Изгои (джен)

— Если хочешь побриться, это будет сложно, — заметил Рабастан, когда Ойген пошёл умываться. Раковина здесь была прямо напротив кровати, так что заходить в «душевую» ему не понадобилось.

— Почему? Мы… Бастет, — Ойген с досадой смахнул капли с мокрого лица, потому что забрать полотенце из душевой не догадался. — Я вообще забыл всё то, что было в ванной.

— Я забрал, — ответил Рабастан. — Щётки и бритвы в стаканчиках на подоконнике — но зеркала здесь нет. Вчера мне было не до бритья, а сегодня утром я это обнаружил.

— Надо поискать настольное в какой-нибудь свалке китайских товаров «всё за один фунт», — сказал Ойген, вытираясь. — Может быть, позавтракаем — и сходим? Что нам ещё нужно?

— Коврик к двери — чтобы не таскать грязь в комнату, — Рабастан, похоже, об этом уже думал. — Или хоть тряпку какую-нибудь. Нужны швабра, а лучше щётка, и, конечно, ведро — ну, можно, конечно пожертвовать старой футболкой, и руками мыть... А вообще, что-то нужно сделать ещё и с обувью, — добавил со вздохом он. — Ты сейчас не замечаешь, потому что я проветрил комнату, но обувь пахнет. И пока она стояла в коридоре, мы этого не чувствовали — но теперь, поверь, это мешает.

— Хм, — Ойген задумчиво покосился на стоящие возле порога две пары ботинок. — Ящик или коробка?

— И представь, что будет, когда мы будем доставать ботинки, — усмехнулся Рабастан. — Если бы я не был уверен, что её меньше, чем за час, украдут, то предпочёл бы оставить её за дверью. Но... я размышлял о дезодоранте… если есть освежитель воздуха для туалета, должен же ведь существовать подобный для обуви.

— Надо список написать, — решил Ойген — чем и занялся немедленно, достав из рюкзака блокнот. — Коврик... на тряпки у нас что-то наверняка найдётся, а вот без щётки — не уверен, что мы обойдёмся, и ведро нужно — ещё зеркало и дезодорант для обуви, — прочёл он. — Что ещё?

— Давай подумаем, — Рабастан налил в кастрюлю воды и поставил её на плитку. — Я вчера, когда работал за тебя, узнал, что бывают раздвижные штанги для душа — в нашей нише такую можно поставить враспор. И согласия хозяина на такие вещи не нужно — и, если мы найдём что-то дешёвое, удобно было бы сделать вторую шторку. Чтоб друг другу не мешать.

— Давай попробуем, — кивнул Ойген. — Я знаю парочку дешёвых магазинчиков в округе — зайдём, посмотрим. Мне кажется, сегодня всё уже открыто. Или почти всё.

— Ещё нам нужно сумки разобрать — у меня вчера не дошли руки, — продолжил Рабастан. — Мы же просто вещи побросали — всё помялось, видимо… а утюга у нас просто нет. Там под нижней кроватью есть два довольно больших ящика — я думаю, туда много чего поместится. Но вот костюм твой хранить так нельзя.

— Костюм! — Ойген про него совсем забыл и, отложив блокнот на кровать, немедленно отправился его искать. Тот обнаружился в одном из мусорных пакетов — лежал, небрежно свёрнутый, и, конечно, был помят. — Нам нужна хотя бы одна вешалка, — сказал Ойген, кладя его пока что на свою кровать. — Его повесить можно на кронштейн, — он кивнул на телевизор. — Не слишком-то красиво, но это всё-таки решение. Ты не возражаешь?

— Нет, это разумно, — согласился Рабастан, нарезая, видимо, накануне купленный им хлеб. Ойген узнал его: один из самых дешёвых. Он когда-то покупал его — нечасто, в то время ему приходилось выбирать между хлебом и той же картошкой — но теперь почти про него забыл, или надеялся, что забыл. Что ж, не важно — это ведь ненадолго.

Вода закипела, и они сели завтракать остатками сыра и индейки, а потом раскладывали вещи, а часов в девять отправились в магазин. Не сразу, но в конце концов им удалось найти за небольшие деньги и зеркало — настольное и даже относительно большое, пусть даже обрамлённое в дешёвый розовый пластик с рыбками — и коврик к двери, и ведро, и даже вешалки, целых три штуки. Денег на весёлые жёлтые тряпки они, конечно же, пожалели, зато обзавелись набором из щётки с совком в магазинчике «всё за один фунт». За дезодорант для обуви им, правда, пришлось заплатить три девяносто девять, но дешевле они не нашли, а Рабастан на его необходимости настаивал. Раздвижная штанга для душа досталась им за восемь девяносто девять, и они довольно долго колебались, стоит ли она того, но в конце концов решили не ограничивать себя в такой вопиющей роскоши.

