Леопольд и хотел, и боялся узнать больше о детстве Лорелей. Вопросы, сотни вопросов преследовали его с тех пор, как его жена встретила того треклятого ёжика, и сколько Вейси ни думал, он так и не смог даже представить себе, как это — жить, готовя одного из членов семьи к тому, чтобы однажды превратить его в зверя и отнести в лес. Навсегда. Вейси никогда не был сентиментален, да и работа его никак не способствовала развитию этого качества, но услышанное просто не укладывалось у него в голове. Он был способен понять даже убийство — но это? Вот так, год за годом готовить ребёнка к подобной судьбе?
— Плохо, — улыбнулась одними губами она. — Мы жили… — Лорелей сделала паузу, — бедно и грязно. Отец писал какие-то сельскохозяйственные заметки для газет и журналов — возможно, ему за это платили достаточно, чтобы нам как-то хватало… Я не помню, чтобы родители много работали — хотя у нас были огород, куры, кролики… но подробностей я, правда, не знаю, Лео. Я об этом не думала…
— Я пытаюсь понять, — сказал он осторожно и мягко. — С тех пор, как ты рассказала мне про… про своего боггарта, я пытаюсь понять, как так можно. И не могу. Я не добрый человек, Лей, я даже мог бы понять, как это, убить вот такого неправильного ребёнка — но так... Растить ребёнка и учить его на всякий случай быть зверем…
Его передёрнуло.
— Нас всех учили, — с пугающим спокойствием и чуть ли не равнодушием сказала она. — Лет с пяти — сначала учили читать, а потом давали первые книжки об этом. У нас… у них, — поправилась она, — у родителей большой двор, и там отгорожен угол, где сделан такой, — она задумалась, — кусок леса. С трухлявыми деревьями, пнями и норами… Мы все там учились сначала определять съедобных личинок — на запах, на вкус — а потом…
— Вы их ели? — содрогнувшись от омерзения ко всему сразу, ко всей этой дикой ситуации, к тому, что его жена так просто и буднично о ней говорила, перебил он.
— Конечно, — с жутковатой лёгкостью сказала она. — Мы же должны были потом узнать их…Ты знаешь, — Лорелей тихо рассмеялась, — мы просто не знали в детстве, что это неестественно и противно, и воспринимали их, как еду… И некоторые из них даже, — она опять рассмеялась, смущённо и виновато, — прости. Это противно, наверное, слышать такое.
— Ты не договорила, — сказал он напряжённо. — Некоторые из них что?
— Довольно… Я не сказала бы «вкусные», но… вполне съедобные. И некоторые мне нравились больше, чем некоторая, — она качнула головой, словно бы извиняясь за повтор, — наша еда. Ты знаешь, — проговорила она задумчиво, — почему-то у нас на кухне всегда отвратительно пахло. И вся еда пропитывалась этим запахом… Я до сих пор не знаю, что это — я нигде больше не встречала такого. Такой затхлый и, — она снова задумалась, — скользкий, прогорклый запах — словно надолго забытая в грязной воде тряпка. В детстве я думала, что так пахнут сама плита, шкафы… стены. Личинки, по крайней мере, обладали собственным и совсем другим запахом — знаешь, что было для меня самым сложным?
— Что? — шёпотом спросил Леопольд. Ему с каждой минутой становилось всё более жутко от обыденности её рассказа — и от мысли, что ведь где-то и сейчас живут эти люди, и что Лорелей была не единственным ребёнком, и у её сестёр или братьев есть уже свои дети, и неужели же и их тоже…
— Съесть их живыми, — сказала она грустно и почему-то слегка виновато. — Они шевелились на языке, и я каждый раз думала, что вот сейчас я сожму зубы, и они перестанут жить…
— Боже, — содрогнувшись, пробормотал он. Его затошнило, и Вейси, сглотнув, потёр рукой горло. Лорелей заметила и правильно поняла этот жест и, смутившись, умолкла, а потом спросила тихонько:
— Принести тебе воды или холодного чая?
— Да нет, — он сглотнул ещё раз и, поглубже вздохнув, попросил: — Не обращай на это внимания. Я просто представил… но ты смогла, да?
Ему хотелось услышать — всё, до конца. Если она смогла всё это пережить, причём в детстве, неужто он, взрослый мужик, не сумеет её просто выслушать?
