Изгои (джен)

Мальсибер сидел за своей стойкой и разглядывал людей, сидящих в зале. Он всё время делал это, когда, следуя рекомендациям, каждый час давал отдохнуть глазам. Правда, в последнее время прерываться ему было всё сложнее: у него наконец-то начало получаться, и эти придуманные им же самим перерывы начинали его раздражать. Но он пока держался: опасность посадить зрение его действительно пугала. Даже волшебники далеко не всегда умеют это исправлять — что говорить о людях? И потом, ему нравилось разглядывать клиентов. Они все были такие разные! Чем больше он в них вглядывался, тем заметней были их различия, и это превращение разноликой массы в отдельных и совершенно самостоятельных людей Ойгена просто завораживало.

Две молоденькие чернокожие девочки, сидящие наискосок от стойки — обе с шапками жёстких мелко вьющихся волос, обе в ярких майках с блёстками — всё шептались друг с дружкой и смотрели на экран, на котором одна из них пыталась сделать страничку на бесплатном хостинге. И, похоже, это было вправду важно, потому что в какой-то момент она вдруг расплакалась, а подруга начала быстро-быстро гладить её по плечу и шептать что-то явно утешающее.

Ойген вышел из-за стойки и, подойдя к ним, спросил тихонько:

— Вам помочь?

— А вы могли бы? — всхлипнув, спросила плачущая. На вид ей было лет шестнадцать, но вполне могло бы быть и больше: в этом возрасте определить годы вообще непросто, тем более у представителей других рас, так что он, конечно, путался.

— Смотря что у вас случилось, — ответил он.

— Белла пропала, — девчонка снова всхлипнула, а Ойген едва ощутимо вздрогнул. Сколько он ещё будет так реагировать на их имена? Это просто имя. И наверняка не «Беллатрикс». Просто Белла.

Девчонка, тем временем, вытащила из сумки не слишком-то чёткую фотографию лохматой маленькой собачки и показала Ойгену:

— Моя собака. Наша с сестрой… — она снова всхлипнула, и её соседка тут же обняла её за плечи и посмотрела умоляюще на Ойгена. И сказала:

— Просто мы пытаемся сделать страничку о розыске, чтобы потом на форумах ссылки дать. Но тут всё так непонятно! И как фото положить… и вообще…

— Фото нужно отсканировать, — сказал он, и они обе в унисон воскликнули:

— А где? У вас тут можно?

— Можно, — он взял фотографию. — Пойдёмте.

Вернувшись за стойку, Ойген положил фотографию в свой рабочий сканер, и тот зажужжал.

— Могу сохранить в сетевую папку, или вам на флешку, — предложил он. — Ещё могу записать на диск.

Девчонки переглянулись и синхронно уставились на него растерянно и умоляюще:

— У нас с собой нет.

Переиграли. Или он слишком хорошо умел видеть такие вещи. И делать сам. Когда-то.

— Нам ещё очень нужно напечатать потом объявления! — попробовала было поныть девчонка, что утешала подругу (или, может быть, сестру?), но та, сердито зыркнув на неё, возразил:

— Можно у вас купить диск?

— Полфунта, — прайс Ойген знал наизусть. Девчонки вновь переглянулись, и та, что плакала, безропотно достала кошелёк.

Получив диск с отсканированным снимком, девушки вернулись за свой стол, а Ойген вместо того, чтобы вернуться к своей работе, продолжал за ними наблюдать. С его места ему был виден их экран, и то, как они пытаются сделать то, чему он сам не так давно и научился — и как у них ничего не получается, и как хозяйка Беллы снова начинает плакать.

И тогда он встал и снова подошёл к ним и спросил:

— Помочь?

— Пожалуйста! — хором произнесли они, и на сей раз их взгляды показались ему искренними.

— Так, я вижу, текст вы написали заранее. Покажите на карте, где ваша Белла пропала — он открыл программу с картой Лондона на рабочем компьютере и, найдя с их помощью место, сделал скриншот — А теперь возьмите по чашке кофе, и как будет готово, я вас позову.

Это оказалось очень увлекательно — создавать страницу не для учёбы, а для дела. Провозился он часа, наверно, три — а потом ещё вносил и описание, и адрес, но зато к концу его рабочей смены всё было готово.

— Я надеюсь, что она найдётся, — искренне сказал он девочкам, прощаясь. — Вы расскажете?

— Конечно! — они обе закивали. — Спасибо вам, большое вам спасибо!

— Сколько мы должны вам? — спросила то ли старшая сестра — он так и не выяснил, кто они друг другу — то ли просто владелица собачки.

— В нашем прайсе нет таких услуг, — он засмеялся, — так что ничего. Мне было приятно вам помочь.

Домой он вернулся в превосходном настроении, которое не испортило даже ворчание Мэри по… он даже не очень слушал, какому поводу. Они с Рабастаном переехали к ней всего пару недель назад, и Ойген пока что привыкал и к новому жилью, и к другому ритму жизни, и к тому, что засыпал нередко теперь не один.

А ещё он до сих пор улаживал бумажные формальности, и порой уже почти жалел о том, что ввязался во всё это. Потому что теперь снова требовалось подтверждать свой адрес — и, что ещё сложнее, адрес Рабастана — если он не хочет потерять пособия. А он не хотел, потому что они составляли весьма серьёзную часть их общего бюджета.

