Изгои (джен)

Домой Ойген вернулся довольно поздно, потому что, потратив уйму времени на переговоры, но зато добившись, кажется, взаимопонимания и получив клятвенное обещание от клиента: «Это именно то, чего бы я хотел! Вы меня, наконец-то, поняли!», отправился на танцы.

Джозеф, правда, к этим словам отнёсся достаточно скептически:

— Если он и правда не внесёт больше правок, наверное, мы увидим над смогом радугу, не иначе.

— Ну, я же ирландец, — философски заметил Ойген. — А потому считаю, что в конце радуги нам с тобой светит горшок, полный золота, из которых десять процентов — мои, — хотя он и надеялся, что они действительно договорились, но всегда ведь человеку в голову может прийти что-нибудь ещё. Впрочем, по крайней мере проблему общения заказчика с Джозефом Ойген снял, предложив заказчику звонить прежде всего ему «в любой момент», как только у него возникнут идеи, и пообещав, что с удовольствием их обсудит. И отговорит, как он надеялся. Но поручиться в том, что ему удастся, было, увы, невозможно.

Мэри позвонила ему прямо посреди обсуждения дополнительных кнопок и форм, часа в четыре, и Ойген абсолютно честно сказал ей, что у него в разгаре переговоры с Джозефом и их общим клиентом, и пообещал перезвонить, как только освободится. Все складывалось удачно: даже если Мэри решит проверять и спросит Джозефа… что было маловероятно, но кто знает — он же и подтвердит. Но вообще сам факт наличия мыслей, подобных этим, не слишком нормален, решил для себя Ойген по дороге в танцевальную студию. Он жалел, что не захватил с собой кроссовки и рубашку на смену, и пообещал себе в следующее воскресенье непременно не забыть их. И так и продолжать — в конце концов, разве он не заслуживает провести свой выходной так, как хочется ему?

И потом, он же должен найти кого-нибудь для Мэри. Если Ойген не будет знакомиться с новыми людьми, где он возьмёт такого человека? Правда, вряд ли тот отыщется на зажигательных латиноамериканских танцах, самокритично заметил Ойген — но, с другой стороны, он не обязан посвящать всё своё время поискам того, к кому Мэри от него уйдёт. И вообще… в конце концов, разве он мало для неё сделал? Уже сейчас? Он помог ей привести в порядок дом, она сменила стрижку и большую часть гардероба на куда более ей подходящие, она, наконец, увидела, что может быть интересна не только таким мерзавцам, как её бывший супруг — это ведь не так уж мало. Наконец, ей разве плохо с ним? Всё это время? Прежде он считал, что невольно заставляет её ревновать, а значит, и страдать — но раз выяснилось, что дело не в нём, просто такова стратегия её обращения с мужчинами, вероятно, ей не так уж плохо? Может быть, она вообще так развлекается и добирает недостающие эмоции?

Так что никакой вины, танцуя, Ойген за собой не ощущал. Кейт сегодня не было, и он сменил за тот час с небольшим, что протанцевал, нескольких партнёрш, успев со всеми познакомиться, а с некоторыми даже обменяться телефонами — и заодно прорекламировать свои услуги, не слишком-то рассчитывая на что-нибудь. Но вдруг? И почему не попытаться?

До самого закрытия сегодня Ойген не остался, решив, что часа танцев для него вполне достаточно: менее всего ему хотелось повторения предыдущего опыта. Он, конечно, начал с тех пор разминаться по утрам, но… Нет, определённо, часа пока хватит.

Домой он возвращался в превосходном настроении и до смерти голодный. И думал весело, что ушёл сегодня на весь день, ничего не приготовив — и почему-то не испытывал по этому поводу ни малейшего раскаяния. В конце концов, Рабастан тоже умеет готовить, а Мэри… ну, она ведь жила как-то до него. И вряд ли взрослая здоровая женщина может умереть от голода в собственном доме в Лондоне. Нехорошо, конечно, вышло, но… его это ничуть не волновало. Совершенно.

