Изгои (джен)

Билет, впрочем, не пропал: уже идя по улице, Ойген вдруг буквально наобум набрал номер Энн:

— Ещё раз добрый день, — сказал он, услышав в трубке шум. — Твои братья-сёстры любят Скуби-Ду?

— Любят, — голос Энн звучал заинтригованно. — А что?

— У меня случайно оказалось два билета на нынешнюю премьеру, — весело сообщил он. — Думаю, куда пристроить. Но сеанс сегодня в пять пятнадцать. Хочешь — подарю.

— Серьёзно? — спросила она обрадованно. — А где?

— В Сонике на Вейр Холл Эйв. Подождать вас там?

— Да! Спасибо! Ты лучший! — воскликнула она — и отключилась.

А он подумал, что Мэри очень удачно выбрала на этот раз мультфильм. И как хорошо, что у Энн такая большая семья.

Энн с братом на вид лет, наверное, двенадцати и сестрой лет десяти появились в пять минут шестого. Ойген проводил их к кассе и подождал, пока Энн покупала билет себе.

— Спасибо, — повторила она, забирая у него билеты, и дети хором повторили:

— Спасибо, мистер Мур!

— Я Ойген, — улыбнулся он. — Хорошего просмотра.

— У них будет праздник, — Энн тоже улыбалась. — Я всё думала их отвести — и всё как-то… не складывалось. У вас всё в порядке? Как твой брат?

— Отлично. Устал просто. Хорошего вечера, — попрощался он — и, помахав им, вышел на улицу.

Было довольно холодно, но сухо, и он решил просто пройтись и погуляться. Побродить по улицам, посмотреть на людей и на витрины, выпить чая в маленьком кафе…

Телефон зазвонил без четверти шесть — как раз когда наверняка бы уже закончилась реклама и трейлеры, и мультфильм начался. Ойген некоторое время смотрел на экран, на котором высветилось имя Мэри, и раздумывал, стоит ли вообще ей отвечать. Но всё-таки нажал на зелёную кнопку:

— Мур.

Он подсмотрел эту манеру отвечать на звонок, называя свою фамилию, у Уолша, и она ему понравилась больше абстрактного «Алло».

— Где ты? — спросила Мэри. — Ты в кино? С кем?

— Я гуляю, — честно ответил он.

— А билеты? — недоверчиво спросила она.

— Отдал знакомым детям, — Ойген оглянулся, отвлёкшись на женщину с небольшой чёрной собакой в клетчатом костюмчике. — Что ты хотела?

— Возвращайся, а? — сказала Мэри грустно. — Пойдём на что-нибудь другое? Или на другой сеанс?

— Не хочу. До вечера, — ответил он и отключился. Телефон немедленно зазвонил снова, но на сей раз он просто не ответил на вызов. Нет, хватит — сегодня вечером он отдохнёт от Мэри. И вообще от всего — просто побродит по улицам, а когда совсем замёрзнет, посидит в кафе.

Он неспешно шёл в сторону центра, останавливаясь у витрин и подолгу их разглядывая, как когда-то в детстве, когда они с мамой гуляли по улицам маленьких итальянских городков. Она любила разглядывать витрины, и они делали это вместе, хотя и редко что-то покупали — это было просто развлечение, дополнительное удовольствие от прогулки.

Мама… Ему стало грустно до слёз и комка в горле. Если бы он мог всё отыграть назад! Или найти юного себя и сказать… поговорить. И взять самого себя за плечи, и встряхнуть как следует, и рассказать, и что единственный его неверный шаг их всех погубит. Всю их семью, весь род. И ничего теперь уже не исправить. Ничего.

Но нет смысла плакать ни о прошлом, ни о том, чего он изменить уже не в силах, твердил он себе. Потом… когда-нибудь потом, когда он выберется из бедности… когда они с Рабастаном выберутся, он вспомнит. Но сейчас эти воспоминания лишь отнимают силы — нет, Ойген не хотел об этом думать.

