Изгои (джен)

— Я выбираю кольцо, — улыбка Саймона стала широкой и такой счастливой, будто всё уже случилось. — Я всё на Марка и Энн смотрел, и тут подумал — ну, сколько мы с Деб будем так жить… я хочу ей предложение сделать. На следующих выходных. Мы с ней поедем — я хотел тебя предупредить — в один маленький отель на берегу озера Уиндермир ⁽¹⁾, и там… — он порозовел и взлохматил привычно волосы.

— Поздравляю! — Ойген просиял — и, пока они с Саймоном снова жали друг другу руки, а потом за чаем делились не слишком большим свадебным опытом среди знакомых, родни, и баек, налипших в память из интернета, Ойген как мог успокаивал Саймона, который в какой-то момент вдруг спросил, не слишком ли он торопится.

Когда с этим они всё же разобрались и прикончили пачку печенья, они вновь вернулись к свадьбам, кольцам, романтическим предложениями и всему тому, что занимало сейчас все мысли влюблённого Саймона — но в душе Ойгену захотелось взвыть. Не потому что тема его утомила, а потому что он видел, как светятся у внезапного жениха глаза. Как исходит от него тихое светлое предвкушение, в то время как самому Ойгену нужно было хорошенько подумать и принять непростое решение.

Лучшее для всех них решение.

Именно ему, никому другому.

Хотя вот именно здесь и сейчас он бы предпочёл иметь возможность с лёгким сердцем переложить это решение на плечи кого-то ещё. Кого-то серьёзнее и мудрее. Или хотя бы просто умней и решительнее, чем он.

— Как кто, например? — язвительно произнёс в его голове голос, похожий на голос Северуса. — Джозеф? Он предпочёл отдать тебе часть своего дохода, только бы не связываться со всем этим и спокойно писать свой код. Или вот Марк, которому почти насильно пришлось платить за его услуги? Нет, каждый из них предпочтёт знать, чего хочешь ты, ведь это же твой проект.

И Ойген не нашёлся с ответом — что мог бы он возразить?

Триста пятьдесят тысяч фунтов... это почти полмиллиона долларов...

О, как же им были нужны сейчас эти деньги! И не только вчера ставшей молодой мамой Энн — о ней всё же позаботился дедушка, да и Марк был если не богат, то, во всяком случае, явно небеден, и вполне способен обеспечить их троих. А вот у того же Саймона дела были намного хуже: собственно, у него ничего, кроме смен в кафе и Лимбуса, и не было. А ведь он собрался сделать предложение… Или вот Джозеф, который, по сути, работал на двух работах и жил со своим котом… но ведь так будет не вечно?

А ведь был ещё он, Ойген Мур. Сколько он ещё сможет работать в таком режиме, чтобы просто хоть как-то нормально жить? Он себе даже костюм приличный купить не может! Да Бастет с ним, с костюмом — они с Рабастаном не так давно опять сидели почти на одной картошке! И неизвестно, не перейдут ли они снова на неё в грядущем месяце — потому что того, что Ойген заработает в кафе, едва хватит на арендную плату, а всё, что принесёт им Лимбус, уйдёт в оплату за накопившиеся долги.

А судьба, словно в издёвку, продолжала подбрасывать Ойгену ответы: зазвонил телефон, и Лукас радостно сообщил, что решил проблему ночными бекапами — он у них уже почти что жил в офисе, взяв на себя возню с сервером и, кажется, получал удовольствие от возни с Зеркалами. Когда и как это окончательно произошло, Ойген бы не мог сказать — но, хотя они с Лукасом это не обсуждали, он прекрасно понимал, что однажды они должны будут заплатить за его работу. И не представлял, как они это сделают.

Ну вот что, что он должен ответить Коллинз? Что ему делать, чтобы потом никому не пришлось сожалеть? Чем больше он об этом думал — тем тоскливей себя чувствовал.

Потому что денег у них просто не было. Просто не было — и не будет. И не будет их непосредственно из-за него. Маргарет Коллинз права: Ойген сам, самим своим существованием просто перечёркивает все возможности найти инвестора — и так всё и останется. И не только потому, что будь на её месте кто-то из тех, кого он хорошо знает, тот же Люциус или Нотт… они бы наверняка приложил к этому некоторые усилия, чтобы сделать упрямого оппонента сговорчивее. Но и без них никто из уважаемых и приличных людей не станет связываться с Ойгеном Муром, террористом и братом террориста. К тому же ирландцем, усмехнулся вдруг он.

