Обратная сторона луны (джен)

Эндрю ждал их — вышел навстречу из-за прилавка, протянул руку Гарольду, когда Скабиор представлял их друг другу. Тот смутился — в Лютном такие жесты приняты не были, разве что сделки, порой, так скрепляли — и замешкался, улыбнувшись неловко. Высказав надежду, что юноша станет хорошим учеником и, пообещав регулярно узнавать о его успехах, Скабиор вскоре распрощался и ушёл, оставив учителя и ученика наедине.

— У меня прежде не было учеников, — сказал Эндрю. — Так что нам с тобой придётся учиться, что называется, друг на друге. Ты ночевать здесь будешь?

— А можно? — недоверчиво спросил Гарольд.

— У меня комнатка небольшая тут есть… пойдём-ка.

Над магазинчиком, который был на первом этаже, как это часто бывает, находились жилые комнаты. Мужчины прошли второй этаж и поднялись на третий, где Эндрю толкнул первую же дверь и вошёл, пригласив Гарольда следовать за ним.

Комната была совсем небольшой — даже меньше его собственной, тоже не поражающей размерами. Там помещались кровать с тумбочкой, небольшой шкаф и неожиданно изящный узкий комод, на котором стояла прозрачная небольшая ваза с простыми полевыми цветами. Занавески, покрывало на постели и коврик рядом с ней были в некрупную голубую с коричневым клетку, а на выкрашенных в белый цвет стенах висела пара колдографий с морскими пейзажами.

— Всё очень просто, — улыбнулся Эндрю, — но, я надеюсь, тебе будет удобно. Ванная комната внизу, я покажу. И кухня, конечно — если понадобится. Конечно, ты не обязан жить здесь — но, может быть, иногда тебе будет удобнее тут оставаться.

— Спасибо, — неуверенно проговорил Эндрю. — Я… да. Наверное.

— Пока ты будешь учиться — работать у тебя не выйдет нигде, — сказал Эндрю… мистер Керк. — Я буду платить тебе — много не смогу, извини, но с меня еда и рабочая одежда, конечно.

— Платить? — удивлённо переспросил Гарольд.

— Должны же у тебя быть какие-то деньги, — кивнул Керк, — не у родителей же тебе побираться… ты взрослый парень, и совсем без денег тебе никак. Платить буду за работу помимо самого ученичества — не так много, как ты заработал бы, если бы не учился, — добавил он чуть смущённо, — но знания ведь тоже чего-то стоят, — он улыбнулся.

— Не надо, — покраснев, пробормотал Гарольд.

— Ну как же, — возразил Керк. — Ты взрослый же парень — как без денег. Девушку куда повести, конфеты, цветы… как без денег.

— Нет у меня девушки, — буркнул Гарольд, смущаясь ещё сильнее.

— Ну, так потом появится, — сказал Керк с улыбкой. — Идём, убежище покажу.

— Убежище? — слишком, наверное, быстро переспросил Гарольд, радуясь перемене темы.

— Мистер Винд сказал, ты тоже оборотень, — кивнул Керк. — Или у тебя своё место?

— Нет, — мотнул головой Гарольд. — Я просто… да. Спасибо. Тоже? — сообразил он слегка запоздало.

— Тоже, — подтвердил тот. — Идём.

Они снова спустились вниз — и, выйдя через заднюю дверь, прошли по участку и вошли в небольшой сарайчик. Керк поднял тяжёлый металлический люк в полу — вниз вела небольшая узкая лестница.

— Открыть можно только при дневном свете, — сказал он, — поэтому, на всякий случай, спускаться не предлагаю. Места там много — вполне на двоих хватит.

— Мне… плохо потом, — повёл Гарольд плечами. — На следующий день. И на второй тоже.

— Бедняга, — с искренним сочувствием проговорил Керк. — Мне тоже паршиво, но на второй уже ничего… ну, что поделать. Отлежишься в комнате… ничего. Отойдёшь.

