Изгои (джен)

Остаток недели прошёл мирно и расслабленно — и лишь пятница была омрачена расставанием. Прощаться с Бенсоном Ойгену было грустно. В свой последний день пребывания здесь пёс вырыл яму под стеной остролиста, но наблюдавшему за ним Ойгену было всё равно. Он сидел с Бенсоном в саду, обнявшись, когда их рядом с этой ямой и застал Рабастан.

— Ты каждый день можешь вставать пораньше с утра или выбираться на площадку во вторник вечером, — утешающе предложил Рабастан, похлопав его по плечу. — Могу я узнать, что это? — он подошёл к яме и задумчиво её осмотрел.

— Просто яма, — сказал Ойген, гладя лежащего у него на руках Бенсона. — Да? Кто наш лохматый пёс? У кого длинные лапы? — спросил он, и Бенсон издал громкий довольный звук. — Кто вырыл такую яму?

— Ты с ним словно навсегда прощаешься, — упрекнул его Рабастан. — Расписание наших прогулок тебе известно — приходи. Бенсон будет тебе всегда рад, учитывая, как ты его разбаловал.

— Это не то, — вздохнул Ойген, зарываясь лицом в жёсткую шерсть. — Я привык, что Бенсон живёт вместе с нами и встречает меня… и вообще я привык.

— Будешь навещать его, — Рабастан улыбнулся. — А пока зароешь чудесную яму, вырытую этими длинными лапами, которые надо отмыть от земли, чтобы она не оказалась на нашем диване.

— Завтра, — сказал Ойген. — Или послезавтра. Мы её потом закопаем, а газон сам нарастёт, да? — спросил он у Бенсона, и тот негромко и очень довольно тявкнул.

— Поплачь, — сочувственно предложил Рабастан, снова похлопав его по плечу. — И иди работать — опоздаешь же.

На работу идти действительно было нужно, и Ойген, ещё раз простившись с привычно заскулившим Бенсоном, и вправду ощущал себя почти что несчастным, когда дверь закрылась за его спиной.

На улице было дождливо и вовсе не жарко, и Ойген почти промок, пока дошёл до кафе. Запах кофе немного взбодрил его, и всё же Ойген не ощущал никакой бодрости, и даже на звуки колокольчика реагировал вяло. Кому нужен вообще в такой день интернет, если у них дома пёс?

Часов в пять — перед уходом из офиса — к нему заглянула Энн, и, видимо, Ойген выглядел до того грустным, что она не могла не спросить:

— Ты донельзя несчастный… что у тебя случилось?

— Бенсон этим вечером возвращается домой к своему хозяину, — подчёркнуто трагично ответил Ойген и шмыгнул носом. А потом улыбнулся: — Я даже не думал, что так привяжусь к нему. Грущу вот.

— Да, к ним ужасно привязываешься, — Энн зашла за стойку и сочувственно погладила Ойгена по плечу. — Они такие… может быть, вам завести собаку?

— Непременно — только не сейчас, — покачал головой Ойген. — У нас самих даже страховки нормальной нет. Какая нам собака? Позже… я надеюсь, что однажды мы сможем себе её позволить. Хотя, честно говоря, я как представлю, что вернусь домой сегодня — а там тихо и никто не встречает… эх.

— Хочешь, я побуду с тобой? — предложила Энн, и Ойген оценил её жертвенность, зная, что они с Филом собрались уехать на весь уик-энд и вернутся лишь в понедельник утром.

— Да! Хочу! — растроганно заулыбался он. — Но ты коварно меня бросишь и всё же уедешь. И проведёшь лучшие выходные за прошедшие два летних месяца. Обещаешь?

— Придётся, — она грустно улыбнулась, обнимая его на прощание — и убежала, а он остался сидеть, ещё больше расстроившись и вспоминая того единственного питомца, что у него был когда-то — свою сову. Он не вспоминал о ней много лет — хотя и тосковал первые дни… или, может быть, недели, или годы заключения в Азкабане. А она ведь была молодой, и должна была пережить родителей… а он даже не выяснил, что с ней случилось. Так и не спросил эльфов о том, какую она нашла судьбу… а теперь уже и не спросит. Наверное, родители должны были поручить её чьим-то заботам — они ведь шли к своей смерти… долго…

Звонков сегодня было не слишком много, и Ойгена ничего не отвлекало от его грустных мыслей. Он отвечал почти механически, и почти вздрогнул, когда в трубке прозвучал голос Саймона.

