Изгои (джен)

В воскресенье Ойген появился в том интернет-кафе, где работала Мэри Тайлер, ближе к четырём — потому что после завтрака упал спать снова, и проснулся только в два. Он бы и опять заснул, но потратить так бездарно целый день было слишком большой роскошью. Когда-нибудь он это непременно сделает — потом. Когда ему не нужно будет считать каждый фунт, когда у Рабастана будет врач, когда лечение подействует, когда они с ним, наконец, куда-то переедут — и это место будет лучше, а не хуже! Тогда он ляжет вечером — и будет спать всю ночь, и день, и следующую ночь. И выспится.

Но позже.

— Я ненадолго, — сказал он Рабастану, привычно тронув его за плечо и не менее привычно не получив никакой реакции в ответ. — Часа на три-четыре. Я не поехал бы, но надо… я покажу тебе потом, — пообещал он. — Мне кажется, что интернет тебе понравится. Я не могу отделаться от ощущения, что это тоже магия. Там… другой мир. Такой же — но другой. Без тел и их беспомощности. И там не важно, кто ты, — он присел на самый край кровати и вновь погладил Рабастана по плечу. — Там даже имени никто не спрашивает. Там свободно, Асти. Там по-настоящему свободно. И там хорошо. И хотя мне невозможно лень, я сейчас туда поеду. Тем более что, — он вздохнул и улыбнулся, — сегодня у меня есть ещё одно дело. Не слишком благородное, но… но какое тут уж благородство, да? — спросил он, обведя взглядом комнату. — Я не помню, кто сказал, но он был прав, похоже: благородство — для богатых. А нам нужно выжить, ну и как-то вылечить тебя. Тут все средства хороши. Почти, — он снова улыбнулся и провёл ладонью по волосам Рабастана. — Пойду. Я вечером вернусь.

Он встал и долго одевался, придирчиво выбирая себе свитер и рубашку. Одежды у них, благодаря армии спасения, было довольно много, и там даже попадалось кое-что приличное. Рубашку он, в конце концов, взял белую, и подобрал к ней тёмно-зелёный джемпер с треугольным вырезом. Галстука приличного вот не было — то, что им отдали, Ойген не надел бы никогда и ни за что — ну да и так сойдёт.

И джинсы, разумеется. Универсальная одежда.

Ему не просто не нравилось то, что он, бреясь, видел в зеркале — он попросту не узнавал себя. Осунувшееся бледное лицо, коричневые тени вокруг красных от вечного недосыпа глаз… Ну хоть отросшие волосы лежали хорошо, хотя и они теперь выглядели тусклыми и словно припыленными, и в них уже виднелась седина. А ведь ему едва за сорок… но магглы живут мало, и это уже половина жизни. Не четверть, как была бы у волшебника, а вся половина. Впрочем, может быть, это и хорошо: жить так ещё сотню лет он был, пожалуй, не готов.

Стоп. Он не так подходит к делу. Не важно, что он видит в зеркале — важно, что увидит эта Мэри. У неё совсем другая точка отсчёта — ей не с чем сравнивать. Так что же она увидит? Выглядящего моложе своих лет мужчину лет примерно… нет, он этого не знает: Ойген так пока что и не научился определять возраст у магглов. Был бы у него ещё парфюм приличный… но куда там. Впрочем, судя по запахам в квартире, к ароматам эта Мэри не слишком требовательна. Что ж… как есть.

…Интернет-кафе оказалось вполне стандартным: столики с компьютерами, вход по времени — всё как везде. Зато он получил, во-первых, скидку — вполовину! — а во-вторых, бесплатный чай и сэндвич с ветчиной и сыром.

— Давайте, я вас просто угощу? — спросила Мэри — и он согласился, улыбаясь. И поблагодарил. И этот чай даже оказался не самым ужасным из возможных и пах почти нормально. А главное — он был горячим и был чаем, а не кофе.

Три часа пролетели как один — и когда на часах было уже семь, Ойген решил остаться ещё на один. Да, пожалуй, он уйдёт отсюда в восемь, ближе к девяти он будет дома, и ляжет в пол одиннадцатого. А может, даже в десять, если поторопится: в конце концов, ему-то ужинать уже не надо.

Ему было хорошо в сети. Его здесь знали — немногие, конечно, но на некоторых форумах он был весьма популярен. Его слушали — и он сам слушал тоже, и постепенно, кажется, у него начинал складываться некий ещё смутный план. Да, пожалуй, из этого могло что-то получиться… но тогда ему придётся разобраться с тем, как это делают. Его убеждали, что HTML — это совсем несложно, и он, кажется, готов был… ну, хотя бы попытаться. Времени бы ещё на это! Хоть немного. Хоть по часу в день!

