Изгои (джен)

Видимо, у него сегодня день такой, решил Ойген — или, может быть, он подхватил что-то от мистера Лэмптона, сбившего его с толку своими зоогостиницами.

Кто вообще оставляет питомцев в зоогостиницах, в четырёх стенах?

Нет, намного проще, правильней и, к тому же, куда дешевле найти надёжную передержку — будто у них самих дома не гостил Бенсон, по которому Ойген порой до сих пор скучал. А уж самому-то ему и вовсе незачем так судорожно искать надёжного ситтера по всей сети, раз уж он почти что сам в этом бизнесе… вернее, не столько он сам, сколько Асти, но это уже несущественные детали.

Ойген снов сходил за чаем в комнату отдыха и, сделав пару глотков, успокоился — и, уже немного повеселев, достал сотовый, набрал номер брата, однако вместо гудков услышал характерный сигнал, а затем сообщение, что абонент в данный момент недоступен. Решив, что его просто неправильно соединили, Ойген набрал номер ещё раз — и снова озадаченно прослушал любезный механический голос.

Это было странно — настолько, что он не столько заволновался, сколько в высшей степени удивился. Нет, конечно, он мог представить даже не одну причину, по которой телефон Рабастана мог быть отключен — начиная с неплановых «занятий» у Эмбер — но…

Так или иначе, телефон Рабастана был выключен, и Ойгену ничего не оставалось, кроме как ждать.

Рабастан перезвонил, когда стрелки часов практически закончили оборот, а Ойген как раз досмотрел до середины фильм о судьбе Майкла Коллинза, ловя себя на слишком знакомых ему вещах, смотреть на которые со стороны было, пожалуй что, жутковато:

— Мне пришла смс о пропущенном вызове, — прозвучал в трубке голос Рабастана. — У тебя что-то случилось?

Ойгену очень хотелось спросить, что заставило Рабастана спрятаться от всего мира, и, в частности, от него самого за выключенным телефоном, но он знал, конечно, когда делать таких вещей не стоит; вместо этого он сразу перешел к делу, рассказав Рабастану о Лэмптонах, коте и их беде.

Судя по голосу, Рабастан был занят — Ойген узнавал эти интонации, за которыми прежде нередко следовало какое-нибудь неприятное заклятие. Но на сей раз, кроме этих знакомых нот, ничего в словах Рабастана не выдавало скрытого раздражения: он слушал Ойгена очень внимательно и вникал в проблему. Впрочем, как Ойгену показалось, не столько в проблему Лэмптонов, сколько Чарльза. Когда Ойген как раз добрался до места о том, как важно сыну и матери попасть на те похороны, то буквально ощутил, как Рабастан на той стороне поджал губы, потому что сами Лэмптоны явно его не заинтересовали — в отличие от пожилого кота и его проблем.

— Ойген, — немного глухо сказал, наконец, Рабастан, будто прикрывая ладонью трубку, — всё это, конечно, здорово, и я рад, что ты первым делом звонишь мне, но… — он замялся, словно подбирая слова.

— Асти, ты же лучше меня знаешь, кого об этом нужно спросить — и где. Ты можешь сегодня вечером спросить своих на площадке? Ну, или, может, завтра утром…

— Ойген, я тебя очень люблю, — в голосе Рабастана явно слышались неожиданно покровительственные нотки, — ты удивительный, чуткий и отзывчивый человек, но иногда ты такая бестолочь...

— Прости? — изумлённо переспросил Ойген. Дежавю было настолько сильным, что он на мгновенье даже услышал голос Северуса.

— Ойген, ты — создатель и владелец, пожалуй, самого востребованного ресурса для владельцев всяких тварей… и просто для людей, — вздохнул на той стороне Рабастан. — Я перетаскал у тебя половину визиток и честно раздал знакомым людям, знакомым собакам, и даже людям знакомых собак... Просто возьми и напиши в наше сообщество на Зеркалах — все наши там. Почти что круглые сутки. Даже свой сайт почти забросили. Адрес ты знаешь.

