Изгои (джен)

Это оказалась самая длинная вечеринка в жизни Ойгена — или, по крайней мере, именно такой она ему казалась. Иногда ему удавалось полностью включиться в разговор, но вскоре его мысли уносились прочь, возвращаясь к Мэри, Уолшу, переезду и их с Рабастаном будущему, и отвлечься полностью Ойгену никак не удавалось. Впрочем, кажется, со стороны это заметно не было, потому что с ним шутили и болтали, и даже Энн, знавшая его, пожалуй, лучше остальных присутствующих, не замечала ничего и глядела весело. И Ойген завидовал и ей, и остальным, но с собой поделать ничего не мог. Зато, не поддаваясь беззаботной атмосфере, он за пару часов успел поговорить с теми, кого знал, и перезнакомиться с доброй половиной незнакомцев. Он даже успел в шарады поиграть и выиграть пару шоколадок и серебряную пластмассовую снежинку — но в одиннадцать решил, что с него хватит, и ушёл вместе с очередной компанией, которая хотела успеть на последний поезд метро.

И, попрощавшись с ними, медленно пошёл назад в кафе. Ну не домой же ему было возвращаться — хотя, сказать по правде, он с радостью бы так и сделал и лёг спать. Пока он дошёл до кафе, была уже половина двенадцатого, и до окончания смены оставалось совсем немного.

— Скучно было? — поинтересовался Рабастан вместо приветствия. В зале было пусто: впрочем, кто сидит ночами в интернет-кафе в такие дни?

— Настроения нет, — Ойген присел на один из столов.

— Скучаешь? — с иронией спросил Рабастан.

— Скорее, это голос совести. Так вышло мерзко, — Ойген поморщился. — Я не собирался причинять ей вреда. И тем более уходить вот так, со скандалом. Я собирался сделать это мирно, по-дружески… Бастет, да я вообще намеревался познакомить её с кем-то! Ну зачем ей я? Мы с ней ни в чём не совпадаем…

— Скажем прямо: вся эта история с самого начала выглядела вовсе не идеально, — сказал Рабастан. — Ты воспользовался ситуацией — и, хотя ты и пытался быть с ней милым, благородного героя из тебя не выйдет всё равно. Впрочем, если я всё верно помню, ты с ней обошёлся куда лучше её супруга.

— То есть, — Ойген усмехнулся, — ты меня не осуждаешь.

— С моей стороны, — покачал головой Рабастан, — осуждать тебя было бы верхом неблагодарности и ханжества. Полагаешь, я не понимаю, что ты с ней связался, в сущности, из-за меня? Тебе в жизни не пришло бы в голову так поступить, был бы я здоров. И что бы ты ни сделал, всё, что я могу — это помочь тебе упрятать условный труп подальше.

— Ну, тут хотя бы трупа нет, — слабо улыбнулся Ойген. — Хоть что-то… а кстати, Уолш заходил?

— Да, — губы Рабастана странно дрогнули. — Он… мы договорились. Знаешь, это, оказывается, довольно прибыльное дело — анимация… жаль, что это отнимает столько времени. За минуту он заплатит сотню, — довольно сказал он. — За две — две. Другой хронометраж мы не обговаривали, да это и не нужно.

— Это справедливо, — заулыбался Ойген. — Это сложная работа!

— Да не слишком, — возразил Рабастан. — С планшетом было бы куда удобнее, конечно — но я, в целом, приноровился к мыши. Хотя здорово бы было купить что-то с чувствительностью к нажиму. Толщина штриха — это важно, но и так нормально пока. Я надеюсь, через год у меня уже будет планшет, — добавил он задумчиво.

— Да раньше будет! — горячо пообещал Ойген. — Мы просто… нам надо продержаться пару месяцев — я думаю, к весне с деньгами станет лучше.

— Не расстраивайся так из-за неё, — сказал, помолчав, Рабастан. — Возможно, всё вышло к лучшему. Может быть, она разочаруется в образованных красавцах-уголовниках, и обратит внимание на кого-нибудь такого, как она. Будут счастливо смотреть с ним ситкомы по телевизору — ну чем плохо?

— Я хотел бы, — вздохнул Ойген, и хотел добавить ещё что-то, но в этот момент явился сменщик, и, конечно, разговор свернул в совершенно другую сторону, а после Ойген с Рабастаном к этой теме не вернулись.

Следующий день прошёл на удивление тихо: посетителей в субботу было уже побольше, но они все были мирными и благостными, и за смену Ойген успел дописать большой кусок кода и порадоваться тому, что дело движется быстрей, чем он рассчитывал. Днём ему позвонила Лаванда и, напомнив про завтрашний обед, спросила, сможет ли он прийти:

— Мы все вас очень-очень ждём! Вы сможете?

— Да, конечно, — не то чтобы ему действительно хотелось идти. Но он давно пообещал, и потом, ему ведь понравилось у Мэшемов. — Мы ведь договорились.

— Тогда до завтра! — было слышно, как она обрадовалась.

А Ойген… честно говоря, он совсем забыл об этом обеде. Если бы он мог выбирать, он бы предпочёл, чтобы обед случился в следующее воскресенье — но выбора у него не было. Впрочем, выспаться он в любом случае успеет…

Было уже около одиннадцати, когда в кафе буквально влетели две девицы — и одна из них прямо с порога выдохнула:

— Вот он! На месте. Добрыйвечерсэр, — выпалила она скороговоркой, — вы нам не поможете? У моей подруги собака потерялась…

-…испугалась хлопушек и сбежала…

-…они вышли на минуту на крыльцо…

-…и она была без поводка…

-…она так раньше никогда не делала!..

