Изгои (джен)

Спал этой ночью Ойген плохо — то ли потому, что диван не был таким уж удобным, то ли просто потому что отвык ночевать один — и на утро встал рано. Не то чтобы он до конца проснулся, и посему пребывал не в лучшем своём настроении. Шея во сне затекла, да и голова казалась тяжёлой, словно бы он выпил лишнего накануне. Но ведь что такое пара бокалов вина и несколько глотков виски? В прежние времена он бы этого вообще не заметил…

Завернувшись в халат, Ойген добрёл до ванной, где и постарался прийти в себя. Уже бреясь у зеркала, он вдруг как-то особенно ярко вдруг ощутил весь свой возраст: смотрел на себя — и видел в отражении, скорее, своего отца… Он даже остановился, разглядывая себя, и хмыкнул — потому что именно в такие моменты семейное сходство и бросалось в глаза сильнее всего… вот только его отец таким потрёпанным с утра никогда не бывал — ну, или, по крайней мере, Ойген его таковым не видел.

Вздохнув, он тщательно умылся и побрёл в кухню завтракать — и, уже ставя на стол тарелку с яичницей, вдруг осознал, что Рабастана не будет еще пару дней. Как же он подсознательно уже привык к его присутствию дома… ну и к тому, что можно просто бросить грязную посуду в раковине. А, вернувшись, обнаружить кухню идеально чистой…

Но сегодня посуду предстояло мыть ему самому — ну, или не мыть, ведь всё равно же никого не будет, и никто не помешает сделать это да хотя бы вот завтра…

В этот момент Ойген и вспомнил, что забыл вчера в саду остатки своего ужина — просто ушёл и так всё и оставил там, на улице — и он ощутил слабый укол стыда перед отсутствующим сейчас Рабастаном, который столько времени и сил тратил на их общий быт.

Настроения ему это не улучшило, и Ойген, ёжась, вышел в мокрый от прошедшего ближе к утру дождя сад и обнаружил, что забытая им вчера еда основательно поклёвана. Особенно досталось ветчине, да и сыр почти весь растащили — вероятно, какой-нибудь везучей лисице сегодня выпадет шанс… А вот огурцы и груши остались почти не тронутыми, словно тех, кто попировал за его счёт, они не заинтересовали.

Ойген глубоко вздохнул, стараясь отогнать лежащую в последние дни на душе тяжесть и настроиться на рабочий лад. К сожалению, сделать это до конца не вышло — и всё-таки он успокоился достаточно, чтобы заставить себя улыбнуться этому миру и пойти и проверить почту и заряжен ли телефон. День ему сегодня предстоял долгий: из-за Зеркал он не то чтобы забросил текущие дела Лимбуса, скорее, всё откладывал их — и вот сейчас его ждали встречи с клиентами и звонки.

Две с утра, потом нужно было заехать в офис, и ещё одна встреча во второй половине дня... А еще бумаги, бумаги, бумаги — Ойген даже не мог точно вспомнить, когда последний раз садился за код. Зато, утешил себя Ойген, он сможет отвлечься и несколько часов вполне законно не думать ни о Зеркалах, ни о своём невесёлом положении, а просто делать полезное и нужное дело. За которое, к тому же, им ещё и заплатят.

Едва закончив просматривать накопившуюся корреспонденцию, Ойген понял, что ему пора убегать — и, хотя в отсутствии Рабастана дома, вроде бы, ничего особенного и не было, на самом деле ощущалось всё его пространство сейчас совсем иначе. Ойген даже не знал, где же тот пропадает — зато точно знал, что этим вечером и ночью ему снова придется составлять компанию себя самому. Мысли Ойгена вновь вернулись к грязной посуде — и он, поколебавшись, просто бросил тарелку и кружку недопитого чая как есть, даже не составив их в раковину.

И ушёл.

В конце концов, он ведь вернётся за полночь, и сразу ляжет — а вот завтра поутру и приберёт всё. Честно.