Привыкать Ойгену пришлось ко многому. Например, к тому, что он должен был теперь готовить на троих — и Мэри ревностно следила за тем, чтобы он исполнял эту часть их с ней договорённости даже когда возвращался домой за полночь. С ней оказалось очень непросто — сложнее, чем он представлял, сказать по правде. Мэри словно бы бросало из одной крайности в другую, и она то придиралась к мелочам, то вдруг становилась такой понимающей и откровенной, что Ойгену было неловко. Он как будто бы подглядывал за ней и за её прошлой жизнью, о которой не хотел, на самом деле, знать — но его никто не спрашивал о том, чего он хочет. И он говорил себе тогда, что ей просто нужно выговориться, и уж лучше он, чем тот, кто после использует это против неё. Тем более, что это было так легко…

— У тебя почти нет книг, — сказал как-то Ойген, когда они воскресным утром сидели в гостиной. Мэри смотрела какой-то ситком с закадровым смехом, Ойген же работал за компьютером и привыкал не отвлекаться ни на что, кроме её голоса. Получалось замечательно: в конце концов, он семь лет делал уроки в факультетской гостиной и писал эссе под нудёж Биннса. Но сейчас она пришла к нему и обняла — и он отвлёкся, разумеется, и, обернувшись, почти уже привычно поймал её руку и поцеловал запястье. — Почему так?

— А зачем? — она даже удивилась.

— Ты читать не любишь? — нет, он уже не удивлялся. Это был другой мир и другие правила — он просто… тосковал. По книгам и тому, что, кажется, он сам уже никогда не будет просто сидеть в кресле и читать — так ему иногда казалось.

— Да ну, — она поморщилась. — Занудство это. Мы ж не в прошлом веке. Они всё это писали просто потому, что тогда не было телека.

— Возможно, ты права, — он в самом деле думал, что так может быть. Не стопроцентно, но… Он понимал её, на самом деле: ему тоже нравилось смотреть телевизор. Правда, сам он выбирал совсем другое — и ведь это же как с книгами. Даже в их волшебном мире были комиксы — а были труды Фламеля, к примеру. Бастет, да зачем он снова это вспоминает?!

— Я заумь не люблю, — сказала Мэри. — И твоё занудство, — она засмеялась и чмокнула его в лоб.

— О чём ты? — он улыбнулся.

— Ну все эти пестики-лягушки, — она фыркнула. — Ну ладно спорт. Или футбол — я и сама люблю.

«Пестиками-лягушками» Мэри называла всю документалистику, которую сам Ойген так любил. Запертому в Лондоне, ему хоть так хотелось узнать этот мир и рассмотреть его поближе — но Мэри это почему-то интересно не было, и это ставило его в тупик. Она-то ведь, в отличие от них с Рабастаном, не была привязана! Она могла путешествовать — пускай не за границу, если это дорого, но хоть по Британии! Но нет — он с удивлением узнал, что она даже из Лондона-то толком никогда не выезжала. Разве что несколько раз за город на озеро — и вспоминала это как большое приключение. С удовольствием! Однако больше никуда не ездила — и Ойген никак не мог понять, почему.

— Мне интересно посмотреть на то, чего я не видел сам, — сказал он. — Футбол, конечно, увлекателен, и я порой люблю болеть, но мир так огромен...

— П-ф, — фыркнула она и предложила вдруг: — Давай сходим в зоопарк? В следующее воскресенье?

— В зоопарк? — переспросил он.

— Ага, — она закивала. — Тепло уже… пойдём? Раз ты так любишь всё это, — она хихикнула.

— Я посмотрю сколько стоят билеты, — ответил он, набирая «Лондонский зоопарк» в поисковике.

И вздохнул. Он в неделю в магазине тратил почти столько же! На двоих. Ну, пусть теперь уже побольше — но зато у них и мясо появилось.

— Ну что, мы идём? — настойчиво спросила Мэри, и он возразил:

— Может быть лучше летом?

— Потому что у тебя нет денег, — вздохнула Мэри

— Пока нет, — согласился он и предложил: — Пойдём в музей? Британский. Или, если хочешь, естествознания, — о, он сам давно хотел туда сходить. Почему бы и не с ней?

Тем более, бесплатно.

— Ну ты просто… — она покачала головой. — Я там уже была, когда училась в школе — нас водили. А вас нет? Я думала, все школьники туда ходят.

— Я учился на севере, — объяснил он. — Давай просто съездим погулять в парк.

— Ну давай, — она опять вздохнула.

— Потерпи, — попросил он мягко. — Ты отлично знаешь: сейчас у меня нет свободных денег. Подожди полгода или год.

— Я всё понимаю, — она нахмурилась, — брат, конечно, да… если никого нет больше, о нём нужно заботиться… но мне кажется, ты тратишь слишком много. Этот врач — ведь есть же государственные! И лекарства, от которых толка нет, и…

— Мэри, — было, видимо, в его голосе что-то, что заставило её умолкнуть, а потом, снова вздохнув, обнять его и прошептать:

— Я просто хочу на свидание. Красивое. С прогулками, кафе и ватой.

— С чем? — переспросил он, даже растерявшись. Вата-то зачем?

— Ну с ватой! — воскликнула она нетерпеливо. — Потому что это ро-ман-тич-но! И в зоопарке она точно есть. Но и в больших парках должна… ладно, — она сделала такое мужественное лицо, что он рассмеялся — а когда реклама кончилась, и Мэри вернулась к телевизору, пошёл искать ответ, что это за вата на свидании и зачем она нужна. И едва себя не хлопнул по лбу, когда нашёл — ведь у них же это тоже было! Как же много он забыл! Почти всё, что связано с обычной жизнью. Когда у него вообще было нормальное свидание? Лет двадцать назад, если не больше. Совсем в другой жизни…