— Вот так запросто взять и написать? — Ойгена вдруг стали раздражать странный шум и голоса, на фоне которых ему приходилось сейчас разговаривать с Рабастаном, и они явно звали того назад.

— Да, — ответил тот слегка нетерпеливо. — Ну, или напиши модератору — ты же можешь посмотреть, кто там модератор. Опиши эту жалостливую историю и подпишись «Ойген Мур». И увидишь, как дрессированные коты галопируют по арене цирка.

На этих словах Рабастан коротко простился и отключился, оставив Ойгена растерянно смеяться над собой, досадовать на поразившую его этим вечером недогадливость и гадать, чем же и с кем так занят сейчас Рабастан. Впрочем, совет был хорош, и Ойген открыл административный интерфейс Зеркал — и вдруг с удивлением отметил, насколько далеко они уже ушли от того, с чего начинали. А ведь это всё начиналось настолько случайно, с улыбкой припомнил он и вновь приложился к остывающей кружке.

Сообщество зооситтеров, в котором состоял Рабастан, Ойген нашёл через его профиль — и некоторое время изучал профили его модераторов и даже владельца, выбирая наиболее симпатичного ему человека для такой важной миссии. Остановив, наконец, свой выбор на молодом человеке с ником СтиВ и мордой котика на аватарке, чей полосатый лоб украшала характерная буква «М», Ойген написал ему в личку.

И, уже отправив сообщение и вновь просматривая админку и рейтинги, вдруг поймал себя на ощущении, пожалуй, некой силы — он вот так просто, буквально в пару-тройку кликов мышкой, узнал всё, что хотел, о совершенно ему незнакомых людях… Всего лишь пробежался по их сообщениям, посмотрел профили… и просто написал. И теперь ждал, когда его проблему решит правильный человек…

Он даже мог видеть, кто сейчас он-лайн — они сделали эту возможность совсем недавно, и в тот момент Ойген даже не задумался о том, как это удобно. Он вообще до этого момента не воспринимал всё это вот так — а ведь… а ведь это всё равно, что «читать» людей, вдруг понял он. Такое знакомое и привычное ощущение, тоску по которому он загнал так глубоко, как только мог… Да, это было именно оно — когда-то он так и жил… И вот теперь — эти люди даже не знали о том, что он уже их изучил. И выбрал…

У Ойгена по спине пробежали странные мурашки, и он невольно сжал правую руку так, словно бы в ней что-то было…

Прошло от силы минут двадцать, когда в личных сообщениях Ойгена появилось ответное сообщение. Тот модератор, СтиВ (весы, двадцать семь, не женат), по совместительству являвшийся заодно владельцем нахального полосатого кота Тайгера той самой типичной «дико-уличной» расцветки, был любезен, внимателен и скрупулёзен. Он сразу пообещал помочь, и тут же прислал целый список вопросов, тактично поинтересовавшись в конце, не будет ли мистеру Муру, возможно, удобней просто обсудить всё это по телефону. И если так, СтиВ будет рад ему немедленно перезвонить.

Номер свой Ойген вовсе не скрывал ни от кого, и предложение было вполне разумным — так что в ответ на сообщение он тут же его прислал. Звонок раздался меньше, чем через минуту — и когда Ойген ответил, он услышал в трубке молодой, смущённый и взволнованный голос:

— Здравствуйте, мистер Мур! Спасибо, что вы написали нам! Мы сейчас непременно кого-нибудь найдём, не беспокойтесь…

— Я вам буду очень признателен, — улыбнулся Ойген. — Мне хотелось бы помочь мистеру Лэмптону — и куда мне ещё обращаться, если не к вам, верно?

— Да, конечно, — с той стороны, кажется, тоже улыбнулись — и ещё больше засмущались. — Так здорово, что у нас есть Зеркала. Что вы их придумали… это так круто! Вы нам так с бизнесом помогли, вы знаете?

