Изгои (джен)

Обычно последние летние дни вызывали у Ойгена некоторую печаль: он всегда любил тепло и солнце. Впрочем, осень своими яркими красками несколько сглаживала расставание с ними — а в этом году Ойген почему-то ожидал чего-то необыкновенного. Может быть, Ролин и он…

А ещё опера. Двадцатого сентября их с Рабастаном ждал выход в свет: Конвент-Гарденс и «Свадьба Фигаро» c божественной Франкой Марич… как же он соскучился по такому. Они оба!

Впрочем, это всё будет позже — а пока что Ойген прощался с летом, и в субботу тридцать первого они с Рабастаном как-то почти случайно устроили по этому поводу в саду прощальный пикник.

Когда им последний раз доводилось провожать лето, ни времени, ни возможности спокойно посидеть в саду у Ойгена просто не было — нужно было удержать власть, и готовиться к отбытию мрачных школьников первого сентября. Северус казался тогда серым от напряжения и усталости, Маркус, на которого свалились новые и неожиданные обязанности при Лорде, не выпускал свой зловещий портфель, а Рабастан... как Ойген теперь уже знал, заканчивал мордредов монумент.

Смешно, тогда, по документам они официально считались уже свободными, но насколько эта свобода разительно отличалась о того, что под ней понимают — и как сильно она отличалась от того, что, будучи магглами, они имели сейчас! Пусть у них отобрали магию, и они, словно на острове посреди океана, были заперты зачарованной кольцевой М25 — и всё же они ощущали себя абсолютно свободными, ведь хозяев, кроме них же самих, у них не было, и пока они живы — не будет.

Ничто не стояло теперь над ними, не считая закона, но закон — это то, что ты, обитая среди людей, осознанно и по собственной воле соглашаешься соблюдать. Где то на этой глубокой сентенции мысли Ойгена завязли во вполне логичных противоречьях, и он позволил себе от них отмахнуться, как мог это сделать только свободный и довольный собой человек.

— Это было прекрасное лето! — провозгласил Ойген, поднимая бокал янтарного, словно покидавший их август, сидра.

Они с Рабастаном сидели за столиком в их саду. День был пасмурным и довольно ветренным, но тёплым, настолько, что они оба были босиком и наслаждались зелёной ещё травой под своими ногами.

— Во всяком случае, не скучное, — подтвердил Рабастан, тоже подняв свой бокал, а после раздавая им карты. — Кстати, я утром встретил Роузмондов — Луиза прекрасна и кругла, как луна. Беременность ей явно идёт на пользу.

— А что Изи? — что ж, возможно, то, что та предпочла учиться с другой стороны пролива, даже к лучшему, подумал Ойген. Кто знает — может, она ревновала бы… а может быть, и нет. Но уж как вышло… Он посмотрел на выпавшие ему карты и положил три ореха. Сегодня они играли на солёный арахис.

— Она заслужила свою школу во Франции, — Рабастан сделал глоток, ответил на его ставку и добавил сверху ещё один: — Полагаю, потом она поступит в Сорбонну, и пусть у неё всё получится.

— Да, пусть! — Ойген тоже пригубил сидра, а затем отправив в рот тарталетку сыром и виноградом. — Хотя вампира я ей пока не простил! Отвечаю на твою ставку и ставлю сверху вот эти два. Вскрываемся? Пиковый король и две дамы.

— Две девятки и туз червей... — Рабастан посмотрел на него очень задумчиво и склонил голову на плечо.

— Асти, у тебя просто написано на лице, что мне следует эту тяжелейшую психологическую травму как-нибудь проработать. — Ойген сгрёб горку орехов к себе поближе.

— Ну, если ты хочешь об этом поговорить... — Рабастан усмехнулся, — От себя могу предложить исключительно арт-терапию... — он протянул снять колоду Ойгену и сдал им по новой. — Нет, кисточки свои я тебе не дам, но вот что-то из театральных техник могу посоветовать — я о них как раз недавно читал. Ну, знаешь, старинный костюм, бледный грим... возможно, они позволят тебе войти глубже в образ и понять, почему тебя это так задевает.