— Я есть хотела, — улыбнулась она. — Когда родители поняли, что я их не ем, а просто прячу за щеку, меня выпороли, — он вздрогнул, но она продолжал, и он заставил себя отвлечься от этого так буднично произнесённого слова и слушать дальше, — а потом оставили там, в этом нашем «лесу» на два дня. И к концу первого дня я так сильно проголодалась, что… — она замолчала, а потом взяла его за руку и с силой сжала её.
А он, борясь с тошнотой, понимал, что, если не запретит себе сейчас любые эмоции, просто не сможет больше слушать её — и, сделав несколько глубоких вдохов и стараясь отнестись к этому разговору, как к простому допросу, спросил:
— Тебя оставили на два дня на улице?
— Было лето, — словно оправдываясь… или оправдывая родителей? — проговорила Лорелей. — Хотя мне всё равно было страшно и холодно… Я иногда думаю, что тогда так замёрзла и испугалась, что до сих пор никак не согреюсь, — пошутила она — но ему было совсем не смешно.
Лорелей действительно часто мёрзла, и Леопольд, привыкший и жить, и особенно спать в прохладе, до сих пор не придумал, как же им существовать вместе так, чтоб ему не страдать от жары или его жене — от холода. Пока он был болен, он и сам мёрз и стремился к теплу, но сейчас, уже почти выздоровев, плохо переносил наглухо закрытые окна и жизнь в жарко натопленных комнатах. Проблему отчасти решала одежда, тёплая и шерстяная у Лорелей и летняя, совсем лёгкая — у него, и плед, который она клала поверх своей половины одеяла ночью, но ему всё равно было дискомфортно, и он порой раздражённо распахивал окна, говоря, что к прохладе просто необходимо привыкнуть. Но сейчас ему больше не хотелось приучать к ней Лорелей — слишком яркой была возникшая в его мозгу картинка маленькой рыжей девочки, ночующей в одиночку, пусть в ненастоящем, но всё же лесу. Сколько ей тогда лет было? Пять?
— Сколько тебе было лет? — спросил он.
— Я не помню, — задумалась Лорелей. — Лет пять или шесть, наверное… это было в самом начале. Тогда во мне ещё никто не подозревал сквиба…
— А когда стали? — ему хотелось уйти от этой жуткой истории с личинками, и он с облегчением ухватился за эту не то, чтобы более приятную, но, по крайней мере, менее дикую тему.
— Лет в восемь, — подумав, сказала она. — Но хуже всего стало, когда мне исполнилось десять, — она опять замолчала. — Мне кажется, я рассказывала тебе…
— Рассказывала, — кивнул он. И спросил, просто чтобы что-то сказать: — У тебя много сестёр и братьев?
— Четверо, — она прижалась к нему теснее, и он обнял её так крепко, как только мог, и попросил:
— Ты прости меня за то, что расспрашиваю. Я и мучить тебя не хочу — и хочу всё про тебя узнать… Но давай закончим, если ты хочешь, — добавил он быстро.
— Да я… — она поёрзала головой, устраивая её у него на плече поудобнее. — Это всё было так давно, Лео. Я не вспоминала о них много лет… Я расскажу тебе всё, что ты хочешь. Спрашивай…
— Я сам не знаю, — признался он честно. — Я думал, что я пойму… но стало, кажется, ещё хуже. Они не помогали тебе?
— Кто? — удивлённо спросила она.
— Братья и сёстры, — он натянул на неё одеяло, а после и плед, хотя её руки были тёплыми, но сейчас он мёрз сам, хотя в комнате было тепло.
— Нет, конечно, — она опять удивилась и, положив руку ему на лоб, проговорила сочувственно и успокаивающе: — Не изводи себя так. Это, правда, было очень давно, и…
— Почему? — перебил он. — Ладно, допустим, твои родители полагали, что это правильно — но остальные дети были точно в такой же ситуации, как и ты!
— Как раз поэтому, — мягко проговорила она. — Мы все так боялись оказаться сквибами, и они, я думаю, были настолько счастливы, что это случилось не с ними, и просто не хотели лишний раз видеть меня и вспоминать свой кошмар. Лео, — она снова погладила его по лицу. — Представь, что ты несколько лет живёшь и не знаешь, нормален ты или нет… Хотя, наверное, мы больше воспринимали это, как страшную и отвратительную, позорную болезнь. И вот ты здоров — но рядом всё-таки заболел кто-то другой, и тебе страшно даже коснуться его, потому что кажется, что, вдруг это заразно… не суди их, — попросила она очень горько.
— Ты была младшей, да? — догадался он вдруг. Она кивнула, и он внезапно представил, что было бы, окажись он с Шерил в подобной же ситуации — и понял, что не представляет, как бы она себя повела. — Намного? — спросил он, сам не зная, зачем.