Слабый свет горел в окне их с Рабастаном спальни: хотя уже стемнело, тот, кажется, ещё не спал. И не удивительно: хотя уже стемнело, не было ещё и девяти. Окно гостиной тоже светилось — что ж, Мэри никогда так рано не ложилась. Ойген вошёл в дом и, стягивая вымокшие под пошедшим вечером дождём куртку и кроссовки, сказал весело и громко:

— Я дома! — Мэри тут же вышла — и он улыбнулся ей: — Привет. Если бы ещё не ужинала, сейчас я приготовлю что-нибудь.

— Уже совсем вечер, — сказала она расстроенно. — Я думала, мы всё-таки пойдём в кафе…

— Увы, — ответил он, направляясь к ванной. — Я предупреждал, что могу и не успеть. В другой раз. Ты ужинала?

— Нет, — ответила она.

— Ну вот, — сказал он с непонятно к кому обращённой укоризной, заходя в ванную и включая воду. — Сейчас что-нибудь придумаем… я уже не помню, что у нас там есть. Но ты же не сидела целый день голодной? — спросил он, намыливая руки и оборачиваясь на неё через плечо.

— Твой брат приготовил мне завтрак, — ответила она, помявшись. — И обед.

Скрыть удивление Ойгену удалось лишь потому, что он в этот момент на Мэри не смотрел, смывая пену с рук. Оказывается, если под рукою нет его, и готовить еду некому, Рабастану хозяйничать на кухне можно. Может, он преувеличивает собственную значимость для Мэри? Может быть, он считает её куда беспомощней, чем есть?

— Отлично, — сказал Ойген, вытирая руки. — Идём, посмотрим, что есть в холодильнике.

Странно, но она никак не прокомментировала его слова, и просто послушно пошла за ним на кухню. Ойген, первым делом поставив воду для спагетти — он точно знал, что у них есть пара пачек — с некоторым удивлением обнаружил в холодильнике остатки куриного рагу с фасолью и, если он не ошибся, баклажанами и перцем, вкусно пахнущего чесноком, и решил использовать его как соус, потому что порция была едва на одного.

— Я надеюсь, ты не возражаешь, — заметил он, доставая заодно зелень и сыр. — Я так понимаю, это ваш обед?

— Ну, раз ничего другого нет, — вздохнула Мэри. — Да, мы им обедали. Довольно вкусно, хотя… странно. И оно довольно острое, — она поморщилась.

— Ты не любишь, — кивнул Ойген. Мэри не любила острое и кислое — она вообще не любила яркие вкусы, кроме, может, сладкого. — Извини, я передам Асти, чтоб он не усердствовал в следующий раз.

— Я ему сказала, — Мэри достала сигарету. — Он пообещал. Но оно всё равно острое.

— С пастой будет не так остро, — пообещал Ойген. — Я добавлю сыр — это поможет. Жаль, что нет кремфреша или… а хотя ведь сливки есть? Для твоего кофе?

— Сливки с фасолью? — поморщилась Мэри недоверчиво.

— Молоко и всё, что из него получают, может снять остроту, — ответил Ойген и пообещал: — Будет вкусно. Я сейчас вернусь, — он оставил миску с рагу на кухонном столе и направился наверх, к Рабастану. — Будешь ужинать? — спросил он, заходя в комнату. — Привет.

Рабастан полулежал в постели и читал… какую-то компьютерную книгу. Ойген не успел разглядеть название, но дизайн опознал — у него самого были книги этой серии. Впрочем, Рабастан так быстро прикрыл её краем одеяла, что вопросов Ойген задавать не стал.

— Да, — ответил Рабастан.

— Ты спустишься, или принести тебе сюда? — спросил Ойген.

— Спущусь, — Рабастан сел. На нём уже была пижама, и Ойген подумал, что надо бы, наверное, купить новую — потому что и эта, и сменная были у Рабастана ещё от Армии Спасения.

— Мэри рассказала, что ты накормил её сегодня, — Ойген улыбнулся. — А я вообще забыл.

— Ей было слишком остро, — Рабастан поднялся и, стянув рубашку через голову, начал переодеваться, и Ойген отвернулся вежливо. — Я тебе оставил.

