Изгои (джен)

Домой Ойген возвращался, в общем-то, довольным и в хорошем настроении. Он очень надеялся, что брат Энн найдёт хоть что-то… или не найдёт. И это тоже будет результатом — и Ойген сам не знал, чего он хочет больше. Хотя нет — знал. Он всем своим существом верил, чувствовал, что эта женщина — Нарцисса, но… но всё это настолько странно выглядело!

Мэри вышла к нему навстречу с красными заплаканными глазами, и Ойген в первый момент испугался.

— Что случилось? — он бросил рюкзак на пол, торопливо скинул куртку и мокрые кроссовки и подошёл к Мэри — но когда он попытался обнять её за плечи, она отстранилась и отвернулась. — Мэри, что случилось? — повторил он мягко и встревоженно.

— А то ты не знаешь, — дрожащим от слёз голосом проговорила она, и Ойген совершенно искренне ответил:

— Нет. Скажи мне, — но она только заплакала и ушла в гостиную. Ойген, разумеется, пошёл за нею следом, и когда она забилась в угол дивана, сел рядом и, уже не пытаясь обнимать, повторил настойчиво: — Мэри, объясни, пожалуйста, что происходит. Почему ты плачешь?

— Потому что мне, чёрт возьми, обидно! — ответила она, буквально вжимаясь в подлокотник и рыдая. — Ты же обещал… мне… ты… мне больно!

— Обещал что? — Ойген, в целом, уже догадался, в чём причина её слёз, и ему хотелось и смеяться, и встряхнуть её как следует, и просто уйти ужинать на кухню, но он просто терпеливо ждал.

— Что не будешь изменять! И прямо на рабочем месте! И с кем! С этой… китаянкой!

— Что? — Ойген вправду изумился — а потом сообразил. Слишком долго они, видимо, сидели с Энн в комнате отдыха — да ещё и хохотали. Бастет. Знать бы, кто ей доложил?

— Не притворяйся! Я всё уже знаю! — Мэри развернулась и буквально выплюнула эти слова ему в лицо.

— Кто тебе сказал? — спросил он с любопытством.

— Вот сказали! — истерично воскликнула она и снова разрыдалась.

— А что именно? — осведомился он — и вдруг буквально ощутил затылком чей-то взгляд. Обернулся — и увидел стоящего в дверях с крайне ироничным выражением лица Рабастана.

— Что ты с ней заперся! В той комнате! На целый час! — выкрикнула Мэри. Ойгену очень хотелось пожалеть её — он видел, до чего ей сейчас плохо — но ничего, кроме желания пошутить и посмеяться, почувствовать не мог, как ни старался.

— И занимался с ней сексом час? На пожилом диване? — спросил он слегка озадаченно, поворачиваясь к Мэри и успев увидеть, что Рабастан беззвучно засмеялся. Засмеялся! — вдруг дошло до Ойгена. Рабастан смеялся — в первый раз с тех пор, как заболел. Настроение у Ойгена стремительно взлетело вверх, и ему пришлось прикусить щёку изнутри, чтобы самому не рассмеяться — от радости. — Мэри, ты меня переоцениваешь, — он с огромным трудом удержался от того, чтобы снова обернуться.

— Ты издеваешься! — воскликнула она и замахнулась, чтобы, судя по всему, ударить его кулаками в грудь, но он перехватил её руки и резко дёрнул Мэри на себя. А когда она повалилась вперёд, обхватил её, обнял и, всё же рассмеявшись, прошептал ей на ухо:

— Мэри, это фантастическая чушь. Энн мне в дочери годится — это раз, два — я никогда не изменяю своим женщинам, и три — мы обедали и обсуждали новости и, в частности, заполнение налоговой декларации. Что мне только предстоит. И мне невероятно интересно, что же именно тебе сказала твоя доносчица.

— Она не доносчица! — возмутилась Мэри, впрочем, вырываться перестав. — Она мне просто очень сочувствует! По-женски.

— Поэтому испортила компьютер в кафе? — спросил Ойген, поддавшись внезапному озарению.

— Да! — воскликнула Мэри. — А что ей еще оставалось! Надо же было тебя как-то отвлечь! Вы же прилипли друг к другу!

Секунду или две Ойген раздумывал, как ему отреагировать на это — и решил конфликт не экстраполировать.

— А скажи, — спросил он с любопытством, — нет, я понимаю, что она тактично сперва дождалась, пока мы из комнаты выйдем, но мне любопытно, она в замочную скважину подглядывала или в щель? Или всё-таки не решилась?

— Это не смешно, — буркнула Мэри.