И пока он будет вновь и вновь пытаться пробить эту стену, долги будут только расти. Пора признаться: им нечем, по уму, расплатиться, например, с тем же Толлетом. Да и Амине они давным-давно должны бы были поднять оплату хотя бы вполовину — а, по-хорошему, и раза в два. О том, сколько в этом месяце получит из дохода Лимбуса лично Ойген, он вообще не желал думать. И продажа Зеркал решила бы все проблемы — и они и в самом деле бы смогли обеспечить стабильность Лимбуса.

Вот только так отдать их? То единственное, что он создал? Пусть технически и не сам — но он ведь придумал их и позволил им появиться на свет, вместе со всеми пережитыми им историями. И Ойген был уверен, что больше никогда не сделает ничего подобного. Зеркала получились почти случайно, из желанья кому-то помочь, и они, скорее всего — его единственное достойное детище. И как его продать?

Но он понимал, что не в состоянии обеспечить собственного ребёнка, позволить ему расти…

Маргарет Коллинз предлагала ему деньги и выход. И деньги действительно неплохие… Да, это было бы более чем разумно. Вот только у него внутри всё сжималось и завязывалось в узел при одной лишь мысли о том, что он отдаст кому-то свои Зеркала. Что они станут для него чужими — просто ещё один сайт в интернете, куда, конечно же, он сможет заходить, но…

А может, они всё же сами справятся? Возьмут ещё один кредит… но с чего они будут его выплачивать?

Этими раздумьями Ойген совсем измучил себя и, в отличие от предыдущей ночи, этой он спал ужасно, постоянно просыпаясь и ища ответ. Вернее, если уж совсем себе не врать, не сам ответ, а аргументы в его пользу.

И не находил.

Ойген так промучился всю ночь, и встретил понедельник, поднявшись с Рабастаном практически на рассвете, кажется, изрядно этим его удивив, и, похоже, даже встревожив:

— Я буду прав, если предположу, — спросил Рабастан, когда они только вошли на кухню, чтобы заняться завтраком, — что на твоих переговорах что-то пошло совсем не так?

— Ты будешь, — согласился Ойген, садясь к столу и нервно сплетая пальцы. — Я… наверное, я хочу поговорить с тобой об этом, но, наверное, не сейчас? Ты сейчас… ох, — он помотал головой, потому что слова путались и повторялись, — гулять уходишь. Вот вернёшься…

— Мне к семи, — возразил Рабастан. — Так что время есть.

— К семи? — Ойгену ужасно хотелось хоть чуть-чуть отвлечься. — А почему? Ты разве больше не гуляешь с Бенсоном?

— Они в отъезде… пока, — ответил Рабастан. — Так что временно я в эти часы свободен. Так что там произошло? — он поставил чайник на плиту и тоже сел, глядя на Ойгена.

— Нам… сделали предложение, — тот болезненно и нервно улыбнулся в ответ. — О покупке. Они не собираются в нас инвестировать — они хотят купить нас. Дорого, — Ойген шумно выдохнул и отвернулся, уставившись было в окно, и тут же повернулся и посмотрел Рабастану в глаза. — Действительно дорого. У меня даже есть время для раздумий — до конца недели. И я… думаю.

— О чём именно? — спокойно осведомился Рабастан.

— Ну, продавать-не продавать, — Ойген нервно дёрнул плечом — и спросил, подавшись вдруг вперёд, к Рабастану: — Асти, а что бы ты сделал? Продал бы?

— Лестрейнджи торгуют только тем, что им самим не нужно, — пожал тот плечами, впрочем, тоже не отводя взгляда. — Но ты говоришь с человеком, у которого в сейфе золотой самовар стоял всё время, сколько я себя помню.⁽²⁾

— Золотой что? — озадаченно переспросил Ойген.

— Самовар, — Рабастан вроде бы не улыбнулся, но в углах его глаз чуть ощутимо собрались морщинки. — Ну, эта такая штука, в ней на потерянной родине Антонина кипятят чай. Да и не только там...

— Я не хочу, — резко и отчаянно перебил его Ойген, и заговорил, почти что сам себя перебивая: — Асти, я понимаю, что это очень разумно и вообще отличный выход. Мы могли бы эти деньги вложить в Лимбус! И даже придумать что-то ещё... Столько возможностей... Но я не хочу. У меня внутри всё вскипает, как только я представлю, что кто-то чужой там хозяйничает. Но Асти — чем нам платить по счетам? И Энн ещё... и Саймон... и ты не представляешь, сколько мы уже должны Толлету. Но я не хочу... Я не хочу. Я понимаю, что это было бы разумно — но не хо-чу. Асти, что мне делать?