— Знаешь, — сказал Рабастан по дороге домой, — мне поначалу было очень странно постоянно считать деньги. Они таяли, как утренний туман над морем.

— Знаю, — понимающе ответил Ойген. — Мне тоже сложно было. Но я потом привык — ты тоже втянешься. Тебе даже понравится, возможно.

— Нет, — уверенно ответил Рабастан. — Мне точно не понравится. Хотя я, как мне кажется, и научился.

— Ещё как, — Ойген улыбнулся. — Ты так меня потряс.

— Я понимаю, — кивнул Рабастан. — Моя репутация не располагает к доверию в таких вопросах.

Они рассмеялись, но Ойген, отшутившись, подумал о том, что Рабастан прав — и как в свете этого неловко будет выглядеть история с Нарциссой, которую он от него скрыл. Можно было бы ему об этом и вовсе не рассказывать, конечно, но ему это казалось неправильным — и потом, Ойген очень хотел поговорить о ней. И обо всей этой странной истории.

Но не сейчас, конечно — нет, определённо не сейчас.

Со штангой для второй шторки они провозились долго: та никак не хотела закрепляться и вставать ровно. А когда закончили — сообразили, что нужного отреза ткани у них нет. Пришлось идти опять — и когда они, наконец, повесили вторую шторку, Рабастан, задумчиво оглядев чёрный занавес, отделивший их кровать от комнаты, проговорил задумчиво:

— Есть в этом что-то траурно-торжественное… ты ведь не суеверен?

— Из нас двоих ведь ты художник, — возразил Ойген. — Я-то что? По-моему, отлично вышло. И удобно. Если б можно было что-то ещё со столом придумать… и с интернетом. На полу сидеть, конечно, можно, но…

— Если сюда поставить ещё и стол со стулом, — сказал Рабастан, — мы просто не пройдём. Но можно будет проползать снизу. Во всяком случае, если ты имеешь в виду что-то вроде того, что мы там оставили.

— Нет, он сюда бы точно не встал, — согласился Ойген. — Хотя и жаль — он был неожиданно удобный, и я к нему прикипел. Прощай, прощай, стол.

— Можно вернуться, — мирно предложил Рабастан, и Ойген вспыхнул:

— Как ты себе это представляешь?!

— Ну, это же наш стол, — пожал плечами Рабастан.

— Я же не рассказал тебе, что произошло, — Ойген огляделся, отодвинул нижнюю занавеску и сел на кровать. — На самом деле, всё донельзя банально. Что ты знаешь о маггловской контрацепции? — спросил он — и как мог рассказал о низости, на которую Мэри пошла от глупости и отчаяния, и о том, как он просто не смог дальше этого выносить. — Асти, я просто не понимаю, — от задрал голову и посмотрел в потолок, — Неужели она действительно думала, что мне действительно будет всё равно, есть у ли у меня от неё ребёнок? И что «ребёночка» можно вот так запросто завести, как какого-то книззла, и денег ей от меня никаких не надо. Мол, какая, тебе, Ойген, разница. Я даже не нашёлся, что ей ответить на это… «Какая разница», — он передёрнул плечами.

— Ты знаешь, — Рабастан присел с ним рядом, — я встречал подобное мнение. Здесь, у магглов, оно даже, кажется, не так уж и редко встречается. О том, что дети нужны женщине — ну а мужчины с ними скорее мирятся. И я могу тебя понять, — добавил он, похлопав его по руке ладонью. — Ей… и нам всем повезло, что ты, я полагаю, сдержался. Ты ведь её не убил?

— Нет, разумеется, — Ойген даже вздрогнул. — Ты… ты думал, что…

— Нет, — Рабастан чуть улыбнулся. — Я шучу. Если бы убил, то сработали бы либо чары, либо маггловская полиция снова пришла за нами. А ты уверен, что у неё… не получилось?

— Уверен, — он болезненно поморщился. — Я заставил её выпить… лекарство… оно… — Ойген не до конца из инструкции разобрал, что именно делает эта маггловская чудо-таблетка, и объяснил так, как понял сам, — ну… кажется, провоцируют начало месячных, — он, неловко глядя на Рабастана, развёл руками, и тот, секунду подумав, кивнул. — Да и потом, шансы и без того были не велики… но я даже думать не хочу, что будет, если всё же…

— Я не помню, что именно говорилось в контракте по этому поводу, — сказал Рабастан очень серьёзно.