День выдался тёплым, и солнце неприятно слепило глаза, когда Ойген вышел из подземки на свет. На часах было уже за полдень, и Ойген ощущал, что на него наваливается усталость. Если первая из запланированных на сегодня встреч прошла, в общем, вполне пристойно, то вторая оказалась действительно напряжённой — и Ойген раздражённо думал, что с дамой и её экологической химией, может быть, придётся расстаться. Он, конечно, понимал, что дела у неё шли не слишком-то хорошо, но вот почему она полагала само собой очевидным, что Лимбус может поработать бесплатно еще пару месяцев, Ойген отказывался понимать.

До офиса он дошёл, прокручивая этот их разговор в голове, раз за разом молча раздражаясь и негодуя. В офисе же, вопреки его мрачноватому настроению, кипела жизнь. И Ойген с удовольствием часть времени бездарно и бессмысленно потратил бы на с болтовню с Толлетом, рисовавшим пасхальные баннеры, за которые, кстати, с ним тоже следовало расплатиться… позже… Или с Джозефом, во-первых, сегодня неожиданно опоздавшим, а во-вторых, выглядевшим каким-то взъерошенным и донельзя рассеянным и даже пару раз ответившим на вопросы Ойгена совсем невпопад. Впрочем, несчастным он не выглядел, и Ойген решил просто оставить его в покое, не расспрашивая, и заодно напомнил себе о том, что стоило бы поработать. Потому что реальность была такова, что ему предстояло выставить пару счетов и обзвонить еще пару клиентов.

Он расположился в переговорной и открыл ноутбук. В почте его ждал очередной ответ на поданную ещё две недели назад заявку — пространный, вежливый и вроде обнадёживающий, но Ойген уже научился видеть в обещании «непременно вернуться в следующем квартале к вашему проекту» вежливый отказ. А вот искусство относиться равнодушно к подобным вещам Ойген так до конца и не освоил, и решил, что ему не помешает устроить себе перерыв.

На кухне за чаем обнаружились Саймон и Хэрриетт, что-то чертившие на белом листе бумаги, и выглядели они при этом весьма уютно. Солнце светило в окно, а по радио негромко играла музыка, создавая приятный фон. Ойген поначалу на неё даже внимания не обратил — до тех пор, пока не прозвучала так хорошо знакомая ему отбивка перед выпуском новостей. Бодрый мотивчик, напоминающий марш — который Ойген столько раз слышал, каждый раз, когда включал Радио Мэджик...

Острая тоска буквально сжала его горло, и Ойген, почти не слушая диктора бессмысленно размешивал ложкой чай, в которой забыл положить сахар. Он потянулся было за телефоном… и бессильно уронил руку. Что, ну что он напишет Ролин? Да и потом, делать это прямо сейчас, когда он даже не знает, не готовится ли она вот-вот выйти в эфир, было попросту неправильно: она же на работе. И получить прямо сейчас… да какое бы то ни было сообщение от человека, который больше недели не давал о себе знать… нет. Если уж писать, то после. Может вечером… Или у неё сегодня вечерний эфир? Он посмотрит на сайте, и может быть непременно напишет ей, когда это будет уже удобно…

Он говорил это себе уже — который раз? Четвёртый или пятый? А может, даже и шестой… и каждый вечер находил причину этого не делать. Просто потому что чуть ли не впервые в жизни не мог подобрать слова — и не мог представить себе грядущий разговор при встрече. Что он скажет ей? Ну, кроме извинений?

— Ойген, всё хорошо? — голос Саймона вернул его к реальности.

— А, да, всё отлично, — не совсем честно ответил Ойген. — Саймон, я знаю, что я совсем обнаглел, но тебе придётся снова меня подменить. Сегодня.

— Я помню, у тебя встреча с Россом, да? — кивнул тот, и Ойген немного вымученно улыбнулся:

— Да, перенеслась на три. Не знаю, сколько проторчу там. И надо ещё подготовиться...

— Никаких проблем, посижу попрограмлю, — улыбнулся Саймон. — По тем вещам, что мы для него делали — у нас всё готово, можем в любой момент запускать.

— Не в пятницу, — усмехнулся Ойген, — и точно не в понедельник. Мы с Россом сначала всё ещё раз обговорим...