— А вам… как? Что с вами бывает? — не сумел удержаться от вопроса Гарольд. Конечно, это было совсем неприлично — он понимал это, но до того ему ни разу не доводилось разговаривать с оборотнем. Обратившую его девицу он не считал — был, разумеется, Скабиор, но Гарольд даже не представлял себе, что можно задавать ему такие вопросы, а мистер Керк казался ему более обычным и не таким страшным.

— Я слепну, — помолчав пару секунд, ответил Керк. — Очень неприятно. На второй день проходит…

— Лучше б я тоже, — горько вздохнул Гарольд. — Меня рвёт весь день… и на второй иногда тоже, но чаще мутит просто страшно — и ничего не поделать… а при этом ещё и зверски есть хочется — а я даже воду пить не могу, — он отчаянно попытался улыбнуться, но не сумел — вышло что-то очень жалкое и кривое.

— Ты знаешь, — серьёзно сказал Керк, — и вправду, пожалуй, так, как я — лучше. Вот я не думал, что скажу так когда-нибудь… ужасно жаль. Но сейчас-то ты есть можешь? — улыбнулся он. — Обедать уже пора… ты поешь с нами?

— Сейчас? — растерялся Гарольд.

— Так вечер уже — когда же ещё обедать? Идём. Дети в школе сейчас, но тебя мы ждали.

— Мне… мне надо будет уйти вечером, — быстро проговорил Гарольд. — По делу… хорошему, — добавил он торопливо. Керк бросил на него удивлённый взгляд:

— Ну конечно. Ты не обязан отчитываться передо мной за своё свободное время. Мы по утрам открываемся поздно — в десять, с утра всё равно никого никогда не бывает — приходи к девяти, покажу, что и как. Это, если ты ночевать в городе будешь. А нет — спускайся к завтраку — мы садимся за стол примерно в половине девятого. И вот, — он протянул ему что-то, — ключ тебе. Мы на ночь двери всё-таки запираем.

— Спасибо, — Гарольд сжал в руке ключ. Он понимал, конечно, что мистер Керк вряд ли знает что-то об этой стороне его биографии, но всё равно был необъяснимо растроган и с трудом удерживался от того, чтобы не пообещать, что он никогда не пожалеет о своём доверии.

Миссис Керк очаровала его и смутила — слишком непохожая на привычных ему женщин, своей неяркостью и простотой она напоминала ему настоящую даму, из тех, кто, наверное, даже понятия не имеет о существовании Лютного переулка, не говоря уж о том, что в нём творится. Посему за столом он, большей частью, молчал, отвечая на обращённые к нему вопросы коротко и так торопливо, что в какой-то момент едва не подавился, после чего его, наконец, оставили в покое. Пообедав, он скомкано попрощался и, пообещав прийти утром пораньше, аппарировал прямо с крыльца в Лютный, откуда уже отправился на квартиру к Уоткинсу.

Войдя туда, он замер на пороге, прислушиваясь. В квартире было очень тепло и тихо, и так чисто, что он, не зная подходящих заклинаний, разулся и, оставив не самые чистые ботинки на коврике у двери, почему-то на цыпочках пошёл по коридору. План у него был — вперёд и налево, вторая дверь. За первой находится спальня — а справа кухня, кладовка и ванная, повторял он про себя, теребя во влажных от волнения пальцах листок бумаги с нарисованным планом. Подойдя ко второй двери слева, Гарольд постоял перед ней, несколько раз нервно касаясь ручки в виде расположенной параллельно полу сосновой шишки, но потом решился, наконец, и вошёл.