— Да, я нашёл, спасибо. Ты не против, если я сделаю из этого соус к спагетти? Сил нет что-нибудь ещё готовить… да и не из чего. Это безобразие, на самом деле, — добавил он с шутливым недовольством. — В холодильнике должен быть какой-нибудь запас.

— Нет, конечно, — отозвался Рабастан, и Ойген, сказав ему:

— Приходи минут через пять — я думаю, всё будет готово, — закрыл дверь и вернулся на кухню, где вода в кастрюле уже кипела. Бросив туда спагетти, он поставил на соседнюю конфорку сковороду, выложил туда рагу, добавил сливок — и, покуда оно грелось, мелко порубил зелень. Мэри так всё и сидела и курила, и выглядела такой расстроенной, что Ойген, расставляя на столе уже полные тарелки, почувствовал укол совести. — Прости, — сказал он, обняв её за плечи и коснувшись губами макушки. — Мне жаль.

— Я знала, что ты не придёшь, — сказала она тихо. — Тебе больше не хочется бывать со мной.

— У меня сейчас много работы, — он вновь коснулся губами её волос — и отошёл, услышав шаги Рабастана. — Это не навсегда.

Появление Рабастана, к счастью, прервало начинающийся разговор, и поужинали они вполне мирно: Ойген даже поделился с ними историей заказчика Джозефа, рассказав, что завтра утром они с ним встречаются. Мэри его, впрочем, почти не слушала, глядя несчастными глазами то на него, то в свою тарелку, а вот Рабастан даже чуть-чуть заулыбался — если Ойгену не показалось. А когда они поели и допили чай, сказал:

— Я вымою посуду, — и действительно пошёл к раковине. Мэри же, бросив на Ойгена тоскливый взгляд, встала и ушла, забрав с собою сигареты, и он, вздохнув, последовал за ней — в гостиную.

Она даже не успела закурить, только села на диван, когда он, присев с ней рядом, забрал у неё из пальцев пачку и, бросив на стол, сказал:

— Мэри, мне правда жаль. Но я сразу говорил, что могу и не успеть вернуться.

— Но я думала, что ты придёшь! — воскликнула она, сжимая его руки и глядя в глаза. — Я была почти уверена, что ты успеешь! Ты же ушёл рано — я спала ещё! Что можно делать целый день?

— Работать, — он чуть улыбнулся. Да, конечно, это было ложью — но он знал прекрасно, что порой приходится работать сутками, и не важно, в воскресенье или нет. — Мэри, я не собираюсь всю жизнь сидеть в кафе и раздавать пароли.

— Но у тебя же есть теперь компьютер! Дома, здесь. Я же не возражала! Зачем уходить на весь день? В выходной!

— Я с людьми встречался, — попытался объяснить он, как всё это работает. — С заказчиками. Это иногда может занимать много времени. А потом мы с Джозефом работали.

— Но не весь же день! — воскликнула она, и ему на самом деле стало… нет, не то что стыдно, но неловко.

— Всё вместе вышло долго, — он мягко улыбнулся. — Мэри, у меня нет времени гулять по выходным. Это можно позволять себе лет в двадцать… даже в тридцать можно. Иногда. Но мне уже за сорок, и я не могу позволить себе роскошь терять время. Не сейчас. И хотя я и дальше собираюсь брать выходные дни по воскресеньям, я не думаю, что смогу их проводить с тобой — предупреждаю сразу. Но, — он снова улыбнулся, на сей раз повеселей, хотя в её глазах при этих его словах заблестели слёзы. — Мы могли бы выбраться куда-нибудь в тот день, когда я выхожу на смену с четырёх. Если ты сможешь, например, в один из этих дней поменяться с кем-то сменами, или же уйти пораньше… или, наоборот, прийти позже. Поговори со сменщицей?

— Я тогда деньги потеряю, — неуверенно проговорила она после паузы.

— Ну, тут придётся выбрать, — засмеялся Ойген, — деньги или я. В конце концов, я тоже их теряю, беря выходной, не так ли? — спросил он — и взял пульт от телевизора. — Немного новостей, если ты не против, — сказал он, включая ВВС, — а потом ты выберешь, что мы посмотрим на ночь.