— Это очень смешно, — возразил он, отпуская, наконец, её. — И глупо. Мэри, никто старше семнадцати не занимается сексом в подсобках и других помещениях, в которые может войти кто угодно, тем более, не запирая дверь. Вот зайди, скажем, Уолш, мы бы его третьим позвали? Мэри, ты полагаешь, нам бы не хватило денег на отель? Или снять комнату на пару часов?

— Ты же сам всё время говоришь, что у тебя нет денег! — воскликнула она, пристально глядя на него.

— Но ведь не настолько же, — он покачал головой. — И Мэри… если я ещё раз увижу ту твою приятельницу — я сообщу Уолшу, что компьютер она сломала не случайно. И что ты об этом знала, — он поднялся.

— Но я же не могу ей запретить ходить в кафе, — проговорила Мэри растерянно.

— Не можешь — значит, она будет объясняться с Уолшем, она, в конце концов, написала жалобу, — Ойген пожал плечами и поднялся. — И я, пожалуй, прямо сейчас сам с ним свяжусь. Жаль только, что имени её я не знаю — но его ведь знаешь ты, — он склонил голову на бок, разглядывая Мэри.

— Не надо! — она вспыхнула и тоже вскочила. — Не надо говорить ему. Пожалуйста!

— Ты понимаешь, — он продолжал внимательно на неё смотреть, — нельзя допускать, чтобы твои претензии ко мне отражались на работе. Твоя подруга испортила компьютер, он простаивал несколько часов, покуда не приехал Джозеф и не починил его. Когда я уходил, он ещё работал — я пока не знаю, что именно она с ним сделала. Но нормальные люди до подобного не опускаются. Пока твои подружки просто за мной следили — я терпел. Но это уже слишком. Хочешь — напиши Уолшу сама и объяснись, — предложил он.

— Я ни о чём подобном её не просила! — возмутилась Мэри.

— Однако же она это сделала. Мэри, я серьёзно: будет лучше, если ты как-то уладишь это сама. Посчитай, сколько стоил Уолшу простой одного рабочего места в кафе — я завтра могу уточнить в журнале, как долго — и выезд Джозефа. Просто отдай деньги — или, что было бы правильней и честней, пусть твоя подруга сама это сделает. И я тебя предупредил: увижу её ещё раз — сообщу Уолшу и за комп не пущу. Договаривайся с ней, как хочешь.

— Ойген, ну пожалуйста, — она опять заплакала и замотала головой. — Мы вовсе не подруги… мы просто с ней… ну… она приходит к нам, потому что живёт рядом… приходит на два-три часа… ты просто в то же время, что и я, работаешь, вот и… она и предложила приглядеть… я не могу же её выгнать! Что я ей скажу?

— Правду скажи, — предложил Ойген.

— Она же хотела как лучше! — Мэри, всхлипывая, потянулась к сигаретам. — Она просто мне помочь хотела!

— Помогла? — осведомился он и поморщился, когда она закурила. — Пойду приготовлю ужин, — сказал он — но, выйдя из гостиной, поднялся, прежде всего, наверх и застал Рабастана за компьютером в их комнате. — Ты смеялся! — сказал Ойген, входя и демонстративно указывая на Рабастана пальцем.

— Это было невероятно смешно, — ответил тот, и его губы сами собой расплылись в улыбке. — Если ты однажды решишь жениться, тебе нельзя будет называть нас братьями. Магглы мы или нет, но я убеждён, что проклят, — он снова рассмеялся, почти беззвучно. — Моим братьям явно суждены связи с ненормальными.

— Белла тоже ревновала? — удивился Ойген, плотно закрывая дверь.

— Не в этом дело, — Рабастан продолжал веселиться, и Ойген тоже заулыбался. — Она скандалила порой — и так же неожиданно. И вы смотрелись с ней сейчас так… по-супружески, — в его тёмных глазах плескалась ирония.

— Браки по расчёту — зло, — сказал Ойген. — Хотя в данном случае я даже могу её понять… наверное. Мы с полчаса болтали с Энн в подсобке и смеялись — и вот результат, — он развёл руками и снова рассмеялся. — А ведь люди так порой живут всю жизнь…

— Живут, — подтвердил Рабастан. — Я собирался спать, но ты меня развеселил, и я ещё немного поработаю, если тебе компьютер не нужен.

— Прежде всего, мне нужен ужин, — ответил Ойген. — И я рад, что мы тебя повеселили. Оно того стоило, — он улыбнулся Рабастану и вернулся вниз.

Мэри, едва услышав его шаги на лестнице, вышла из гостиной, и поймала его прямо у подножья — и схватила за руки:

— Ойген, ну пожалуйста! Не говори ничего Уолшу, ну не надо! Он меня… он меня уволит, — почти прошептала она. — Он такого не потерпит!