-…всегда просто пряталась в ногах, а тут…

-…как сиганёт…

-…и всё! — закончила, наконец, вторая девушка. Им обоим было лет, наверное, по восемнадцать, и они были растрёпанные, красные и очень взбудораженные. И расстроенные — хозяйка собаки и вовсе чуть не плакала.

— У вас фото есть? — спросил Ойген как можно дружелюбней и спокойнее.

— Вот, — хозяйка положила перед ним десяток фотографий. — Мы её шесть дней искали — нету… мы всё обошли и объявления расклеили…

— Красивая какая, — сказал Рабастан, перебирая фотографии.

— Кавалер кинг чарльз, — гордо проговорила хозяйка. И шмыгнула носом. — Ему уже шесть! Он никогда-а-а…

— Я сделаю страницу о вашем пропавшем, — сказал Ойген, — и выдам вам список досок и форумов, где нужно будет разместить ссылку. А также пришлю телефонные номера приютов. Удобнее будет отправить его вам на почту — напишите адрес, пожалуйста. И телефон — это уже для объявления.

— Мы вам заплатим, — пообещала хозяйка потерявшейся собаки. — У меня сейчас есть двадцать фунтов, но если нужно больше…

— Просто оплатите час работы за компьютером в кафе, — улыбнулся Ойген. — Предполагается, что я оказываю небольшую услугу нашим клиентам. Мне платить не нужно.

— Да, конечно, — девушки засуетились, а Ойген с грустью думал, что, если прошло целых шесть дней, шансов не так уж много. Разве что собака уже в приюте… Конечно, он сделает всё, что может — вот только мог он, к сожалению, не так уж много. Вот если бы был какой-нибудь один, общеизвестный сайт, например, с картой Лондона, куда можно было бы вносить потерявшихся животных… но кому это нужно? И… нет, он даже не представлял, как это можно бы было сделать. Карта должна обновляться и есть ещё эти странные авторские права, а ещё нужно постоянно присылать уведомления, причём разные: о найденных животных ведь тоже нужно оповещать. Кого только? Нет, это просто не выйдет сделать. А жаль…

Обед Ойген едва не проспал, и, если бы не будильник, который он предусмотрительно поставил на час дня, это бы непременно случилось. Проснулся он в одиночестве: Рабастана не было дома, и Ойген, уходя, оставил ему записку, обещая вернуться не слишком поздно. И улыбался, покуда писал её: в том, чтобы предупреждать того, кто, Ойген знал, будет переживать, если он куда-то исчезнет, было что-то замечательно тёплое и очень воодушевляющее.

Уже собираясь выходить, Ойген сообразил, что негоже приходить с пустыми руками. Однако взять с собой ему было нечего — пришлось идти сначала в китайский магазинчик, что работал и по воскресеньям, и покупать там красивую жестяную коробку шотландского печенья, единственного, что определённо не вызывало у него сомнений в качестве и выглядело достаточно нарядно для подарка.

И хотя идти в гости Ойгену совершенно не хотелось, он не пожалел о том, что выбрался: у Мэшемов оказалось неожиданно легко и весело. Возможно, потому что ему здесь были в самом деле рады, а может, дело было в играх, в которых хозяева дома, определённо, знали толк. Шарады, фанты, и даже мини-крикет, в который оказалось неожиданно удобно и невероятно весело играть прямо на ковре.

— Никогда прежде не играл, — признался Ойген.

— Эх, ирландцы, — покачал головой мистер Мэшем — и принялся довольно обстоятельно объяснять правила.

А Ойген вдруг подумал, что ему, кажется, нравится быть ирландцем. И что если так пойдёт и дальше, будет правильно, наверно, выучить язык. Потому что странно выглядит ирландец, что готов был убивать за освобождение своей страны от клятых англичан, не знающий родной язык. Однажды они с Рабастаном на этом точно попадутся… правда, как его учить? Раз они — предполагается — его знают? Инкогнито на курсах?

Ойген представил себе это — и рассмеялся. Нет, так не получится, наверное… можно, например, начать с самоучителя. А лучше попробовать аудиокурс. Он видел в книжном и кассеты, и диски. А кстати… есть же ведь, наверное, ещё и образовательные программы? Возможно, даже видеоуроки? Надо будет изучить этот вопрос получше — наверняка же что-то должно быть.

И выучить. Обоим. Потому что это просто неприлично — да нет. Попросту опасно. Ему лично очень повезло, что тот же Уолш заговорил с ним по-английски. Вот как бы Ойген объяснил свою безграмотность?

А тот же Рабастан? Когда… если… нет — всё-таки когда он станет известным мультипликатором, его биография наверняка всплывёт — и рано или поздно найдутся те, кто пожелает поговорить с ним по-ирландски. И что тогда?

Рабастан, с которым Ойген поделился этой мыслью вечером, сказал:

— Ирландский? Я учил только латынь — и то в детстве. И французский — но на нём со мною с детства говорили, бретонский ещё — они с ирландским отдалённо похожи, но я даже не могу сказать, что именно учил его.

— Я тоже, — согласился Ойген. — И латынь я плохо помню. Но представь, что к нам однажды обратятся — и как будет выглядеть наше полное незнание? Ладно бы мы были обычными ирландцами — но ведь мы идейные! Мы убивали за свободу нашей родины. Как может быть, что мы не знаем языка?

— Пожалуй, — вздохнул Рабастан. — Ну что ж… давай попробуем.