Изгои (джен)

— А чего ты с парнем? — сходу спросил Лукас, едва Ойген с Рабастаном вошли в холл спортклуба, где собиралась вся компания.

— Переориентировался? — заржал Чарли. Широкоплечий, похожий на загонщика, он был неплохим программистом, но Ойген знал его не слишком хорошо — как и многих здесь.

— Рабастан не парень, — возразил он, пожимая руку Лукасу. — Рабастан мой брат, причём старший. Он довольно мрачен и играть тоже не умеет — думаю, мы будем сегодня лучшими.

Вокруг засмеялись — и, к счастью, никто не полез немедленно общаться с Рабастаном, ограничившись обычными приветствиями. Тем более что Ойген, как мог, перетягивал всеобщее внимание на себя, веселя всех лёгкой болтовнёй, в которой всегда был мастером.

Пока ждали опаздывающих, Ойгену и Рабастану объяснили правила, показавшиеся им, в общем-то, достаточно простыми: корт состоял из четырёх ровных и гладких стен, на которых были отмечены линии аута и странная звуковая панель, которую Лукас назвал жестянкой; пол же был разбит на квадраты. Тактика игры состояла в том, что игроки, поочерёдно обмениваясь ударами, должны были отбить мяч о стену выше жестянки. Проигрывал тот, кто пропустил свой мяч. Ничуть не сложнее квиддича — мячик был всего лишь один. Они разбились на четвёрки и вышли на корты. Ракетки им с Рабастаном выдали — у остальных, конечно, были свои — а две пары кроссовок и спортивных штанов Ойген взял пару дней назад на распродаже.

Против Рабастана с Ойгеном играли Энн и Лукас — и оба оказались асами. Даже Лукас двигался неожиданно проворно, а уж Энн и вовсе по корту почти летала, быстрая и стремительная, как ласточка. Они выиграли, разумеется, с совершенно разгромным счётом, однако Ойгену игра понравилась, пусть даже он и взмок под конец, и едва дышал — так же, как и Рабастан, впрочем, продержавшийся до самого финала. А что они с ним проиграли, было ожидаемо и ни капли не обидно… ну… может быть, совсем чуть-чуть.

— Для новичков отлично! — сказал Лукас, хлопая по спине Ойгена, сумевшего в последний момент незаметно загородить собою Рабастана и отодвинуть в сторону. — Потренируетесь — и будете выигрывать. Возможно, — они переглянулись с Энн и рассмеялись.

— В паб? — спросил подошедший Марк — невысокий плотный парень лет, наверно, двадцати пяти, на чьём лице выделялось красно-фиолетовое пятно гемангиомы, похожее на закрывающую большую часть правой щеки кляксу. Ойген его плохо знал: поговаривали, что он был хорошим программистом, но в последнее время увлёкся компьютерной графикой и сейчас активно осваивал эту сферу.

Ойген посмотрел на часы — было около двух, и до начала сеанса, на который они с Мэри собирались пойти, оставалось ещё три часа. На премьеру они не попали, но, по крайней мере, решили пойти в один из первых дней. Он вопросительно глянул на Рабастана, и тот, помедлив, всё же кивнул.

Они отправились в паб через пару кварталов, проигнорировав клубный бар, который в пору было назвать кафетерием: велика радость сидеть в баре спортклуба, потягивая морковный фреш! Паб был большой и, кажется, довольно популярный. Внутри было шумно, достаточно многолюдно, громко играла музыка, и даже сейчас, днём, кипело веселье. Впрочем, в том полузакутке, где они устроились, заняв большой стол, было потише, и долетавший сюда шум, скорее, просто создавал атмосферу.

Рабастан брать ничего не стал, и Ойген заказал им обоим по апельсиновому сквошу.

— Ну нет, так не пойдёт! — возмутился, увидев это, Лукас. — Воскресенье! И целый вечер впереди — а тут отличный стаут! Вы ж ирландцы — должны понимать в подобных напитках толк!

— Не сегодня, — улыбнулся Ойген. — В пять мы с Мэри идём в кино — она точно не оценит, если от меня будет пахнуть пивом. А Асти благородно жертвует собой, чтоб я не завидовал.

— — А я завидую как раз ей, — заметила Аньес, весёлая шатенка с длинными, до лопаток, волосами. — Вот почему обо мне парни никогда так не заботятся?