Чтобы отвлечься и успокоиться, он зашёл в маленькое кафе и, взяв чай и сэндвич с ветчиной и сыром, сел за крохотный столик и долго сидел так, глядя в окно на прохожих. И пусть позволить себе тратить деньги подобным образом Ойген пока не мог, но сегодня ему не хотелось об этом думать, хотя всё равно эти мысли его не отпускали. К тому сам он делал такие сэндвичи лучше.

Телефон зазвонил снова, и Ойген, увидев мигающее на экране назойливо «Мэри», опять не стал отвечать. Тот звякнул смской почти сразу — но не от неё, а от Энн, и он улыбнулся, читая: «Мелкие велят выходить за тебя замуж. С меня что-нибудь».

«Пара консультаций?» — написал он.

«Больших.»

«Даже уроков? :)»

«Договорились!»

Настроение взмыло ввысь, подобно выпущенному из ящика снитчу, и Ойген, допив последний глоток уже остывшего чая и оставив скромные чаевые, отправился продолжать свою прогулку. Уже стемнело, но свет фонарей, рекламы и витрин делал улицы почти такими же светлыми, как и днём, но куда более нарядными и праздничными.

Раздающая флайеры девушка в большой чёрной куртке и ярко-красном шарфе, улыбаясь счастливо и задорно, практически сунула один Ойгену прямо в руку:

— Приходите к нам, вам непременно понравится!

— А что у вас есть? — пошутил он, разглядывая чёрную листовку, на которой красным была изображена танцующая пара, а белый шрифт гласил: «Вечер сальсы для всех желающих.

Немного горячего кубинского солнца в ноябре.

Кем бы ты ни был, приходи общаться и танцевать.»

— Приходите, у нас хорошо! — сказала девушка. — У нас танцы, а еще вкусный чай и отличный кофе.

— Я совсем не умею её танцевать, даже не разу не видел, — ответил он и задумался.

Танцы… Когда-то, в юности, он их любил. И танцевал превосходно, отлично чувствуя партнёра и ритмы — но это было так давно! И всё же…

— А мы вас научим! — с энтузиазмом воскликнула девушка. — Вы вообще когда-нибудь танцевали? Что-нибудь?

— Когда-то, — улыбнулся он.

— Так это вообще отлично! Тогда вам будет просто. Приходите, мы скоро начинаем! — снова позвала она, и он кивнул:

— А и давайте. Куда идти и сколько это стоит?

— Нисколько! — сказала она весело. — Кто может — оставляет сколько-то в копилке на столе. А идти — вот схема, — она показала оборот листовки. — Тут два шага! В переулке.

— Спасибо, — сказал он и, отойдя, посмотрел на часы.

Почти семь.

А в самом деле, думал он, разглядывая листовку. Почему бы нет? Даже если у него не выйдет ничего, это будет весело. А если кто и посмеётся — не беда, он с радостью присоединится.

Сальса, значит…

Он многое мог бы сказать о соусе — томаты, чили; он даже когда-то пробовал. И если танец похож на него, это должно быть, во всяком случае, весело.

Место он нашёл легко — и когда открыл совершенно обычную на вид деревянную входную дверь, то оказался в маленьком холле, частично заставленным коробками. Пересёк его, открыл вторую дверь — и попал в довольно большой зал, в котором было около четырёх десятков человек. Сбоку к стене была прибита длинная деревянная палка со множеством крючков, на которых висели куртки и пальто. И даже один плащ, хотя погода к его ношению ничуть не располагала.

Одна из стен зала была зеркальной, и Ойген в первый раз с момента, как в последний раз оказался в Азкабане, увидел своё отражение целиком, и в некотором замешательстве уставился на собственные джинсы. Нет, так выглядеть нельзя, решил он. Не прямо сейчас, но ему нужны, просто необходимы другие джинсы. Самые обычные, прямые — но сидящие нормально, а не словно он давал их поносить Лукасу на пару дней.