— Так зачем ты всё это устроила? — спросил Ойген.

— Я же не сама! Она мне предложила — я просто согласилась! — Мэри отпустила его и умоляюще прижала к груди руки. — Ну пожалуйста. Я… я с ней поговорю. Она так больше никогда не сделает! Пойми, пожалуйста, пойми, я не могу сказать ей больше не ходить к нам, пока ты там работаешь!

— Нельзя мешать работу и личную жизнь, — сказал он после короткой паузы. — И вот тебе ещё одна причина не ревновать меня ни к кому из посетительниц. Тем более, к Энн — она меня порою консультирует. Последнее дело переводить деловые отношения в романтические. Ничем хорошим это не кончается.

— Так ты не скажешь? — спросила Мэри с надеждой.

— Я бы посоветовал тебе позвонить ему сейчас, — предложил Ойген. — Самой. И всё объяснить. Скажи, что, кажется, она пересмотрела каких-нибудь мелодрам, и ты совсем не ожидала, что она выкинет что-то подобное… и будет лучше, если ты сама решишь вопрос с оплатой ремонта.

— Ойген, я не могу! — она замотала головой. — Я не должна!

— Нет, не должна, — согласился он. — Но я, пожалуй, предскажу тебе, что будет, если ты этого не сделаешь. Я составлю докладную записку о случившемся, а Джозеф озвучит ему причину поломки, и Уолш, начитавшись лживых жалоб твоей подруги, явно захочет получить с неё возмещение — её имя узнать несложно, оно записано в журнале, тем более и расплачивалась она карточкой. А уж когда она снова придёт…

— Пожалуйста! — она опять заплакала. — Я не могу. Пожалуйста! — она так горько плакала, что Ойген дрогнул и, подойдя к Мэри, едва успел коснуться её плеч ладонями, как она уткнулась ему в плечо лицом и буквально вжалась в его тело своим.

— Ну что ты так плачешь? — спросил он, со вздохом обнимая её и пытаясь понять, что ощущает. — Поговоришь с Уолшем, предложишь разобраться в этим вопросом — он поймёт. В конце концов, ты не можешь отвечать за действия постороннего человека. В крайнем случае отработаешь несколько лишних часов.

— Да пусть, — вздрагивая от рыданий, выдавила Мэри. — Я… Я отра… ботаю… Но я… Я не… Я не могу-у-у-у!

— Не можешь что? — Ойген так и не разобрался с собственными чувствами и теперь пытался хотя бы разобраться в том, что происходит.

— Ска-азать… Мне… Мне… Это… стыдно…

Так вот в чём дело. Ойген даже выдохнул. По крайней мере, теперь он понимал её.

— А играть в рыцарей плаща и кинжала? — не удержался он. Она громко всхлипнула, и Ойген с тоской подумал, что это совершенно бессмысленно. Она не поймёт — просто не захочет. — Скажи Уолшу, что ты с ней поделилась опасениями, но не думала, что она пойдёт на такое. И что ты очень сожалеешь и готова возместить всё. Скажи, что ты сама возмущена и в недоумении. Я, честно говоря, не вижу для тебя иного способа достойно выпутаться. Звони.

— Ты думаешь? — спросила она, вдруг затихнув.

— Да. Думаю. И больше никогда не делай так. Не знаю, кого ты ещё просила следить за мной — но отзови их… скажи, что больше этого не хочешь. Второго раза не простит ни Уолш, ни я.

— Ты злишься? — тихо-тихо спросила Мэри.

— Скорее, раздражён, — ответил он, подумав. — И оскорблён. Ещё устал и голоден.

— Тогда почему ты меня обнимаешь? — спросила Мэри, поднимая голову и глядя на него грустно и непонимающе.

— Потому что тебе это нужно, — честно сказал он. — И потому что я не хочу с тобою ссориться. И очень прошу тебя — не нужно меня провоцировать.

— Тебе жалко меня? — спросила она с непонятной ему надеждой, и он кивнул:

— Да.

Он, кажется, не врал. Но и не договаривал — но, впрочем, для чего?

— Я позвоню Уолшу, — она прижалась щекой к его груди. — Ты можешь меня обнимать, пока мы разговариваем? — попросила Мэри.

— Могу — если ты курить не станешь, — ответил Ойген, и она кивнула:

— Я не буду. Но потом я покурю — покуда ты готовишь ужин. Хочешь — окно откроем, — предложила она, и Ойген подавил смешок и повёл её в гостиную — звонить.