Изгои (джен)

В этот вторник Ойген проснулся рано. Очень рано — в половине восьмого. В девять часов начиналось очередное заседание суда по делу Саймона, и кто-то должен был выйти работать в кафе за него — и кому, как ни Ойгену, было вызваться добровольцем? Тем более, что у него был выходной.

Это было уже третье заседание, и сегодня слушали многочисленных свидетелей стороны защиты. Если на прошлом заседании успели заслушать и специалистов по безопасности, непосредственное начальство Саймона, и даже кого-то из руководства компании, сегодня же слово принадлежало его коллегам и тем, кто покинул АйЭлСи с положенной компенсацией, и даже тем, кто всё ещё в ней работал… Фил тоже должен был выступать, и Ойген, едва только проснувшись, уже маялся в отсутствии новостей.

И если бы только о Саймоне! Завтра Джозефу предстояла защита, и, хотя они накануне как следует всё отрепетировали втроём с ним и Рабастаном, не переживать о ней он не мог.

Рабастана дома, разумеется, не было, и Ойген, хмуро собираясь и отчаянно зевая, ворчал себе под нос:

— Это не человек. Это чудовище! Я бы умер уже давным-давно! Кошмар какой-то… как вообще можно так жить?

В кафе он вошёл ровно в восемь — и, приняв смену, сел за стойку, тупо глядя в почти пустой зал. Что вообще эти люди здесь делают, мрачно размышлял он, зевая и пытаясь найти в себе силы хотя бы просто посмотреть новости. А ведь два года назад он вставал в это время каждое утро — да нет, не в это! Намного раньше. И как-то выжил. И даже умудрялся работать и даже учиться! Чему-то.

— Да я просто герой, — со смешком сказал он сам себе — и пошёл заваривать чай. Всё равно от растворимого кофе толку чуть. Позавтракать дома он не то чтобы не успел — он даже и не рассматривал такую возможность, не желая ради какой-то еды просыпаться на полчаса раньше, но теперь, пожалуй, начинал об этом жалеть и задумался о том, чтобы что-нибудь заказать. Например, пиццу. Хотя съест ли он целую? Съест, наверное?

Вернувшись за стойку, Ойген задумчиво болтал в чашке ложкой, когда вдруг услышал:

— Вы такой грустный, — и, подняв глаза, увидел девочку лет, наверное, четырнадцати, и лежащую на стойке конфету. — Это вам, — сказала она, улыбнувшись — и ушла.

— Спасибо! — запоздало сказал он ей вслед и, развернув конфету, сунул её в рот.

Как он быстро привык к хорошей жизни, подумал он, жуя смесь карамели, орехов и шоколада. Привык просыпаться в десять, а то и позже, привык высыпаться, привык спокойно работать — и, наоборот, отвык вздрагивать от каждого телефонного звонка. А ведь они с Рабастаном, на самом деле, отлично живут! У них есть квартира, есть возможность делать то, что им нравится, у них даже гитара теперь есть!

Эти мысли немного его взбодрили. Ойген даже аську включил, но он-лайн сейчас никого не было. Работать ему отчаянно не хотелось, и он, пообещав себе, что начнёт часов в десять, открыл новости — и увлёкся разглядыванием фотографий недавнего парада, королевской семьи, садов, цветов и…

— Доброе утро, — голос Рабастана заставил Ойгена вздрогнуть. — Горячий завтрак заказывали?

— Ты мне принёс завтрак? — растроганно спросил Ойген.

— Принёс, — согласился Рабастан. — Я решил, что ты вряд ли поел, помыл и вытер за собою посуду — куда более вероятной мне показалась версия отсутствия завтрака.

— Я как раз раздумывал, что надо бы что-нибудь заказать, — признался Ойген, и Рабастан, протянув ему сумку, сказал:

— Иди ешь спокойно. И можешь подремать потом, если хочешь — у меня нет срочных дел, и я могу посидеть тут пару часов.