— А, по-моему, задевать будут вставные клыки за стакан, — засмеялся Ойген. — Впрочем, это идея для Хэллоуина, к тому же, я буду не одинок — пират у нас уже есть... Не думал заглянуть познакомиться?

— Как только подберу и себе костюм, — Рабастан хмыкнул и взглянул, что же ему пришло. Ойген с свои карты заглядывать не спешил и просто водил по рубашке пальцем. Он уже знал, что к новым людям Рабастану требовалось привыкнуть, и думал, с какой стороны к этому следует подойти. Ну, по крайней мере, тот не пытался на них шипеть, как это обычно делал в подобных случаях Северус.

— Ты бы зашёл к нам в гости, — осторожно позвал его Ойген. — У нас теперь там настоящая фотостудия! Я знаю, что ты фотографией особо никогда не увлекался, да и никто особо из наших, — по лицу Рабастана промелькнуло странное выражение, но Ойген, успев его прочувствовать и уловить, решил, что сейчас расспросам не место, — но это стоит того, чтобы прогуляться среди всех этих стоек с зонтами и посмотреть! А ещё, — он ласкающее провёл пальцами по холодному стеклу своего стакана, — у нас теперь там живёт настоящий Мак! Представляешь, монитор не занимает уже полстола — и у него такая картинка! Он просто... инопланетный, — Ойген оставил стакан в покое и вскинув руки, очертил в воздухе очертания некой выходящей за рамки обыденного понимания сущности. — Знаешь, кто-то недавно шутил, что мы высадились на Марсе, и я всё думаю: ведь магглы ходили уже по Луне… Исследовали атмосферу Венеры… Да тот же Марс фотографируют радиотелескопом… И вот, только вообрази, что там ведь наверняка кто-то есть, — продолжал он увлечённо, — а магглы их не смогу увидеть, как не видят того, что им показывать не хотят... И мы вместе с ними... Представь, что марсиане блюдут свой Статут... Обидно так...

— На самом деле, сейчас, когда мы оказались, так сказать, по эту сторону, — Рабастан откинулся на кованую спинку садового стула, — я не перестаю удивляться тому, как Статут до сих пор работает. Ты просто представь на минуту, что в этот самый момент где-то в озёрах и реках, например, плавают и резвятся келпи. И их скрывают — при всех нынешних возможностях для наблюденья и съёмки. Я никогда прежде не задумывался, какая это огромная работа. А теперь вот ловлю себя на мысли, что эти самые марсиане вполне могут быть уже здесь. Или ещё кто-то — одна только наша галактика просто огромна. Но волшебники их тоже не видят, а они наблюдают за нами...

— Так вот чем, на самом деле, занимается Отдел Тайн! — Ойген подался к нему. — Как думаешь, Руквуд что-нибудь знал?

— И скрывал от Лорда секретные материалы... — с загадочным видом согласно покивал Рабастан. — А может Лорд и сам один из... Кто знает, кто у него на самом деле был в предках со стороны отца... Истина где-то рядом, брат мой.

— Тогда выпьем за то, чтобы её не узнать, и пусть жарится преспокойно себе в преисподней! — воскликнул Ойген.

Они расхохотались — уже оба, и отсалютовали друг другу бокалами.

В остальном их выходные прошли тихо и почти лениво — а с понедельника и с сентября вдруг обнаружилась проблема, о которой Ойген прежде не то чтобы не задумывался, скорей просто в силу воспитания не привык, что должно быть иначе.

Второго сентября, в первый понедельник пришедшей осени, придя уже привычно за пару часов до начала смены, Ойген поздоровался с убегающим по делам Джозефом, перекинулся парой слов с работающим над многочисленными фотографиями нецемента Толлетом, на столе у которого добавился ещё и планшет, сел поработать сам, и в какой-то момент заметил, что задумчиво сдвигает в одну небольшую дюну песок и остатки вездесущей строительной пыли у себя под ногами.