Несмотря на вечернее время, в комнате было очень светло. Свет был тёплым и словно бы солнечным, и лился из яркой сферы под потолком, а днем просачивался из занавешенного светлой шторой окошка, располагавшегося напротив входа. Комната была небольшой — судя по всему, меньше спальни — и три её стены занимали террариумы, по две штуки на каждую. Всю левую занимали террариумы с улитками — огромными, фута в полтора, длиной. Их было всего две — по одной на террариум — одна тёмно-кофейного цвета с яркой полосатой раковиной, другая — белоснежная с раковиной нежного кремового оттенка. Обе они сейчас… юноша никак не мог подобрать верного слова, кроме «сидели» в голову ничего не шло — на внешней стенке своих террариумов и, как показалось Гарольду, требовательно на него смотрели своими стебельчатыми глазами. Он подошёл ближе и коснулся ладонью стекла со своей стороны — белоснежная улитка сперва никак не отреагировала, но потом, то ли увидев, то ли почувствовав его сквозь стекло, начала шевелиться и поворачивать голову, и Гарольд опасливо убрал руку и повернулся, оглядываясь. На стене у двери был ещё один террариум — со (их Гарольд знал — прежде всего как объект контрабанды) стрилерами.⁽¹⁾ Их было четыре — один в данный момент был красным, второй — ярко-фиолетовым, третий — нежно-зелёным, а четвёртый — почти золотым.

У третьей стены стояло ещё два огромных, от пола до потолка, террариума — в них-то и сидели незнакомые Гарольду хамелеоны, так же, как и улитки, по одному в каждом. Юноша подошёл ближе — существа явно его заметили и… повернули глаза. Именно глаза и именно повернули — те были похожи на маленькие кожаные шарики с маленькой точкой в центре. От неожиданности Гарольд шарахнулся назад — и налетел на стоящий в середине комнаты стол с разложенными на нём журналами наблюдений и банками с кормом. Стол устоял, но большая часть стоящих на нём предметов от удара упала на пол — и банки, большей частью стеклянные, с грохотом разбились вдребезги, а с жестяных просто слетели крышки. У Гарольда от неожиданности и ужаса чуть сердце не остановилось — он замер на месте на ослабевших и подгибающихся ногах и увидел, как диковинные существа вдруг… исчезли, словно бы растворившись в воздухе. От этого зрелища ему стало ещё хуже — он обессиленно присел на край стола и замер, стараясь даже дышать через раз. Он всегда был неловким и, в общем, привык задевать углы мебели и сшибать на ходу стулья — но чтобы такое…

Что-то пробежало вверх у него по ноге под брючиной — он дёрнулся и отчаянно захлопал себя по бедру, до которого вмиг добрались крохотные цепкие лапки, и одним из ударов попал по какому-то твёрдому и довольно длинному, не меньше дюйма, гибкому существу, которое тут же свернулось в твёрдый шарик и выкатилось из штанины на пол. Гарольд проследил за ним взглядом — и ахнул: по полу прыгали существа, напоминающие крупных кузнечиков. Судя по описанию, это и были сверчки, которыми следовало кормить тех странных пропавших тварей. Ещё там ползали, извиваясь, крупные светлые червяки — они были двух видов, одни — с множеством крохотных лапок, а другие — без них, но зато с большими ярко-оранжевыми глазами. Рядом валялись кусочки фруктов — и всё это посреди буквально усеявших пол осколков.

Гарольд молча смотрел на устроенный им погром, даже не пытаясь как-то остановить разбегающийся… вернее, расползающийся и распрыгивающийся корм. Это само по себе было скверно — но хотя бы вполне поправимо, в отличие от исчезнувших прямо у него на глазах диковинных тварей. Осторожно, чтобы не раздавить никого ненароком, ступая, он подошёл к пустым террариумам и, прижавшись лбом и ладонями к стеклу, тоскливо вгляделся внутрь, а потом опустился на корточки, развернулся и сел на пол, прислонившись к террариумному стеклу спиной. Он никогда не считал себя ни везучим, ни ловким, но последние пару дней оказались просто совершенно чудовищными — Гарольд уронил голову на руки и тихо заплакал от нахлынувшего на него чувства стыда, неловкости и жалости к самому себе.

1) В разных переводах — яркоползы или глизни.

Вернуться к тексту