— Кого как, — немного удивлённо сказала она — и мягко напомнила: — Я была четвёртой… у меня ещё был младший брат. И всё…
— Ну да, — он попытался рассмеяться, но не сумел и, закусив губы, пробормотал: — Я всё равно не понимаю. И уже не хочу понимать. К Мордреду, — Леопольд помотал головой и, пытаясь унять дрожь ярости и омерзения, попросил: — Поцелуй меня, Лей. Пожалуйста.
И, успокаиваясь постепенно от мягких, лёгких и тёплых прикосновений её губ к своему лицу, подумал, что некоторые вещи вообще не нужно понимать — их надо просто уничтожать или хотя бы вычёркивать из своей жизни.
![]() |
|
Ta_nusia
Я знала, что мой телефон меня подслушивает, но он ещё и подглядывает! Ой, а мне можно эту рекламу?))) сурьма полезная же.))Подсматривает, что я читаю! А так как читаю я сейчас "Обратную сторону луны"... В общем, на каждой странице, где упоминается одна из значимых деталей облика Скабиора, вылезает реклама сурьмы. Марки Су-0, Су-1 и 2. С фоточкой (не Скабиора, сурьмы). А вы ещё спрашиваете, почему комодики. 1 |
![]() |
|
![]() |
|
Ta_nusia
Нет!))))) |
![]() |
|
🤭🤭🤭
|
![]() |
|
miledinecromant
Ta_nusia ЖДУН АКТИВИРОВАНВам ответит Бета, как главный по крипоте и кровь-кишочкам. Да, для это в планах (неизвестно какой дальности) и живёт под кодовым названием "Он волком бы выгрыз бюрократизм" )))) 3 |
![]() |
|
Мой любимый кусок лета и вообще жизни — тот, где я наслаждаюсь Вашим творчеством. И он наконец настал <3
2 |
![]() |
|
Elegant
Мой любимый кусок лета и вообще жизни — тот, где я наслаждаюсь Вашим творчеством. И он наконец настал <3 Спасибо! ))2 |
![]() |
|
fialka_luna
Я все-же взялась за «Луну» и не могу оторваться. Прочла примерно 70% и жалею, что читаю уже в готовом виде, не в «онлайн» режиме, когда ждёшь новую главу и невероятные обсуждения в комментариях. Спасибо вам! ) Это так приятно. ) Какие живые герои, я внутри вашей Вселенной и мне очень сложно возвращаться в реальность. Я думаю, немножко можно и не возвращаться. Считайте это маленьким отпуском от реальности .) 4 |
![]() |
|
fialka_luna
Спасибо! Это было незабываемое путешествие. Спасибо, что прочитали. ) Скабиор, Стая Фенрира, Гвен, оборотень-пожарный, оборотень-кузнец,британские и ирландские волчата- настолько все они разные, каждый по-своему интересен и объединяет всех Луна. Два вопроса остались «Скелет из сундука» Бэлби Грейбек отец Кристиана? 1. Однажды, может быть, у нас дойдут до него руки. 2. Нет, конечно, нет. ) 3 |
![]() |
|
2 |
![]() |
|
Inconcsient
Красиво. На Маяковского похоже 2 |
![]() |
|
Dreaming Owl
Inconcsient Спасибо!))Красиво. На Маяковского похоже Показалось, что именно этот ритм подойдёт лучше всего) 2 |
![]() |
|
Inconcsient
Навеяло) Ого! ух ты! Спасибо! Как здорово!его сердце пришито к дому его семьи будь ты из аврората либо со взглядом змеи погоди, не тяни пока нити уходят в плоть волк бежит скулит хоть, но жив... рядом... научился отслеживать взглядом дистанцию повороты не важно кто ты с миром - живи нет? - утони в крови скорей всего он уже чует твой запах четырехлапо вывернется из кожи волк тебя уничтожит 3 |
![]() |
|
Alteya
Inconcsient Вам спасибо за прекрасную вселенную, в которую хочется погружаться снова и снова.)Ого! ух ты! Спасибо! Как здорово! 1 |
![]() |
|
Inconcsient
Alteya Погружайтесь! ))Вам спасибо за прекрасную вселенную, в которую хочется погружаться снова и снова.) 2 |
![]() |
|
Удивил строгий министерский работник, который поёт по вечерам)
|
![]() |
|
fialka_luna
Удивил строгий министерский работник, который поёт по вечерам) Ну, должен же он отдыхать.))3 |