А ведь раньше такого не было. Да и мусорное ведро было наполовину заполненно обёртками и салфетками, и стаканчиками из под кофе, которые туда попали вчера. Точно, сегодня же не убирался никто.

У Энн начались занятия, а значит, она не могла больше приходить в их офис с утра пораньше и всё приводить в порядок, и это было действительно удручающе. Так ведь они грязью здесь зарастут…

И вот тут Ойген впервые задумался, что ведь их становится больше. Их банда растёт: сейчас их четверо… ну, или пятеро — считая Толлета — а ведь скоро, уже через месяц, вернётся Саймон… и сколько песка и вообще грязи могут за день натаскать пять человек?

Впрочем, за смену в кафе натаскивали значительно больше, и если в начале смены полы были ещё вполне чисты, то в дождливые дни их приходилось вытирать к тому моменту как приходила уборщица... А ведь, если верить графику, кафе убирали не меньше четырёх раз в день… К своему смущению, Ойген понял, что прежде просто не задумывался и особенно не обращал внимания на людей, которые поддерживали в кафе порядок — словно они оставались невидимками. Как эльфы…

Он со вздохом поднялся, взял щётку и совок и принялся подметать. Если Энн была теперь занята с утра, конечно, он и сам бы мог всё это делать: в конце концов, семь лет отработок в школе даром не прошли, и тряпку он в руках держать умел — но куда больше его научили делать всё это два прожитых здесь года. Особенно, конечно, первый — когда они жили в Хейгейте и у Мэри, и Рабастан не мог не то что полы мыть, но даже самого себя. Но…

Ойген точно не был готов приходить сюда с утра пораньше и браться за метлу и тряпку. Может, чередовать с Энн, когда она точно узнает своё расписание, в прошлом году в какие-то дни по утрам она бывала свободна…

Но с какой стати она вообще должна этим заниматься? Ойген был ей благодарен и всегда ценил, что она сама взяла на себя обязанности по уборке, но так постоянно продолжаться не могло — в конце концов, она работает даже по выходным. Ещё немного, и она сравняется с ним по времени, убитому на работу, может, ей ещё смены в кафе добрать?

Нет — нужно было найти того, кто будет это делать, конечно, не бесплатно, и Ойген, сменяя после утренней смены Эмили, которая знала, кажется, всё и обо всех, спросил её невзначай о том, кто убирается по утрам в кафе, и как вообще у них тут устроены смены.

— Кто убирается? Обычно Амина, — тут же ответила она. — Она из клининговой компании… не помню название, с этим тебе к Уолшу. Конечно, ты её вряд ли видел — она уходит ещё до тебя. Ты же не работаешь утром.

— Зато я ухожу отсюда ровно в полночь, — он оскалился, и поднял руки, словно крылья, изображая из себя вампира, и Эмили рассмеялась:

— Похож!

— Ты говоришь, Амина… а когда она тут бывает? По каким дням?

— По любым, — улыбнулась Эмили. — По утрам, если не случится чего-то из ряда вот, работает обычно она — мы с ней иногда болтаем, потому что в это время делать просто нечего. Как раз когда я прихожу к восьми, она уже заканчивает. А в два работает уже не она, а какая-то неприятная тётка. Так что вставай пораньше, если хочешь её застать. Но предупреждаю — на флирт не надейся.

— Я? — Ойген даже прижал руку к сердцу. — У меня чисто деловой разговор. Амина это ведь восточное имя, да?

— Угадал. А у них с этим строго. Но она очень приятная молодая женщина. И работает хорошо.

— Да, здесь всегда чисто, — подтвердил Ойген.

Да, о флирте здесь не могло быть и речи, а вот уважение и вежливость ему завтра следует проявить. В конце концов, его хорошо воспитали, главное — заставить себя подняться в шесть.

Снова!