Пока они болтали, Ойген краем уха уцепил сообщение о заполонивших город пробках — и ничуть не удивился: погода сегодня вполне располагала к загородным прогулкам, впереди были выходные, и люди просто стремились уехать из города…

А вот он не мог — и никогда не сможет. Он привязан к Лондону, и…

Новости закончились, ведущий бодро объявил, что «буквально через пару минут с вами целый час старого доброго блюза», и Ойген остро ощутил, что ему необходимо немедленно уйти из кухни. А лучше из офиса. Только блюза ему для душевного равновесия и не хватало. Так что он решил выйти пораньше — потому что от метро до Росса пешком было не так уж и близко, а брать такси, с их финансами было не слишком разумно.

Видимо, Ойген был слишком расстроен, и в своих расчётах прилично ошибся — и приехал, в результате, раньше на целый час. И, уже стоя перед зданием ДжиБиСи Лимитед, задумался: наверное, можно было погулять где-то в окрестностях — но когда Ойген в прошлый раз наблюдал за принимающей очертания парка стройкой, дорожки там были разве что только в проекте, и не лазить же ему сейчас по кустам...

Тем более, ему не хотелось оставаться наедине со своим молча и укоризненно оттягивавшим карман телефоном... да и настроения у Ойгена не было — так что он просто прошёл сквозь двери, поздоровался со знакомым уже охранником и поднялся на лифте. Может, у Росса получится принять его раньше, ну, или он просто подождёт где-нибудь с ноутбуком — в конце концов, ему есть чем заняться.

Когда Ойген подходил, суровый голос Росса раздавался приглушенно из-за двери кабинета: кажется, тот кого-то сейчас распекал. Ойген поздоровался с миссис Нортон и отдал ей папку с бумагами для бухгалтерии. Она сразу унесла её, оставив Ойгена в приёмной одного — и он, усевшись на диван, достал свой ноутбук, но толком не успел прочесть даже пары писем, как от приоткрывшейся двери раздалось:

— Ойген, ты? Чего ты там сидишь, заходи.

— Пятница? — спросил Ойген понимающе, заходя в кабинет с ноутбуком подмышкой и прикрывая дверь за собой.

— Пятница, — устало выдохнул Росс, пожимая Ойгену руку. Рукопожатие у него было, как всегда крепким, а взгляд серых глаз острым, внимательным, и слегка ироничным, и Ойген невольно усмехнулся в ответ. Как хорошо, что некоторые люди совершенно не меняются…

И как жаль, что Нэд Росс не занимается инвестициями в стартапы. Вот уж кто бы не побоялся его прошлого… по крайней мере, Ойгену нравилось так думать.

Обсуждение заняло часа полтора, и когда они допивали чай и доедали сэндвичи с салатом, беконом и сыром, исписав замечаниями, доделками и пожеланиями уже три листа, Ойген устало посмотрел на вечную вялотекущую во благо городского озеленения стройку.

— Они когда-нибудь вообще закончат? — он даже не был уверен, что сказал это вслух, но Росс невесело усмехнулся и помассировал свою переносицу. У Ойгена в кармане завибрировал телефон, и он, увидев номер, просто отключил звук: утренних переговоров с него было более чем достаточно, и он не желал возвращаться к этому вопросу до понедельника.

— Когда мне хочется убивать, — по-своему истолковав выражение его лица, заметил Росс, — я обычно стреляю.

— Что? — Ойген решил, что слишком глубоко задумался и не услышал чего-нибудь важного, или просто ослышался.

— По мишеням, — невозмутимо уточнил Росс. — Движущимся. Ты себе не представляешь, как успокаивает. Хочешь, вывезу тебя пострелять? Сам собирался сегодня.

— Что, я так скверно выгляжу? — спросил Ойген после короткой паузы.

— Ты выглядишь как человек, которому бы пошло на пользу разрядить пару обойм… во что-то, — Росс залпом допил свой кофе. — Так ты едешь?

— А и поехали, — внезапно для себя согласился Ойген.

Тот факт, что из маггловского огнестрельного оружия он держал в руках разве что аркебузу у Малфоя в гостях, его не слишком смутил, может быть, потому что сил смущаться у него уже не осталось, и бабахнуть чем-нибудь казалось ему отличнейшей перспективой.