— Не продавай, если не хочешь, — ответил Рабастан.

— Но в нас никто не вложится! — воскликнул Ойген — и, опять частя и торопясь, просто потому что уже не мог сдерживать обуревающие его чувства, пересказал ему всю сцену в том роскошном кабинете. — И она права. Никто и никогда не вложится туда, где есть я.

— Просто не делай того, чего не хочешь, — помолчав, очень серьёзно проговорил Рабастан. — Даже если это кажется разумным.

— Но Асти…

— Ты хотел совет, — Рабастан поднялся и открыл дверцу холодильника. — Я тебе его даю. Другого нет, — он заглянул в холодильник и осведомился: — Омлет или яичница?

— Неважно, — отмахнулся Ойген. — Яичница, наверное. Асти, но у нас действительно нет денег.

— Ну, хорошо, — Рабастан вздохнул и, развернувшись, облокотился спиной о закрывшуюся дверцу холодильника. — Я всю жизнь делал то, что — как мне казалось — был должен. Ну, или кому-нибудь назло, — нет, он не улыбнулся. — И почти что никогда — то, что действительно хотел. Мой опыт говорит мне: делай только то, что хочешь. И не делай того, от чего тебя потом будет тошнить всю жизнь. Это всё, что я тебе могу сказать, — он снова развернулся и, поставив сковородку на плиту, развёл под ней огонь. Некоторое время он молчал, а затем добавил вдруг: — Пожалуй, я возьму ещё кого-нибудь на выгул. Тем более что у меня освободилось время. Да и лето впереди: все уезжают, может быть, найдётся кто на передержку.

— Это было бы здорово, — ответил Ойген. — Тем более что в этом месяце я очень мало получу у Уолша: я всё время отменял смены. А их и так немного. Извини, — он покачал головой, но Рабастан этого, конечно, не увидел.

Хорошо, что понедельник был праздничным, и к тому же выходным для него, и Ойген мог просто побыть дома, где его никто не трогал: Энн с Марком было совсем не до него, Ролин ещё не вернулась, Саймон, видимо, был занят с Деб, а Джозеф не имел обыкновения так просто его дёргать. Впрочем, Ойген даже ноут не включал — просто сидел на диване, завернувшись в плед скорей для уюта, нежели от холода, и смотрел по телевизору всё подряд. Вернувшийся Рабастан работал за компьютером и подчёркнуто не обращал на Ойгена никакого внимания — но само его присутствия слегка успокаивало.

Если бы ещё он мог помочь и принять решение за него! Но Рабастан не хотел и не мог — да и вообще, так было неправильно и нечестно. И Ойген целый день гонял одни и те же мысли в голове — по кругу, и чем дальше, тем больше в них запутывался. Кажется, что ответ лежал на поверхности, и он был прост и очевиден: им предлагали действительно большие деньги… но…

Ближе к вечеру Ойген поймал себя на неприятном ощущении чужого взгляда с улицы, которое было настолько сильным, что он поднялся и задёрнул поплотнее шторы — и, вернувшись на свой диван, понял, что хотел бы тут остаться. Да, вот тут, в их маленькой квартирке — навсегда. Просто закрыться здесь, исчезнуть, вычеркнуть себя из жизни — и не принимать никаких решений. Но так, конечно, не могло быть — да и он сам потом такого не простил бы себе. Нет, ему придётся с ними обсудить всё со всеми… Придётся им сказать, что…

Уже ложась спать, Ойген тщательней обычного проверил, запер ли ведущую в сад дверь — как делал всегда после того случая перед Пасхой. Но даже этот ставший уже привычным ритуал его ничуть не успокоил, и этой ночью Ойген вновь лежал без сна — и сумел уснуть, только когда решительно сказал себе, что зато теперь он точно спокойно может спать. Потому что ну что ещё может случиться? Не небо же упадёт на землю или скажем, над Лондоном зависнет огромное НЛО?

Но небо, конечно, не упало, и внеземной разум не дал о себе никому воинственно знать — так что во вторник утром Ойген, открыл глаза, уныло, убеждая себя, что через некоторые вещи просто нужно пройти.

1) Это самое крупное из природных озёр Англии, оно расположено на территории национального парка в графстве Камбрия. На водоёме есть 18 маленьких островков, которые создают удивительной красоты пейзажи.

Вернуться к тексту

2) Его можно увидеть мельком в кино во время ограбления. Автор не смог удержаться!

Вернуться к тексту