— Ойген, здравствуй. Я тебя отвлекаю, наверное, извини, — он звонил ему из тюрьмы. Впервые, и Ойген не знал, тревожится ему или радоваться.

— Нет, — только и сумел произнести он.

— У тебя такой голос… — Саймон на той стороне напрягся.

— Суббота — нет никого, — встряхнувшись, ответил Ойген. — Я клевал носом за стойкой. У нас как всегда полно работы, но меня охватила лень... Вечер… И я просто рад тебя слышать. Я не знал, что тебе можно звонить так поздно.

— Можно, если в это время ты не работаешь, — сказал Саймон, и что-то в его голосе заставило Ойгена уточнить:

— А ты не работаешь?

— Какое-то время нет, — признался Саймон, и Ойген от его подчёркнуто лёгкого тона напрягся и спросил, выходя на лестницу:

— Саймон, ты как?

— Прекрасно, — ответил тот. — С тех пор, как жара спала — так просто отлично. Ты знаешь, я тут начал постепенно разбираться в комнатном растениеводстве — это оказалось весьма интересно...

— Саймон, — с мягким нажимом оборвал его Ойген, понимая, что тот не договаривает что-то действительно важное. — Я подал заявку на визит в следующий вторник, шестого августа, — и, если её одобрят, я приду к тебе в гости.

— Я знаю, — растроганно проговорил Саймон. — Папа сказал, что вы договорились. Ойген, я… я хочу сказать тебе спасибо.

— Мне? За что? — искренне изумился Ойген.

— Ты знаешь, за что, — ответил Саймон. — Я… я действительно не справился бы с этим сам. Когда всё это кончится, я буду тебе сильно должен.

— Ничего ты мне не должен, — возразил Ойген, понимая, что с Саймоном явно что-то произошло, и надеясь, что его голос прозвучал искренне и тепло. — Возвращайся — это главное. Мы все ужасно тебя ждём.

— Спасибо, — голос Саймона чуть слышно дрогнул, и Ойген, буквально ощущая льющуюся из трубки неловкость, спросил: — Тебе, может быть, принести что-нибудь? Книги по садоводству? Домашнему?

— Нет, спасибо, — заулыбался Саймон. — Тут оказалась на удивление хорошая библиотека.

— Значит, вернувшись, ты разведёшь у нас тут джунгли? — улыбнулся Ойген, подхватывая новую тему. — Ну а что. Почему бы нам не сделать это своей корпоративной фишкой. Ты не разобрался там, как растят цитрусовые рощи на подоконнике?

— Есть разные варианты, — серьёзно сообщил ему Саймон. — Вот, например бонсай. Японские карликовые деревья. Их, правда, растить долго и сложно — но это так увлекательно. Я расскажу, когда вернусь. Если только ты не сторонник идеи, что бонсай калечит деревья и мешает им расти так, как задумал их природа. Есть и такое мнение.

— Ты уже выбрал, кого приведёшь к нам в офис?

— У меня четыре кандидатуры, — отозвался Саймон. — Я пока думаю — время ещё есть. Мне пора, — вздохнул он и повторил: — Спасибо тебе.

— Увидимся, — попрощался с ним Ойген. — И, надеюсь, в этот раз я не забуду купить нам с тобой кофе.

Они простились, и Ойген подумал, что правильные слова в правильном месте, возможно, самая сильная магия, и он догадывался где и когда они прозвучали. Он запишет благодарность Саймона на себя — но при случае отдаст этот долг Нэду Россу. Как же им с Рабастаном везёт с людьми! Хотя они этого просто не заслужили. Странное чувство юмора у судьбы.