Врач. Он понимал, что возлагает на грядущий вторник слишком много надежд, и твердил себе, что вполне мог ошибиться, и тот тоже не поможет. Или же потребуются и другие встречи — и где ему брать каждую неделю столько денег?

— Мне пора, — сказал он, подходя к стойке, за которой сидела Мэри, когда отведённое самому себе же время кончилось. — Спасибо вам. Вы не представляете, как вы меня выручили.

— Уже уходите? — спросила она, и ему показалось, что это прозвучало несколько расстроенно.

— Я живу с братом, — он, конечно, помнил, что уже говорил об этом. Но напомнить лишний раз не помешает: она вовсе не обязана запоминать обстоятельства его жизни. — Он болен, и не могу надолго оставлять его. Тогда… той ночью, — он слегка понизил голос, — вышло скверно.

— Я понимаю, — проговорила она сочувственно и спросила: — Вам у нас понравилось?

— У вас уютно, — сказал он. — И интернет хороший. Скажите, а вы в следующее воскресенье здесь, или мне случайно повезло?

— В следующее здесь, — ответила она, — а потом два пропущу. У меня график два дня через два. Удобно.

— К сожалению, пока что я свободен лишь по воскресеньям, — сказал он слегка расстроенно и улыбнулся: — Но график я запомню.

— Заходите, — она улыбнулась тоже.

…Следующий день Ойген провёл почти в полубреду — он не мог думать ни о чём, кроме завтрашнего визита к врачу. Куда они ещё должны добраться. То, что придётся брать такси, Ойген понимал, и деньги у него на это были — но он всё равно ужасно нервничал. Вдруг Рабастан откажется? Да, в последние недели он был пугающе покорен — но что делать, если он упрётся? Ойген попросту боялся об этом думать. Если так случится, он ведь ничего не сможет сделать — ну не драться же ему с Рабастаном.

Той ночью он почти не спал — лежал в постели и то глядел в тёмный квадрат окна, то на Рабастана, гадая, спит ли тот. И что вообще с ним происходит. Он раз десять, или даже больше рассказал ему тем вечером, куда они завтра поедут — но Рабастан никак не среагировал. И когда, наконец-то, наступило утро, и нужно было завтракать, и собираться, Ойген не сумел впихнуть в себя ни крошки — только чая выпил, потому что от кофе его уже мутило. Да и встали они не так рано, как обычно…

К его облегчению, Рабастан не стал сопротивляться — вот только тащить его до лифта и оттуда до такси Ойгену пришлось буквально на себе. Но пусть это будет их единственной проблемой, твердил про себя Мальсибер, поднимаясь с Рабастаном к доктору и стараясь не думать о том, до чего же его друг похож сейчас на поцелованного дементором.

Они приехали намного раньше — на целых полчаса: Ойген считал, что лучше подождать, чем опоздать. Здесь, в приёмной, стояли кресла и диван, и на стенах висели жизнерадостные пейзажи, оба солнечные и спокойные: на одном был лес и луг с цветами, на другом — песчаный пляж и море… как же он соскучился по ним! Когда-нибудь они туда поедут. Когда-нибудь…

Покуда они просто ждали, Рабастан сидел в кресле с привычно безучастным видом, просто глядя прямо перед собой, и в кабинет позволил себя завести безропотно. Но едва Мальсибер, уложив его на диван, на который ему любезно указал целитель… врач, хотел было сесть рядом в кресло, Рабастан вдруг намертво вцепился в его руку — и это, кажется, было первое его движение за последние пару месяцев.

Ойген даже дёрнулся от неожиданности и, конечно, тут же сел с ним рядом, на краю дивана — всё равно с врачом придётся говорить ему.

Этот человек вживую производил даже более приятное впечатление, нежели на фото — но Мальсибер помнил очень хорошо, что лишился своей интуиции, и теперь не должен доверять чему-то, кроме тщательнейшего анализа. Мало ли, кто как выглядит — он сам, к примеру, в это воскресенье казался той женщине совсем не тем, что был внутри. Но отзывы и всякие истории, что Ойген прочёл на форумах, и переписка с восемью клиентами свидетельствовали, вроде, в пользу врача.