— Серьёзно? — просиял Ойген.

— Я собирался погрузиться в пучины ЖЖ, — пожал Рабастан плечами. — Мне совершенно всё равно, где это делать.

— Будешь рисовать ангела — не забудь придать ему портретное сходство, — сказал Ойген, вставая. Рабастан хмыкнул и махнул рукой — и Ойген отправился, наконец, завтракать… и спать. Благо диван в комнате отдыха был удобным, а в шкафу лежала пара пледов, один из которых с лёгкостью превращался в подушку. Заснул он мгновенно — и, кажется, давно ему не спалось так сладко. А, проснувшись, некоторое время лежал, жмурясь от чудесного ощущения, которое можно было описать одним ёмким словом «выспался». Потом открыл всё же глаза, поискал телефон — и похолодел, поняв, что того с ним нет.

Ойген вскочил и, буквально вылетев в зал, ещё издали увидел свою Нокию, мирно лежащую на столе рядом с Рабастаном. Тот повернулся на шум и вопросительно воззрился на почти подбежавшего к столу Ойгена.

— Мне звонили? — спросил тот.

— Шестнадцать раз, — кивнул Рабастан и придвинул ему исписанный лист. — Я позволил себе назваться твоим секретарём.

— Кем? — Ойген даже поперхнулся.

— Секретарём, — невозмутимо повторил Рабастан. — По-моему, это весьма солидно.

— Ну, знаешь, — фыркнул Ойген, просматривая записи. — А удобно…

— Это была разовая акция, — предупредил Рабастан. — Когда-нибудь ты наймёшь себе кого-нибудь на эту работу.

— Это будет очень когда-нибудь, — улыбнулся Ойген — и посмотрел, наконец, на часы. Двенадцать тридцать восемь. — Ничего себе, — он даже смутился. — Это я три часа проспал?

— Почти, — согласился Рабастан. — Мне было жаль и незачем тебя будить. Но раз ты проснулся — я, пожалуй, пойду, — он поднялся.

К своей досаде, среди звонков Ойген не обнаружил того, что действительно ждал: линолеум, который должны были привезти ещё вчера, так до сих пор и не доставили, хотя прошлым вечером и клялись сделать это «точно не позже полудня». Не то чтобы Ойген им верил, но…

Впрочем, опоздали они не слишком, появившись около двух пополудни с вопросом:

— Это который у вас дом? Мы туда подъехали?

Оказалось, туда, но не с той стороны, — и следующие четверть часа Ойген встречал и провожал их, а потом, бессовестно снова бросив свой пост, с минуту любовался плотным рулоном линолеума, оставленным грузчиками на полу. Ещё совсем немного, и у них будет свой офис. Самый настоящий — где можно будет сидеть и работать. И даже принимать посетителей!

Остаток смены Ойген обзванивал клиентов, отвечал на звонки и даже успел немного поработать — а, закончив, написал Энн смс:

«Заседание закончилось?» — но ответа не получил, из чего сделал вывод, что оно всё ещё длится, и телефон у неё выключен именно поэтому.

Так что, выйдя из кафе, он вернулся не домой, а поехал к суду — и ему даже пришлось ещё подождать с полчаса, покуда по ступенькам не спустились Фил и Энн, а затем уже Саймон, страшно ему удивившиеся и, похоже, обрадовавшиеся.

— Ты давно тут? — спросил на удивление бодрый Саймон — и сам же замахал на себя руками: — Наверняка нет! У тебя смена закончилась час назад… всё в порядке?

— Это был мой вопрос! — запротестовал Ойген. — Как прошло?

— Ты знаешь, — он благодарно и радостно посмотрел на ужасно гордого собой Фила, — всё неожиданно даже лучше, чем я мог надеяться. Ноттингемский шериф, в лице АйЭлСи, наконец предстал с другой стороны, и их нарушения всплыли уже официально — в том числе и нарушение ими моего трудового контракта. Может быть… нет, я не могу этого утверждать — но может случиться, что мне даже и не придётся ничего платить. Ну, или просто сумма будет не настолько пугающей, — добавил с улыбкой он.