— Насколько я понял, — Ойген помотал головой, — это подпадает под общение с несовершеннолетними магами, которое нам, в силу наших статей, особо воспрещено. Это кажется, один из подпунктов про осознанные контакты с волшебниками. И даже если они сами себя не осознают… в общем, кажется, никому не пришло в голову, что мы захотим завести детей — после того, о чем нас предупреждали… и если каким-то чудом ребёнок вообще родится, и родится волшебником...

— …у нас остаётся право на апелляцию, — Рабастан сжал его запястье. — В конце концов, у нас прецедентное право, и кто-то может пойти на встречу. И сделать какое-нибудь послабление. Другое дело, что прецеденты обращения магглов в Визенгамот мог бы вспомнить разве что Яксли. Да и вернуться к ним магглом… я бы не смог. И не захотел.

— А если нет, — очень тихо продолжил Ойген, — каково это — смотреть на своего ребёнка и понимать, что он мог бы… должен был бы быть… нормаль… да просто волшебником. Но никогда не будет — потому что ты… вот так, — он резко отвернулся. — Поэтому я не хочу детей. Никак и никаких. И я старался — а эта тупая корова…

— …тебя почти переиграла, — вдруг усмехнулся Рабастан. — А знаешь, почему?

— Потому что мне просто в голову такое не пришло, — ответил он отрывисто. — Нет. Почему? — он повернулся — и увидел, что Рабастан почти смеётся.

— Один умный человек когда-то заметил, что сражаться с дураками на их поле абсолютно бесперспективно. Потому что они сперва опустят тебя до своего уровня, а потом изобьют опытом. И это была главная твоя ошибка. Не делай больше так, — он всё же рассмеялся, и Ойген, тоже улыбнувшись, пообещал:

— Не буду.

— А знаешь, в чём ещё наша ошибка? — продолжил Рабастан.

— Нет. В чём?

— В том, что мы с тобой забыли, что здесь нет еды. И обедать нам сегодня нечем, — улыбнулся он и, встав, позвал: — Идём в магазин — тут Теско есть неподалёку.

Пока они ходили, а потом, вернувшись, варили пасту сразу вместе с тонко порезанной куриной грудкой — потому что плитка здесь была всего одна, а ждать им не хотелось — время подошло к трём часам дня. Так что, поев, Ойген начал собираться, и на вопрос Рабастана:

— Мне сходить с тобой? — мотнул головой:

— Да нет. Спасибо — и я помню, что просил тебя. Но, думаю, я справлюсь, — он улыбнулся с едва заметным натяжением.

— Здесь недалеко, — ответил Рабастан. — Звони — даже если я уже и лягу, я проснусь.

— Да ну не съест же меня Мэри, — возразил Ойген. — Худшее, что может со мной случится — я снова заблужусь… Бастет! Асти, ты же утром еще говорил, что сегодня пятница же! — он воскликнул с досадой. — И сегодня та самая вечеринка, на которой я обещал быть… возможно, даже с тобой. Но у меня просто вылетело это из головы, и я ни с кем не поменялся… теперь это уже вряд ли выйдет. Бастет, глупо как…

— Давай я подменю тебя, — предложил Рабастан.

— До полуночи? — с сомнением переспросил Ойген, которому очень хотелось согласиться.

— Мне доводилось не спать ночи, — напомнил ему Рабастан. — Конечно, я отвык — но, думаю, что справлюсь. Я думаю, что без меня это мероприятие обойдётся, — а тебе, я знаю, это действительно важно.

— Важно, — согласился Ойген и растроганно сказал: — Спасибо. Ты просто… ты всё понимаешь, — улыбнулся он, обрывая сам себя. — Это в самом деле важно. И не для развлечения.

— Во сколько мне быть в кафе? — осведомился Рабастан. — Я подремлю сейчас, пожалуй.

— В восемь, — ответил Ойген. — Ну, или хотя бы в девять… они начинают в семь, но, думаю, вряд ли разойдутся до полуночи, — он с сожалением посмотрел на болтающийся под кронштейном от телевизора мятый костюм на дешёвенькой новой вешалке. Но, поскольку вечеринка предполагалась неформальная, просто взял белую рубашку, разумно рассудив, что вряд ли кто-нибудь поймёт, что она мятая, под свитером-то, и надел подаренный аскот. В конце концов, их ведь примерно так и носят…

В кафе было тихо, хотя посетителей сегодня уже пришло больше — правда, ненамного. Ойген спокойно кодил, пытаясь в очередной раз довести до ума один неприятный кусок, который ему никак не давался толком, когда услышал голос Уолша:

— Счастливого Рождества и всё такое. Отвлекись-ка ненадолго и пойдём поговорим.