— Привет, — услышал он и, обернувшись, увидел симпатичную темноволосую молодую женщину лет тридцати или немного моложе. — Вы здесь впервые?

— Да, — он улыбнулся. — Что нужно делать?

— Для начала куртку и рюкзак можно повесить там, — сказала она, указывая на вешалку. — Бывали когда-нибудь в таких местах? Я Лорен.

— Ойген, — он протянул ей руку. — Нет, ни разу.

— А танцевали прежде?

— Было. Но довольно давно, — признался он.

— Вы, главное, не стесняйтесь и не бойтесь! — сказала она и, приветливо ему улыбнувшись, отошла.

Ойген повесил вещи на крючок и успел ещё немного оглядеться по сторонам, прежде чем зазвучала энергичная и зажигательная музыка, и вечер начался. Всех новичков собрали в одну группу — их оказалось семеро — и Лорен начала учить их основным движениям. И это оказалось просто: вперёд-назад, вбок… нет, совсем несложно. Тем более, что здесь не ждали совершенства — происходящее напоминало дружескую вечеринку, а не званный вечер. Просто танцы для удовольствия и радости.

А потом он вовсе перестал о чём-то думать, отдавшись движению и музыке и, кажется, впервые ощущая себя по-настоящему живым, счастливым, лёгким… самим собой. Это было восхитительно, наконец-то чувствовать собственное тело целиком и двигаться, и позволять ему, наконец, жить. Удивительно, но он не чувствовал усталости — он не хотел останавливаться ни на минуту, и перерывы казались ему слишком длинными и частыми. Впрочем, Ойген на их время находил себе занятие, просто болтая с незнакомцами и знакомясь с кем-нибудь, и удивляясь, насколько же здесь все красивы. Не важно, сколько этим людям было лет и был ли у них лишний вес — они все были изумительно прекрасны со своими сияющими глазами и улыбками.

Как же ему не хотелось, чтобы это заканчивалось! Ойген с… да, он был уверен, её звали Кейти, танцевали до самого конца, и, кажется, были последней парой в зале.

— Я в жизни не поверю, что ты тут впервые! — сказала она ему, когда они одевались.

— Клянусь! — он приложил руку к груди. — Я танцевал когда-то — но давно. И не сальсу.

— Придёшь в следующий раз?

— Нет, — ответил Ойген с сожалением, посчитав смены. — Я работаю посменно. Вы собираетесь только по воскресеньям?

— Ещё по вторникам и пятницам, — обрадовала его Кейти. — Там есть на флайере… у тебя есть наш флайер?

— Есть в кармане, — кивнул он. — Я непременно буду приходить хотя бы раз в неделю. Правда, не к семи, но к половине девятого наверняка успею.

— Ну, мы тут до десяти обычно… иногда до полдесятого. Никто обычно не танцует все три часа — кто-то приходит раньше, кто-то позже… я буду рада тебя видеть!

— Я тоже, — он поцеловал ей руку и подал ей куртку, а потом оделся сам.

На улице они попрощались, и Ойген пошёл домой пешком. Всё равно пока он дойдёт отсюда до метро, а затем от их станции — до дома, времени пройдёт примерно столько же, как если он дойдёт пешком. И потом, ему нужно было успокоиться и… и подумать о том, что он будет делать завтра, потому что утром его тело, судя по тому, что он ощущал, отомстит ему за годы без движения. И эта мысль заставляла его улыбаться… а ещё зайти в ночную аптеку, что он встретилась ему по пути, и спросить какое-нибудь средство от боли в мышцах. Нет, он, конечно, справится и так, но… но ему сорок один год, и он в последний раз даже на метле летал больше трёх лет назад. А уж танцевал и вовсе двадцать.

И, пожалуй, сейчас, определённо, самое время вспомнить, как это.