— Так ведь это отлично! — воскликнул Ойген — и они все вместе направились обедать и праздновать пускай пока что и призрачную, но всё же надежду.

Вернувшись домой, Ойген вновь не застал Рабастана, и даже сумел спокойно поработать пару часов, сделав за это время на удивление много. А вечером они созвонились с Джозефом и ещё немного пообсуждали его защиту — и Ойген даже неожиданно для самого себя предложил вдруг:

— А хочешь, я завтра приеду? И подожду за дверью. Это же с утра?

— В десять, — ответил Джозеф. И… вдруг согласился: — Ты правда можешь?

— Не вижу никаких проблем, — совсем немного соврал Ойген. Ему опять придётся вставать слишком рано… но всё же не в половине восьмого. И потом, он ведь может просто взять с собой сэндвичи, и купить по дороге бутылку воды — и как жаль, что у него нет ноутбука! И у Джозефа не попросишь… а правда — что он делать-то будет всё это время? Под дверью?

Неожиданная проблема серьёзно его озадачила — и Ойген вдруг понял, что уже забыл, когда просто что-то читал. Не для дела, а просто так.

Для удовольствия.

— Асти, — спросил Ойген, когда тот вернулся домой, и они ужинали. — Скажи, а что-нибудь читаешь сейчас? Не для работы?

— Мемуары сэра Уинстона Черчилля, — немедленно отозвался тот. — Очень увлекательно. Взял в библиотеке, — добавил он, отвечая на невысказанный вопрос. — Я всегда любил воспоминания и дневники — чрезвычайно познавательно и интересно. А у него ещё и прекрасный слог — впрочем, я только недавно начал.

— А… о, — Ойген даже не сразу нашёлся что сказать. — Я завтра пойду на защиту Джозефа… верней, я пойду его ждать в коридоре — и думаю, чем заняться, — признался он честно. — Я понимаю, что ты сейчас это читаешь, и… но…

— Бери, — улыбнулся Рабастан. — Он и вправду пишет очень хорошо. Я думаю, один день я без сэра Уинстона переживу — тем более что ты вечером мне его вернёшь. Может быть, тебе понравится — но тогда я требую оставить приоритет за мной.

— Безусловно, — заверил его Ойген.

Впрочем, наутро он взял с собой ещё и пару компьютерных книжек, и ещё — на всякий случай, сам не зная, какой — несколько чистых листов и ручку. Подозревая, что, на самом деле, проведёт большую часть времени в телефонных переговорах.

С Джозефом они встретились в метро — и Ойген при всей своей нынешней бесчувственности всем своим существом ощутил, что того буквально трясёт. На самом деле: руки у Джозефа заметно дрожали.

— Я там сдохну, — пробурчал он трагично, и Ойген возразил:

— Нельзя. Не сейчас.

— Почему? — озадаченно спросил Джозеф, и Ойген очень серьёзно ответил:

— Нам линолеум привезли вчера. Мы его завтра класть собирались.

— Хорошо сегодня хоть не тринадцатое, — с нервным смешком добавил Джозеф. — Господи.

— И к тому же не пятница, — Ойген пожал плечами. — Вот тогда бы та ещё примета была…

Когда за Джозефом, наконец, закрылась дверь аудитории, Ойген, устроившийся на последнем в ряду стуле, достал книгу и, переведя телефон в виброрежим, открыл её.

И буквально провалился между страниц. Как же он, оказывается, соскучился по обычному чтению! Он же всегда обожал читать какие-нибудь истории — почему он совершено забросил это в последние месяцы? Кино — ведь это совершенно другое… да вообще ничто не может сравниться с хорошей историей.

А эта ведь это происходило ещё и в реальности, в мире, где он теперь живёт сам.