— Рад помочь, — Ойген улыбался и ловил себя на том, что внезапно словно вернулся в давно забытые воды — когда его невольная просьба воспринималась другой стороной не как желание что-нибудь у кого-нибудь попросить, а, скорей, как одолжение, которое он кому-то оказывал. Ну, или, услуга, которая, возможно, что-нибудь обещает. В будущем. Когда-то давным-давно, в другой жизни, это было так естественно, и казалось чем-то настолько обыденным, на что Ойген и внимания не обращал. Конечно же, любой рад был ему помочь — когда-то Ойген был в этом не просто уверен. Просто таков был естественный порядок вещей — или же таковым казался. И вот теперь он вдруг снова оказался в той же привычном и уютном, словно старая мантия, амплуа — которое он, как искренне считал, давно забыл и навсегда похоронил вместе с прошлым.

СтиВ же, тем временем, дотошно и внимательно расспрашивал его про Чарльза, уточняя детали — а минут через двадцать после того, как они, наконец, простились, в сообществе появился новый красиво оформленный пост с пометкой «Очень важно!», и Ойген с захватывающем ощущением чуда в реальном времени смотрел, как совершенно незнакомые ему, но очень серьёзно настроенные люди искали передержку незнакомому им самим коту Ойгена Мура. И что самое странное, желающих взять беднягу к себе оказалось больше, чем Ойген мог бы предположить, а он сидел и выбирал, оставаясь при этом им невидимым и неизвестным…

В конце концов, через пару часов Ойген остановил свой выбор на предложении, если он верно понял, то ли жены, то ли подруги, то ли родственницы СтиВа, сменившей в данный период жизни халат опытного ветеринара на уютный фартук домохозяйки, так как ей требовался перерыв, и она согласилась взять Чарльза за один фунт в день — плату исключительно символическую, так как сообщество придерживалось всё же бизнес-идей, несмотря на устроенный этим горячим лотом повальный демпинг. И, уже созвонившись с ней, Ойген, скрывая радостное удивление, договорился о встрече прямо в кафе завтра в полдень, пообещав сфотографироваться «со всеми» и котом Чарльзом на фоне плаката Зеркал.

— Если вы, конечно, не против, — взволнованно говорила Филис. — Мы бы хотели потом это фото повесить на странице нашего сообщества.

— Почту за честь, — ответил Ойген — и, простившись, позвонил мистеру Лэмптону… и, только услышав его сонный голос, глянул на часы и обнаружил, что уже почти одиннадцать. Пришлось извиняться — впрочем, хорошие новости уже сами по себе служили ему извинением, а мистера Лэмптона потом пришлось ещё и убеждать, что один фунт в сутки — это совсем не шутка, и что да, Ойген уверен в том, что с Чарльзом всё будет хорошо. И он ждёт их завтра в полдень в том же кафе.

Ойген и сам ждал этой встречи, кажется, не меньше Лэмптона — и, проснувшись следующим утром, солнечным и ясным, пожалел, что назначил встречу на полдень, и теперь придётся ждать, а ему даже обсудить всё это было не с кем! Рабастана дома, когда он проснулся, не было — видимо, тот не стал возвращаться домой после своей утренней прогулки и отправился куда-то по своим таинственным делам. Вчера же, вернувшись, он застал брата уже крепко спящим, и конечно, не смог ему ничего рассказать. Но сейчас Ойгену было совсем не до тайн Рабастана — он ждал встречи и не знал, куда бы себя деть пока тянется время. Даже почты практически не было — как нарочно, зато на те письма, что там обнаружились, Ойген ответил с тщательностью, устрашившей его самого.

В офис он пришёл к одиннадцати — и… никого там не застал. Впрочем, по случаю воскресенья и не должен был. Так что Ойген остался один как раз тогда, когда буквально разрывался от желания хоть с кем-то поговорить. Но даже у Ролин был воскресный эфир! Он сам смеялся над собой — и то мерил нетерпеливыми шагами коридор, поглядывая на часы, то возвращаясь за свой ноут и отвечал на падающие в почту редкие письма и читал все комментарии, что всё ещё появлялись под тем постом.