— У них масса других достоинств! — возразил высокий мулат Фил. — И если бы ты смотрела на правильных парней, ты бы это замечала!

— А я и смотрю! — она бросила шутливо-томный взгляд на Ойгена, и все засмеялись. — А он видит только свою подружку! Кстати, почему она сегодня не пришла?

— Мэри не любит с…квош , — ответил Ойген, но Аньес отмахнулась:

— Ой, да что тут не любить! Это же весело!

Спорить Ойген с ней не стал — зачем? Так что он просто отшутился, кто-то пошутил в ответ — и Ойген буквально окунулся в атмосферу лёгкой болтовни и шуток, за которыми порой скрывалось кое-что серьёзное, что ему так не хватало. Он даже не понимал до этого момента, до какой степени он соскучился по этому ощущению общности с большой компанией, где ты и свой, и, в то же время, никому и ничего не должен. Он настолько погрузился во всё это, что почти что потерял Рабастана из вида, и обратил на него внимание только когда он вдруг резко встал и, наклонившись к Ойгену, сказал:

— Я домой, — и быстро вышел.

Сидящая рядом с ним смешливая и пухленькая Лайза непонимающе хлопала глазами, и Ойген, сделав ей успокаивающий жест, извинился перед остальными и почти что побежал за Рабастаном — догонять.

Он поймал его уже у входа и встревоженно спросил:

— Асти, что случилось?

— Устал. Я сам доеду. Возвращайся, — Рабастан с видимым усилием глянул на него, и в его взгляде была почти мольба.

— Хочешь, такси возьми, — Ойген полез было за бумажником, но Рабастан качнул головой и ушёл, оставив его озадаченным, расстроенным и встревоженным. Ойген бы пошёл за ним, но рассудил, что это будет выглядеть, во-первых, несколько навязчиво: в конце концов, у Рабастана было право побыть в одиночестве, и, во-вторых, продемонстрирует ему откровенное недоверие. Поскольку ни того, и другого Ойген не хотел, он всё-таки вернулся и вновь включился в общий разговор, сказав Лайзе:

— Он почувствовал себя нехорошо — здесь душновато, и Асти сейчас немного нездоров.

— Я его обидела? — спросила она расстроенно, и Ойген, чувствуя себя донельзя неловко, заверил её в том, что она тут вовсе не при чём.

— Он просто устал. Я, пожалуй, рановато его вытащил. Поверь, дело вовсе не в тебе.

Ойгену пришлось приложить усилие, чтобы отвлечься от мыслей о Рабастане и вернуться в общий разговор — и всё равно ему было хорошо. И когда он засобирался уходить, его стали звать почаще приходить, и Лукас сказал, что они играют в сквош обычно через воскресенье, и пусть он приходит без особых приглашений. И Ойген ощущал себя то ли выигравшим, то ли победителем в какой-то ему самому не слишком ведомой игре, и это восхитительное чувство перевешивала тихонько царапающую его тревогу.

Так что домой Ойген вернулся радостным и возбуждённым — и с порога позвал:

— Мэри! Ты готова? Мы идём в кино? — и, не получив ответа, немного поколебался и решил сперва подняться к Рабастану — убедиться, что тот дома и в порядке. Обнаружив его в спальне крепко спящим, Ойген тихо закрыл дверь и с лёгким сердцем сбежал вниз — искать Мэри.

Она нашлась в гостиной — комната была в дыму, на экране шёл какой-то сериал, а на столике перед Мэри стояла большая и уже полупустая коробка шоколадного печенья и обёртка от большой шоколадки Кэдбери. На Мэри был её сиреневый халат и тапки в виде когтистых лап.

— Привет, — Ойген вошёл, шутливо разгоняя дым рукой. — Мы идём в кино?

— Нет, — отрезала Мэри, демонстративно отворачиваясь.

— Ты передумала? — мирно спросил он, ловя себя на мысли, что потраченных впустую денег на билеты жаль и сам же поморщившись от неё. Как это, всё же, унизительно!

— Можешь возвращаться туда, откуда пришёл, — бросила она.

— Но Мэри, — он хотел было вздохнуть, но удержался. — Я же звал тебя. Ты ведь сама не захотела.

— Да! — воскликнула она, резко поворачиваясь и глядя на него. — Не захотела! А ты… — её голос задрожал.

— Я пошёл с братом, — недоумённо сказал Ойген. — Мэри, что не так?