Когда Ойген, сдав смену, вышел на улицу, там было темно и сыро, пахло мокрым асфальтом и влажной землёй. Домой ему не хотелось, и он сделал круг, дойдя до ночного магазина, манящего светом и теплом припозднившихся любителей погулять. C этим магазинчиком им тоже чудовищно повезло — Ойген знал, что в Лондоне их было не так уж много. Некоторое время он бродил между полок в одиночестве, не зная, что положить в корзину, и уже решил остановить выбор на коробке клубники, когда его взгляд упал на ящик с морковкой. Яркой, сочной оранжевой морковкой, которая так нравилась Бенсону…

Конечно, покупать её он не стал, а взял ту коробку, в которой клубника выглядела как можно приличнее, и, пожелав доброй ночи скучающему кассиру, вышел на улицу и медленно побрёл к дому.

В квартире было темно и тихо, и когда Ойген привычно загородил собой проход, едва открыв дверь, но никто не ткнулся в его ноги, он горько вздохнул и уже спокойно вошёл в погруженный во тьму коридор, где больше не пахло собакой. Он отправился в душ — и лёг, прислушиваясь к тишине, в которой тихо звучало дыхание одного Рабастана и ещё собственное. Ойген вздохнул. Конечно же, он привыкнет — но…

Впрочем, следующим утром он проснулся в более приподнятом настроении, и, хотя ему и не хватало Бенсона за завтраком, он даже не слишком мучил Рабастана расспросами о нём. В конце концов, ведь тот не делся неизвестно куда, а вернулся в свой дом. Хозяин по нему соскучился наверняка — а как радовался сам Бенсон! И лишь глубоко внутри Ойген признавался себе, что всё-таки ревновал.

В офисе он был уже в половине одиннадцатого — дома всё, от дивана до ямы в саду, напоминало ему о Бенсоне, и Ойген просто сбежал оттуда. А здесь сегодня кроме него никого не намечалось: Энн уехала, а Джозеф по субботам обычно объезжал все кафе с мелким ремонтом. Так что Ойген мог спокойно поработать — чему даже помогал моросящий за окном дождь.

Ближе к полудню в офисе появился Марк — и только увидев его, аккуратно ставящего в угол мокрый зонт, Ойген вспомнил, как Энн предупреждала, что он заглянет полить цветы. Хотя он бы, конечно, и сам с этим справился, да и не случилось бы с ними за пару дней ничего без полива…

— Я тебя не услышал, — сказал Ойген, вставая ему навстречу. — Будешь чай? У нас чайник, — сказал он, демонстрируя недавнее их недавнее приобретение, расходы на которое он честно внёс в бюджет компании. — Рабастан добыл его нам. На очереди холодильник.

— Спасибо, с удовольствием, — Марк снял ветровку и повесил её на спинку кресла. — Я тут наконец забрал фотографии с Майского дня, не прошло и трёх месяцев, и даже привёл их в порядок. Ты их видел уже?

— Нет! — воскликнул Ойген, позабыв про работу.

Марк достал свой ноутбук, включил его — и, пощёлкав мышкой, открыл первый снимок, на котором была сняты они вчетвером в фирменных футболках Лимбуса. Они улыбались в объектив — а Ойген почти ошеломлённо глядел на своё изображение, такое… неподвижное, и всё-таки кажущееся почти живым.

Никогда прежде не видел себя на фотографиях. Нет, в документах снимок, конечно, был, но это совсем другое. И выглядел Ойген там, честно говоря, жутковато. Сейчас же он смотрел на застывший момент их жизни; миг реальности, запечатлённый на плёнке.

Ойген начал листать фотографии, вглядываясь в лица — и никак не мог понять, что же в них не так. И почему он иногда даже не сразу понимает, кто перед ним — а иногда ему кажется, что человек на фото сейчас улыбнётся и начнёт двигаться. От чего это зависит?

— Я даже не помню, когда в последний раз видел себя на фото, — признался он, разглядывая фотографию Энн. — Как это… странно, знаешь…

— Не любишь фотографироваться? — ничуть не удивился Марк.

