь? — спросил он, и она покачала головой:

— Они не поймут. Мама полагает, что дочь может уйти из дома родителей только в дом мужа.

— А отец? — удивился Ойген.

— А он с ней согласен, — она отмахнулась. — И маме сложно с мелкими. Доучусь и подыщу себе что-нибудь.

Так что Энн бывала здесь буквально каждый день — чаще, чем любой из той компании, где они и познакомились. Она нравилась ему — без всякого подтекста, ему просто импонировали её ум, спокойствие и иногда парадоксальный юмор.

— Я похвастаться хотел, — честно сказал он, вернувшись. — Я научился с базы новости цеплять.

— Ты молодец, — она тепло заулыбалась и встала. — Идём, покажешь.

Они дошли до стойки, и пока Энн, сидя на его месте, просматривала код, он чувствовал себя мальчишкой на экзамене.

— Оно работает, — сказал он, наконец, не выдержав.

— Угу, — откликнулась она. — На самом деле, хорошо, — Энн поглядела на него, и он просиял. Она была отличным профи, и хвалила искренне — и не имело никакого значения, что она была младше его примерно раза в два. — Там есть пара мелочей — могу поправить, если хочешь.

— Хочу, — он закивал, и она велела:

— Смотри внимательно.

О, он смотрел, конечно — и очень старался всё запоминать, благо Энн сейчас всё делала умышленно неспешно. А когда она закончила, сказал:

— Спасибо. Это сайт кафе, и я…

— Я опознала, — она поглядела на него и спросила: — Будешь праздновать?

— Как раз хотел позвать, — кивнул он. — Кто-нибудь сегодня собирался в бар?

— Сегодня нет, — ответила она, даже не думая. — Но в пятницу народу будет много — приходи. Я думаю, ребята оценят. Ты быстро учишься, — добавил она одобрительно.

— Хотя и староват? — пошутил он, и она засмеялась:

— Есть такое. Но по тебе не чувствуется. Нет, правда, круто, — она даже кивнула. — Молодец. Я думаю, однажды мы с тобой ещё за заказчиков поборемся.

— Ох, сомневаюсь, — засмеялся он. — Ты-то ведь тоже не стоишь на месте… кофе хочешь? Там печенье с шоколадом есть сегодня.

— Хочу, — она ещё раз посмотрела на экран, сама себе кивнула и встала. — Там, кстати, будет Лукас. В пятницу. Хочешь к нему подлизаться — захвати белый шоколад с изюмом.

— Подлизаться я хочу, — ни капли не смутившись, признал Мальсибер и попросил: — Подожди здесь, я кофе принесу.

Конечно, проще было провести её с собой, но он прекрасно понимал, как это будет выглядеть со стороны — а зачем ему глупые слухи? Уолш обычно закрывал глаза на подобное использование служебных комнат — если это не мешало ничему — но с Мэри Ойгену ругаться не хотелось. А что она узнает, он был убеждён — подобное уже случалось. У неё были глаза и уши среди посетительниц…

Подумать только, посмеивался он, покуда кофе лился тонкой струйкой через фильтр в чашку, он ведёт себя с учётом мнительности своей нынешней… подружки. А ведь будь у них честный роман, он давно закончился бы — Ойген бы не стал терпеть. Как странно получается: будь бы они в честных и обычных отношениях, он бы позволял ей несравнимо меньше… да он просто завершил бы их. А так как закрыть за собой дверь Ойген пока не мог, приходилось терпеть. Абсурд, если задуматься.

Лукас, думал Ойген, собирая на тарелку печенье с шоколадными каплями и добавляя к ним пару принесённых из дома сэндвичей с сыром. Энн, как правило, забывала о необходимости поесть, но всегда очень радовалась, когда её кормили. Ойгена в ней это умиляло, и он с удовольствием подкармливал её, тем более что теперь их с Рабастаном финансовое положение позволяло ему делать пару лишних сэндвичей.

Но сейчас мысли Ойгена были заняты тем самым Лукасом, который был почти легендой в их компании. Говорили, что он способен собрать компьютер из содержимого уличных мусорных баков, и что своим он это делает почти что забесплатно — а вот для всех остальных у него был весьма приличный ценник. Но Ойген был готов платить — конечно, не сейчас, но позже, когда он отложит достаточно. Лукас был ему невероятно любопытен сам по себе. Профессионализм всегда притягивал к себе Мальсибера, буквально завораживая его — а Лукас, безусловно, был блестящим профессионалом. Большой и чрезвычайно полный, с толстыми сарделькообразными пальцами, которыми он умудрялся собирать мельчайшие детали, Лукас был человеком шумным, весёлым… и, как ни парадоксально, чрезвычайно замкнутым — что, впрочем, кажется, мало кто осознавал. Однако Ойген хорошо знал такой тип: отгораживаться от других можно по-разному, и подобное веселье, на самом деле — один из лучших способов. Никто не станет лезть в душу добродушному весельчаку — просто потому, что мало кому придёт в голову искать в нём что-нибудь, кроме добродушного веселья.

Но пока что Ойген был для Лукаса одним из массовки, и вряд ли тот вообще помнил его имя или же лицо — что Ойген был намерен изменить со временем. Так, значит, белый шоколад с изюмом? Что ж, он купит.

Лучший.