Он выглядел вполне располагающе, этот Джон Купер: неброско, но хорошо одетый, невысокий мужчина примерно их возраста, худощавый, идеально выбритый, в прямоугольных очках в тонкой золотой оправе… У него была хорошая, кажущаяся вполне искренней улыбка, и приятный баритон. И слушал он внимательно, понимающе и сочувственно кивая в нужных местах — и после того, как Ойген свой рассказ закончил (они братья. Сводные. Да, были осуждены. ИРА, убийства… да, вступали, вроде бы, идейно, но осознали. И раскаялись. Но там, в тюрьме, наверное, с его братом случилось что-то — он был таким талантливым и так прекрасно рисовал! А вот теперь не может. Он так мечтал, что выйдет — и… а когда понял, что никак, он… вот. Да, мы были у государственного врача, и он выписал вот это, а потом ещё вот это… Но…), внимательнейше прочитал бумаги, а потом долго и с приятной деликатностью осматривал уже самого «мистера Лестера».

— Я полностью согласен со своим коллегой, — вынес он вердикт, в конце концов. — Клиническая депрессия имеет разные стадии — и в данном случае я настоятельно бы рекомендовал стационар.

— Нет, — отрезал Ойген.

— Вы напрасно опасаетесь, — мягко возразил доктор Купер. — У нас есть очень хорошие государственные клиники, куда вашего брата без проблем возьмут по…

— Нет, — повторил Мальсибер. — Если бы этот вариант нам подходил, мы бы не пришли к вам. Не в клинике. Я читал, что вы ведёте таких сложных пациентов дома. Поэтому мы здесь, — он был почти в отчаянии. Он не мог отправить Рабастана в клинику! Потому что правду тот ведь всё равно не скажет, а без этого, насколько Ойген понимал, полноценное лечение невозможно всё равно. Да и оставлять его там одного? И кто знает, как на них работают маггловские лекарства? Они с Рабастаном уже видели эффект — а ведь врачи могут и упорствовать, и… и кто знает, чем это закончится.

— Ну что ж, — неожиданно легко согласился доктор. — Давайте попробуем. Но вам придётся поработать, — сказал он серьёзно. — Вы готовы?

— Я готов, — кивнул Мальсибер.

— Тогда начнём вот с этого, — доктор взял листок рецепта и начал его заполнять. — Я дам вам свой личный номер — звоните мне в любое время, если увидите побочные эффекты. И не нервничайте — препаратов много, — подбодрил его он. — Если и не с первого раза, но что-то подойдёт. Я напишу вам схему, — он закончил заполнять рецепты и придвинул к себе чистый. — Здесь важно принимать лекарства вовремя. Уколы делать вы умеете?

— Нет, — о, он видел в интернете, как это делается. Но пока не пробовал.

— Это не так сложно, — успокоил было его доктор, но всё тут же всё испортил, добавив: — Но я бы посоветовал вам отыскать приходящую сестру. Это недорого, — заметил он как бы между прочим, и Ойгену осталось лишь кивнуть.

Недорого. Мальсибер знал расценки — и знал свои возможности. Но ведь можно обратиться в государственную клинику — или они этого не делают? Он не сможет привозить туда Рабастана каждый день, да ещё и по два раза, он просто разорится на такси. Нет, придётся научиться самому… в конце концов, он видел это столько раз! Если бы ему хоть кто-то показал…

Домой Мальсибер с Рабастаном вернулись рано — ещё не было полудня. Ойген хотел было сразу пойти за лекарствами, но тот вдруг снова стиснул его руку — и он, конечно же, остался. И просидел с ним рядом почти час — покуда не пришла пора ехать на работу.

— Я вечером вернусь, — пообещал он, гладя пусть и слабо, но всё же сжимавшие его ладонь руки Рабастана. — Я не уходил бы, но, если я останусь, меня выгонят, и у нас вообще не будет денег. Я вернусь.

Он, разумеется, ушёл — но на душе у него было так тяжело и муторно, как будто его мучило какое-то предчувствие. Хотя тут и предчувствия не нужно было — достаточно было лишь вспомнить назначения.

Три раза в день. Как, ради Мерлина, он это обеспечит? Трижды в день, одна таблетка каждые восемь часов. Ну хорошо, пусть в семь и девять. Но так всё равно не получалось! А ведь ещё уколы. Он, разумеется, попробует — там, вроде, ничего особо сложного. Он должен — значит, он сумеет. Ну делают же это! Что там сложного: шприц, твёрдая рука и верный угол. Он сумеет.

Но как быть с этими тремя приёмами лекарств?