— Не особенно… не знаю даже, — Ойген не сразу подобрать ответ. Он любит? Нет? Как он вообще к этому относится? Когда-то — в прежней жизни — он об этом не задумывался. А потом Аврорат и вовсе отбил у него желание оказаться на колдофото. А теперь? Он снова щёлкнул мышью, отыскивая какой-нибудь свой снимок, и внимательно вгляделся в своё лицо. — Я даже не помню, когда в последний раз фотографировался. Если не считать вот этого, — кивнул он на экран.

— Рождество? — подсказал Марк. — Ты был на вечеринке — я видел снимки.

— Ты собираешь на нас досье? — улыбнулся Ойген.

— Я просто любопытствую, — тут же запротестовал Марк. — И не слишком полагаюсь на память. Знаешь, я в какой-то момент заметил, что некоторые люди на фото получаются ужасно непохожими на себя, и мне стало интересно, почему так получается и от чего зависит. И ты знаешь, иногда люди на снимках выглядят совсем не так, как в жизни — хотя, казалось бы, черты сохраняются точно. И я начал изучать этот вопрос — и пока дошёл до типажей, — он улыбнулся.

— Типажей, — кивнул Ойген, бросив на него вопросительный взгляд.

— Да — разные типы лиц выходят по-разному… ты замечал когда-нибудь, что некоторые люди кажутся знакомыми, хотя ты точно прежде никогда их не видел?

— Да, случалось, — поддакнул ему Ойген.

— Иногда считают, что это происходят с неяркими людьми — типичными, такими, знаешь, как в Матрице… но на самом деле всё куда сложней. Вот ты, к примеру, показался мне ужасно на кого-то похожим при первой встрече — я до сих пор пытаюсь вспомнить, на кого… наверное, на кого-то из актёров. Тебе ничего подобного не говорили?

— Не раз, — засмеялся Ойген.

О да. Ему уже говорили. Сравнивали с изображеньями на старинных фресках — особенно влюблённые девицы. Впрочем, слышал он подобное не только от них… и вполне верил в это. Хотя его черты и не были фамильными — вернее, были, но кровь его родителей смешалась так причудливо, что он получился похожим на них обоих, и ни на кого — в той же Италии ни у кого не вызывало даже тени сомнения его происхождение и родство.

— Я плохо знаю итальянское кино, — признался Марк, — но я…

Зазвонил телефон, и Ойген, извинившись, увидел на экране «Росс» и нажал на кнопку:

— Добрый день, чем…

— Сайт недоступен, — сказал с ходу Росс. — Проверьте, что там, а, а то у нас встанут продажи. Мы же рекламу два дня назад новую запустили.

— Недоступен? — переспросил Ойген, очень постаравшись не выдать свою растерянность. — Да, мы сейчас всё решим. Не волнуйтесь.

— Посмотрите, — сказал Росс — и отключился, а Ойген, очень стараясь не паниковать, метнулся к своему ноутбуку. — Это Росс, — сказал он Марку. — Извини, минуту…

Тот кивнул — а Ойген, открыв свой почтовый ящик и обнаружив там письма от сервиса мониторинга, что сайт действенно недоступен. Параллельно он пытался открыть его в браузере и уже набирал номер Джозефа. Но услышал частые гудки — а сайт всё ещё не открывался…

— Не могу дозвониться до Джозефа, — нервно проговорил Ойген, чувствуя, как внутри разливается холод. — И Энн недоступна, а наш самый крупный проект лежит.

— Я знаю, что это не принято, но можно мне логин-пароль от вашей хостинг-панели? Я могу посмотреть, — немного неловко и даже слегка смущаясь проговорил Марк.

— Да, конечно, — Ойген включил стационарный компьютер. — Ты меня просто спасёшь. А я пока снова попробую Джозефу дозвониться…

— Возможно, мне понадобится ещё и консоль, — кивнул Марк и, дождавшись, когда Ойген откроет сайт хостинга, начал что-то очень быстро изучать для себя на открытых системных страницах — и через несколько томительных минут, сказал, нахмурившись: — Ойген, вас атакуют. Это самая настоящая DDOS атака. Вот лог запросов, — он показал ему страницу и велел: — Срочно звони своему хостеру.

А затем открыл чёрный экран консоли.