— Ты должен был остаться! — Мэри даже сжала кулаки. — Ты должен был остаться и провести выходной со мной! Ты никогда не брал выходные для меня — а стоило твоим друзьям позвать, как сразу!

— Но… — он даже растерялся. — Мэри, я ведь объяснял тебе: это не просто сквош и посиделки в баре. Это связи. Дело, понимаешь? Это важно!

— Ага! Я знаю это дело! — её голос дрожал от обиды. — Даже твой брат этот бардак не вынес и вернулся! Один! Потому что он нормальный и порядочный — ему противно видеть, как ты обращаешься со мной!

— Что? — ошарашенно спросил Ойген. — Мэри… откуда ты… с чего ты взяла?

— Откуда я знаю? — уцепилась она за его слова. — А ты сам не понимаешь? Да? Да?

— Я в жизни не поверю, что Асти сказал тебе что-то подобное, — ему и вправду было любопытно. Ну ведь должны же её обида и обвинения на чём-нибудь основываться?

— А ты думаешь, я не понимаю, в каких случаях, если ты с кем-нибудь пришёл на вечеринку, тот уходит без тебя? Ты думаешь, я совсем дура?

Ему ужасно захотелось сказать «да», но он произнёс:

— Мэри. Асти просто стало нехорошо, и он уехал раньше. Я, пожалуй, виноват: не следовало…

— Ага! И ты его так просто отпустил! — воскликнула она с сарказмом. — Ты над ним трясёшься — и вдруг раз и отпустил! Больным! Вот что такое там должно было происходить, чтобы тебе даже на него наплевать стало! Не делай из меня дуру!

— Ты с этим замечательно справляешься сама, — проговорил он медленно, садясь на подлокотник дивана. — Знаешь, у тебя фантастическая способность устраивать трагедию и скандал на ровном месте. И что бы я ни сделал — я всё равно оказываюсь виноват. Скажи, зачем ты это делаешь?

— Я делаю?! — она задохнулась от возмущения.

— Ты, — кивнул он. — Что бы ни происходило, ты находишь повод обвинить меня. Не важно в чём, но чаще всего — в изменах и нанесении тебе обиды. Зачем? Чего ты пытаешься добиться?

— Я просто не хочу, чтобы ты делал из меня дуру, — ответила она, обхватывая себя руками.

— Но Мэри, скандалы в этом не помогут, — серьёзно сказал он. — Если бы я изменял тебе, они только больше бы меня подталкивали к этому.

— «Если бы», — передразнила она. — Не «если бы», а когда.

— Ты в самом деле думаешь, что я тебе всё время изменяю? — спросил он с любопытством после паузы.

— Я знаю, а не думаю! Я уверена!

— Тогда у меня есть два вопроса, — сказал он. — Первый: если это так, зачем и почему ты до сих пор со мной живёшь? Второй: у тебя есть доказательства? Фотографии? Признания моих предполагаемых любовниц? Ты что-то видела сама? А, нет, вопросов вышло чуть больше, — он качнул головой. — Но ответь, пожалуйста.

— Потому что я надеюсь, что тебе станет стыдно, наконец, и ты прекратишь, — помолчав, неохотно ответила она. — И мне не надо доказательств никаких — я и так вижу. Я что, не знаю, зачем мужчины ходят на такие вечеринки? И как Уолш на тебя посетительниц подманивает! Я журнал смотрю — там одни девчонки!

— Журнал? — переспросил он.

— Да, журнал! — она вскинула голову. — И я всё отлично вижу, и слышу разговоры. Ты думаешь, я что, не знаю, почему Уолш тебя взял?

— Потому что ты сама его об этом попросила, — напомнил Ойген.

— И жалею об этом! — пылко воскликнула она. — Не надо было! Но я, дура, думала тебе помочь! Ну и что мы станем чаще видеться… а ты вместо этого хвостом перед ними крутишь!

— У меня нет хвоста, — сказал он очень серьёзно. Мэри растерянно сморгнула, и Ойген, посмотрев на часы, спросил: — Идём в кино? Если ты оденешься за десять минут, мы успеем.

— Никуда я не пойду, — она отвернулась. — Я тебе уже сказала — ты там трах…

— Тогда до вечера, — легко сказал он.

Встал — и вышел, притворив за собой дверь. Надел куртку — и решительно отправился в кино. Один. В конце концов, пусть лучше пропадёт один билет, чем два, не так ли?