В кафе Ойген спустился без пяти двенадцать, и едва успел кивнуть сидевшей за стойкой Эмили, как увидел у двери нетерпеливо переминающуюся с ноги на ногу группу из восьми человек, среди которых сразу опознал своих вчерашних собеседников, интуитивно опознав в высоком и слегка нескладном парне СтиВа, а в не очень молодой, но милой и ужасно обаятельной светловолосой женщине в полосатом трикотажном свитере — Филис. Которая определённо не была СтиВу ни девушкой, ни женой — а оказалась, как выяснилось при знакомстве, его соседкой и владелицей отличного фотоаппарата, который, впрочем, почти сразу перешёл в руки СтиВа. За знакомством, представлениями и пожатьем рук Ойген пропустил появление собственно мистера Лэмптона с Чарльзом на руках и огромным рюкзаком за спиной, которого первой заметила как раз Филис и замахала ему радостно, ужасно его этим смутив.

Впрочем, когда вся компания обступила мистера Лэмптона, осыпая комплементами невозмутимо восседавшего на его руках Чарльза, тот совсем смешался — и тогда Ойгену пришлось взять ситуацию в свои руки и немного притормозить восторги, заодно знакомя Филис с её новым подопечным и его хозяином. Мистер Лэмптон растерянно пожимал протянутые руки, каждый раз подхватывая неизменно начинавшего сползать Чарльза, но передать его кому-нибудь то ли опасался, то ли смущался, так что Ойген, в конце концов, забрал кота к себе — и снова посочувствовал его хозяину: таскать вот так «на ручках» пару десятков фунтов должно было быть не так уж просто.

В конце концов, когда они все перезнакомились — включая Эмили, которая не удержалась и вышла к ним из-за своей стойки — кто-то помог мистеру Лэмптону, которого, как оказалось, звали Лоуренс, снять рюкзак, где предсказуемо оказались вещи Чарльза: лежанка, миски, самые любимые игрушки, плед, лекарства и инструкция на нескольких рукописных станицах. Последнюю постепенно оттаивающий, хотя и всё равно донельзя удивлённый мистер Лэмптон вручил Филис, и покуда они с ней её изучали, СтиВ фотографировал Ойгена с индифферентным к такому внимаю Чарльзом в самых разных позах и ракурсах.

На производимый ими шум из своего кабинета неожиданно вышел сам мистер Уолш — и, поглядев на них, хмыкнул, покачал головой и тихо скрылся за дверью своего кабинета, что обещало Ойгену в ближайшем будущем, тот знал, очередную порцию ирландских шуток. Против чего Ойген, впрочем, совсем не возражал…

Потом они фотографировались уже все вместе, и Ойген улыбался в самом центре с Чарльзом на руках, и просил на раздающееся со всех сторон «Мистер Мур!» звать его «просто Ойген». А когда они, подписав бумаги, все вместе ушли — с Чарльзом и всё ещё немного растерянным, но счастливым и даже, кажется, слегка порозовевшим мистером Лэмптоном, которому Филис вызвалась показать временную обитель его питомца, и даже ничуть не возражала обещавшей быть весьма неблизкой пешей прогулки (Ойген оценил её часа примерно в полтора, если не в два — но что было поделать, если Чарльз не переносил такси, а Филис жила слишком далеко? Но хоть погода их сегодня пожалела: день был хоть и ветреным, но солнечным и тёплым) — Ойген вернулся в офис и, подойдя к окну, стоял там и невидяще глядел на залитый солнцем двор. Он чувствовал себя счастливым, вдохновлённым, воодушевлённым — почти… волшебником. Да, это было именно оно, то самое когда-то столь обыденное, но, на деле, восхитительное чувство практически всемогущества, а еще лёгкости и любви ко всему окружающему его миру.

Немного придя в себя, Ойген, ловя это прекрасное ощущение радостного вдохновения, открыл презентацию Зеркал — и решительно переделал всю её вторую часть. Потому что теперь, кажется, понял, о чём и для чего на самом деле был этот проект — и это понимание теперь оставалось только донести до тех, кто мог бы помочь ему жить.

Нет — должен был помочь! И, разумеется, поможет. Сейчас Ойген был в этом абсолютно уверен.